Майк привез ко мне брагу, и мы гнали ее через чайник. Вечером он заявил, что едет домой на моем велосипеде. Отъехав от парадной, он приветливо махнул на прощание рукой и тут же круто зарулил на газон. С тяжелым сердцем я поднялся домой. Через 15 минут зазвонил телефон.

« С велосипедом все в порядке, - сказал Майк. - Этот пидор в «Жигулях» ездить не умеет! Велосипед тут у Фана в коридоре, на Большом, забери после».

Более благоразумный, чем я, Фан лично усадил Майка в такси. Кажется, он тогда сломал руку.

У меня на дне рождения Майк заманил одну из подвыпивших девиц в другую комнату. Выйдя оттуда, он почему-то пожал мне руку и душевно поблагодарил, хотя уходить не собирался.

Я согласился посторожить на майковской работе, пока он где-то отыграет. Выпивка была обещана вперед.

«Вино прекрасное, - объявил Майк, доставая из авоськи бутылку «Изабеллы». - И не заметишь, что красное», - добавил поэт.

На майковской работе мы соображали на троих. «А у меня только рубль», - объявил Майк и вытащил не из того кармана червонец. На него было жалко смотреть. Однако, червонец пришлось пропить.

В три часа ночи мы с Майком прибыли в Москву. Ближе всех от вокзала оказался его приятель Л., которого дома не оказалось. Однако дверь открыло гостившее у Л. молодое дарование (я до сих пор не понял, в какой именно области) по прозвищу «А». «А» не пустил Майка за порог, ссылаясь на то, что «соображать надо, какое время». До «приличного» времени мы дремали на автовокзале. А потом пошли в гости к куда более гостеприимному Рыженко.

В ДК Крупской выступал «Зоопарк». Майк, как всегда, забыл слова в середине песни, но почему-то продолжал открывать рот. Как потом выяснилось, таким наивным образом он пытался обмануть публику, переложив вину на якобы отказавший микрофон.

- Пора домой, - сказал Майк и попытался зайти за дверцу стоявшего рядом с выходом из моей комнаты шкафа. Это были уже девяностые…

«Музыканты дохнут как мухи», - сетовал Майк незадолго до своей гибели.

«Бога нет. А если бы он существовал, то я бы дал ему по роже за то, что вокруг происходит», - сказанул однажды Майк для красного словца.

ИГОРЬ «ПАНКЕР» ГУДКОВ,

инженер звукозаписи альбома «LV».

Я хочу начать с того, почему мы к этой записи вообще подошли, в принципе. Даже с того, как познакомился с Майком. Это был 80-й год, и мы со «Свином» Пановым вовсю уже слупили панк-рок, хотя все остальные его тогда не очень слушали. И был новогодний концерт «АКВАРИУМА» в ЛИСИ, где они играли вместе с Майком рок-н-роллы. Я там присутствовал и сильно был потрясен этим делом. И Гребенщиков сказал в микрофон, что те, кто хочет получить их альбом «Все братья-сестры» («альбом» - как-то это было в диковинку), тот может подойти после концерта к музыкантам и спросить, где его взять. Я, естественно, тогда был наглый и подошел. Мне было сказано, что пленка стоит, не помню, но типа 6 рублей, что сейчас ее нет, но можно все сделать, и мне был оставлен телефон гребенщиковской квартиры на Алтайской. Тогда все это было просто - получить телефон какого-то Гребенщикова.

Я позвонил, и мне был продан альбом. Потом мы с Гребенщиковым стали меняться пластинками - мы с Пановым давали ему всякий панк - Игти Поп, «СТРЭНГЛЕРЗ», «ПАБЛИК ИМИДЖ», тогда мало было таких дисков вообще, а он осчастливил нас своей записью «Концерт в Гори», по приезду сюда. Мы были, наверное, одними из первых, кто ее получил.

