Ну и написал Майк «Песню Гуру» — злую, четко адресованную, не оставляющую никаких сомнений в отношении Майка к Морозову и его творчеству — и навсегда лишил себя удовольствия общения с Юркой.
Хотя, даже если бы не эта песня, вряд ли бы они сошлись. Слишком по-разному они понимали музыку и слишком убеждены были в правильности собственных позиций.
Несмотря ни на что, песня получилась достаточно веселой, чтобы не испортить альбом.
«Белая ночь — Белое тепло» — благодарный кивок любимому Майком Лу Риду и группе Velvet Underground. В их музыку российский слушатель не врубится никогда, хотя «Велветс» — реальная, настоящая классика, не дипапал какой-нибудь. Джон Кейл, Лу Рид и Нико — это титанические фигуры, это столпы рок-музыки, а Россия прошла мимо них, так же как прошла мимо Боба Дилана, Нила Янга, GGrateful Dead, мимо «Pet Sounds» Beach Boys, мимо первого альбома, «Трубача» Pink Floyd — единственного, который представляет интерес, и единственного, который можно назвать настоящим их шедевром. Это не хорошо и не плохо, якуты и аборигены Австралии тоже вряд ли слышали Леонарда Коэна. Рок — не русская музыка. Но тем, кто пытается здесь играть рок-н-ролл, приходится как-то приспосабливаться, играть так, чтобы на их концерты хоть кто-то ходил. И выходы есть — очень простые. Можно начать играть что-то похожее на блатняк, а можно всю жизнь просидеть по клубам ранга «Орландины». Второй путь правильнее — те, кто считается у нас иконами и чуть ли не Львами Толстыми рок-музыки у себя на родине, до седых волос рубятся по клубам — ив этом кайф. Рок-н-ролл — клубная музыка. На стадионах играют поп-артисты.
Майк приспособился без ощутимых потерь. Его слабость ушла, закрылась барабанами и овердрайвом, но сами песни остались — и группа «Зоопарк», не случись с Майком трагедии, молотила бы по всей стране и в наши дни — и легко бы собирала полные залы — по одной простой причине: Майк играл рок-н-ролл, которого в нашей стране очень мало, а любители на него все-таки есть.
«Белую ночь», кстати, Майк написал в минуты полного безденежья и наивно хотел продать ее Свину — за три, кажется, бутылки сухого вина. Свин послушал песню, обдумал предложение Майка и сказал что-то вроде: «У меня и у самого такие песни неплохо выходят». В результате вино все равно купили — и не три бутылки, а больше — и все напились до умопомрачения.
На этом же альбоме — три грандиозных жалобы Майка на окружающий мир: «21 дубль», «Шесть утра» и «Золотые львы».
Майк, по большому счету, только начинал. Впереди было еще восемь лет — совершенно триумфальных. Он играл «квартирники» и клубные концерты, писал одну песню за другой, они просто лились из него. Его мгновенно полюбила вся страна и принимала так, как не принимала в те годы никого. Майк ездил в Москву королем, а в провинцию — пророком, он был настоящей звездой — при всей своей робости и слабости.
Выстрелы
О грустном.
Девяностые для Майка начались в восьмидесятых. Выше на страницы было вылито столько восхищения, что Майк мог представиться существом каким-то идеальным и гениальным, а степень его гениальности — безусловной и свободной от критики в силу отсутствия того, что можно критиковать — «Что ни напишет — все бесподобно».
Критиковать песни Майка, как и вообще любые песни, вряд ли имеет смысл. Есть песни хорошие, есть плохие — и все. Чего тут критиковать-то? Тем более что всегда найдутся слушатели, которые скажут, что вот эта плохая песня — он и есть самая хорошая. А автору критических статей и рецензий (в данном случае — этих строк) остается только уповать на свое, чисто субъективное мнение.
Но мнение тех, кто считает слабую песню сильной, тоже субъективное. Меня же попросили написать все эти строки — значит, те, кто попросили, с моим мнением считаются, а значит, оно субъективно лишь отчасти. То есть существует некая аудитория, для которой мое мнение важно, и она, аудитория, готова его разделить. Ну, или хотя бы прислушаться.