А потом он сказал, что Майк записал новый альбом «Сладкую N», тоже его распространяет, и дал мне майковский телефон. Я позвонил, и Майк спросил, как удобнее встретиться - может, я зайду? Я, конечно, за эту мысль ухватился, приехал. Хотя вообще все это забавно - какое время - звонит неизвестный человек с улицы, говорит, что хочет купить пленку, а за продажу пленки можно было очень лихо загреметь - спекуляция и т. д. Ну, ладно, прошел я в комнату, очень в кайф - завешана вся фотографиями, плакатами. Ну, вот я сидел и хотелось мне выпить, но я не знал, пьет ли Майк, ибо пустых бутылок я нигде не видел и, вообще, жилище не производило впечатления человека выпивающего. Тем более, Майк сказал, что курит обычно на лестнице, но вот сейчас лето, родители на даче, и можно курить в комнате. Мы сидели, курили в комнате и пили чай, выпили, наверное, кружек по 6 чаю. Уходить мне не хотелось, ему, наверное, тоже как-то было скучно быть простуженным в одиночестве, он мне рассказывал всякое за рок-музыку, кстати, тогда я впервые услышал о Лу Риде. Потом он снизошел и сыграл мне несколько своих песен. И вот я сижу, думаю про выпить, смотрю на часы и понимаю, что стрелки приближаются к времени «Ч», когда закроются магазины, а спросить как-то боязно. И тут Майк пошел к окну выкинуть хабарики, отодвинул занавесочку, и там стояли бутылочки - вот тут-то я их и увидел, причем что удивительно - из-под рома, хотя мы тогда пили портвейн, ну, и водку. Я понял, что - ага и сказал: «Майк, ты знаешь, когда я заболеваю, я сразу выпиваю алкоголь, и мне помогает». Он согласился и сказал. что тоже, но вот у него с деньгами туго - не хватает, и спросил меня - выпиваю ли я. «А как же», - и мы тут же вскочили и побежали в магазин, мгновенно! Обратно мы вернулись довольные, беседа потекла непринужденнее, и потом мы поехали к Рыбе, этим же вечером, просидели там всю ночь, и после этого мои отношения с Майком переросли в дружеские, то есть мы общались почти каждый день.

А у меня давно была идея - я знал, что есть студия звукозаписи при Театральном институте. Сначала, с подачи Майка, я устроился в Большой Театр Кукол, где записывалась «Сладкая N». Там тоже была студия, несколько раз там писался «АКВАРИУМ». Но работать нормально там было трудно - и аппаратура была не ахти (не было возможности наложений), сумасшедшее начальство и рядом трамвайная линия - все тряслось и детонировало.

И с разными сложностями, но я все-таки устроился звукооператором в Театральный институт, где и студия была лучше и вообще посвободнее. Майк туда ко мне приходил, ему все нравилось, так как по тем временам иметь доступ к 16-канальному тесловскому пульту, микрофонам австрийским всяким было очень ничего себе. Проработал я там месяца четыре, наступило лето - никто не учился, приемная комиссия в другом здании, короче, работы нет.

И Майк решил, что надо записаться. Я, конечно, немного опасался. Первым делом мы секретно пронесли туда две майковские гитары, и я их спрятал в кладовой. Но барабаны туда пронести было нельзя, а Майк хотел электрический альбом, и поэтому он пошел и надыбал драм-машину, вещь по тем временам тоже диковинную, по-моему, у Тропиллы, ту, с которой потом «КИНО» писалось - то есть реликвию, вообще интересно, где она сейчас?!

Майк веселился с ней, как ребенок. Сначала он притащил ее домой, подключил через «Маяк» и экспериментировал. Звуки она издавала ужасные, если вспомнить динамики «Маяка». А самыми ужасными были ритмы - «Бесамемучо» всякие. Кнопка с надписью «Рок» угнетала - она регулировалась только по скорости!

Наконец, день настал, после всяких задержек - лето все- таки. Майк приехал ко мне в институт, и мы стали вдвоем пробовать. Потом поехали в какие-то гости, а на следующий день он пришел с идеей записать песню целиком. Это были «Золотые Львы». Она, наверное, хуже всего и удалась, потому что первая, там звук плавает. Майку не очень понравилось, мы пленку отложили, продолжали возиться с педалью «дисторшн», которую взял у маленького Дюши. При записи были как удобства, так и неудобства. Например, на пленке мы не экономили, пленка вся была государственная. (Вот когда писали Кинчева, там было другое дело, и на одну песню нам даже не хватило.) С другой стороны, студия была разделена на два помещения, и мы не могли друг друга видеть, а могли только слышать, что было неудобно. В результате мы стали писать гитары в большой комнате.

Вообще Майк все так организовывал, что основное время мы находились вдвоем. Он что-то делал, а потом приводил того, кто был ему конкретно нужен. Но бывало и по-другому: вот Илья Куликов, например, с бэкинг вокалом на «Гуру из Бобруйска» просто так зашел. Там где был хор, пел вообще кто угодно, так как мы поняли, что заниматься в этой студии многоголосием сложно.