В середине восьмидесятых Майк начал проходить испытание «медными трубами». Он избежал фигуральных огня и воды, и медные трубы свалились на него совершенно неожиданно и в достаточно извращенной форме.
Часто бывает, что на голодранца-попсовика, спевшего удачную песню композитора Матвиенко (справедливости ради стоит заметить, что неудачных песен у композитора Матвиенко нет — он реальный гений поп-музыки), — так вот, на голодранца-попсовика тут же валятся какие-то сумасшедшие деньги, стилисты, водители персонального автомобиля (поскольку голодранец-попсовик, в силу полного своего голодранства, никогда за рулем не сидел — ни своей машины, ни чужой, — потому что такого мудака, как наш виртуальный голодранец-попсовик, ни один вменяемый человек никогда бы на водительское сиденье своей машины не посадил). И начинает попсовик (теперь — голодранец лишь в душе), что называется, «гнуть пальцы». Кичиться свалившимися на него деньгами и вести себя в формате московской светской хроники. То есть имитировать романы с людьми своего пола, фотографироваться в жопу пьяным на ответственных мероприятиях и обнаруживать своих собственных детей, зачатых когда-то на гастролях (которых никогда не было) в разных уездных городах (в которых попсовик никогда не бывал). Так же попсовик начинает покупать одежду и разные там аксессуары по таким ценам, что стоимость пиджаков и туфель лучше считать не в рублях, не в долларах или евро, а в автомобилях «Лада». Типа — часы купил за сорок штук. «Лад». Пересчитывайте сами.
У Майка была совершено другая история. Денег у него как не было, так, в общем, и не появилось. Но зато появилась всероссийская слава и авторитет.
С Майком теперь все советовались, Майк был третейским судьей во множестве споров о музыке, часть населения копировала его вкусы и пристрастия, он заполнял анкеты (типа: Ваш любимый напиток, цвет, звук, пук) — кому-то все это было нужно. Ему присылали из зала записки, и любая чушь, сказанная им, считалась мудростью.
Майк был человеком очень умным и не мог всего этого не видеть. И, как человек не только умный, но и хорошо воспитанный, не мог не удивляться происходящему. А в силу робости, которая никуда не делась, не мог не растеряться.
Что говорить, если даже обожженный, как классный глиняный кувшин, БГ растерялся и говорил, что в конце восьмидесятых, когда «Аквариум» вышел на стадионы, в провинции «…нас встречали с таким странным восторгом, будто мы лично свергли советскую власть».
Майк переживал то же самое. Слушатель (и не только в провинции, но и в столицах) на стадионах, в концертных залах и на квартирниках «хавал» абсолютно все, что выдавал Майк в любом состоянии. Причем если он был сильно пьян, то восторг публики усиливался прямо пропорционально — чем пьянее был артист на сцене, тем милее он был слушателю в зале.
Растеряешься тут. Особенно если любишь выпить.
У меня складывается устойчивое ощущение, что Майк в какой-то момент перестал видеть ту планку качества, которая и сделала его тем, кем он был, — одним из «отцов-основателей» всей русской рок-музыки.
Записанный в студии Тропилло альбом «Белая полоса» — первый диск Майка и «Зоопарка» (то есть именно первый диск, виниловая пластинка, изданная на фирме «Мелодия») — откровенно слаб.
(Здесь — выше и далее — мнение мое, то есть автора, — как и в любой другой книге, отечественной, зарубежной, написанной или еще только планируемой к написанию кем угодно.)
Альбом, как и большинство того, что записал Майк в восьмидесятые, был сделан на студии Андрея Тропилло. Это милейший и умнейший человек. Разве что только слишком уж умный для того, чтобы быть лучшим продюсером современности. Будь он чуть глупее — был бы лучшим. А так — просто хороший.
Мешает ему стать лучшим его собственная философия, следуя которой Тропилло занимается тем ли иным музыкальным проектом. Он никогда и ничего не делает (и не делал) просто так, не осмыслив и не пропустив через главные постулаты своей философской мысли музыку артиста, с которым он будет (или не будет) работать.