– Почему тебя не выкупили? – поинтересовалась жена купца.

Невольник оставил ее вопрос без ответа.

Она недоуменно пожала плечами и повернулась к верному Халиду, который тут же вручил ей кипу каких-то бумаг. Встряхнув документы, чтобы они расправились, она почти сразу обнаружила то, что искала. Все еще не веря своим глазам, женщина перечитывала запись – де Готье.

Боже мой, возможно ли это? Она заставила себя перечитать написанное на листе, чтобы подтвердить подозрения или развеять их. У нее перехватило дыхание, и она непроизвольно сжала захрустевшие бумаги, сминая края.

Какое ужасное стечение обстоятельств привело этого мужчину к ней? Во всей Англии не было человека, более неподходящего для выполнения ее поручения, человека, которому ни в коем случае нельзя доверить самое большое сокровище, смысл всей ее жизни. Де Готье – нет, это невозможно.

Приступ кашля подступил внезапно, как это часто случалось с ней в последнее время. Прижимая руки к вздымающейся груди, Сабина расслабилась на руках Халида, подхватившего и прижавшего к себе свою госпожу.

Не говоря ни слова, он донес драгоценную ношу до горы подушек и опустил на них. Он дал ей в руки квадратный кусок материи, участливо склонился к Сабине, пока бедная женщина прижимала ткань ко рту, чувствуя, как вместе с кашлем из ее больных легких начала бежать кровь.

Когда приступ, наконец, закончился, Сабина почувствовала себя слабее, чем всегда, и некоторое время полежала на подушках, не в силах пошевелиться.

– Я отошлю его обратно, – предложил евнух. Протестуя, она приподняла руку.

– Нет, я еще не закончила с ним. – Не обращая внимания па нахмурившегося Халида, женщина перевела глаза на де Готье.

Да, теперь ей стало совершенно ясно, почему ее память всколыхнулась при виде этих глаз. Когда она впервые столкнулась с де Готье, он был мальчиком восьми лет от роду. В то время Сабина звалась леди Катариной и была юной женой лорда Джеймса Байярда, а ребенок был пленником ее мужа.

Джеймс, каким бы хорошим и добрым он ни казался, не считал зазорным использовать наследника де Готье для получения того, что он и его предки так долго жаждали. Из поколения в поколение Байярды и их соседи враждовали из-за клочка земли под названием Дьюмор Пасс, что лежал между двумя владениями. Хотя даже короли вмешивались в этот спор, мир, воцарявшийся между двумя семействами, был недолговечным, потому что ни одно из них не желало уступить право сбора дани с этого клочка земли. В результате за долгие годы вражды из пролитой крови выросла ненависть.

Если бы юный отпрыск враждебного семейства не оказался таким смышленым, Джеймсу наверняка удалось бы закрепить земли за Байярдами. Юный де Готье жил в замке на положении пленника все время, пока велись переговоры. Оказалось, что он не терял времени даром, хоть никто и не принимал его несогласия и гнева всерьез. Ему позволили свободно разгуливать по замку и однажды ночью, мастерски использовав украденный кинжал, он вырвался на свободу. «Но это случилось почти двадцать лет назад, практически прошла целая жизнь», – размышляла Сабина, рассматривая мальчика, ставшего мужчиной. Интересно, их семьи все еще враждуют? Она отмела нелепый вопрос. Даже война Англии с Францией, которая, по-видимому, подходит к концу, не длилась так долго, как вражда этих двух семейств.

Даже теперь, когда женщина думала отказаться от этого невозможного, невыполнимого плана тайком увезти свою дочь из Алжира, мысль эта все равно крутилась в ее утомленном мозгу. И так как Люсьен де Готье не узнал ее, у нее есть еще возможность использовать его при условии, что она не проговорится о своей прежней фамилии.

Следовательно, его надо заставить поверить, что ее дочь Александра рождена от арабского мужа.

С трудом приняв сидячее положение, Сабина взглянула в его глаза, неотрывно следящие за ней.

– Мы договорились? – спросила она.

Его глаза, подозрительно прищурившись, превратились в щелки.

– Прежде всего я должен знать, что вас так расстроило, – он кивком головы указал на документы, лежавшие на ковре.

Медля с ответом, Сабина поправила шелковое одеяние.

– Ничто не могло меня расстроить, – наконец произнесла она. – Я просто неважно себя чувствую.

– Вы лжете.

Рассерженная его проницательностью, женщина откинула голову.

– Я плохо себя чувствую, – повторила она. Именно поэтому ты здесь.

Совершенно очевидно, что невольник не поверил ей, но не стал больше допытываться.

– Продолжайте.

– Я предлагаю тебе свободу.

Прежде чем ответить, англичанин довольно долго ее разглядывал.

– И что я должен буду сделать за эту свободу? Сабина стиснула руки, лежащие под шелковым покрывалом.

– Возьми мою дочь с собой, когда будешь уходить.

– В Англию?

– Да, у меня там семья.

– И это все, что вы хотели попросить у меня?

– Да. Но все не так просто, как кажется. Мой муж не позволит сделать это, да и Александра, моя дочь, по своей воле не поедет.

– Тогда зачем отправлять ее?

Сабина промолчала, испытывая физическую боль от того, что именно она должна открыть невольнику, чтобы добиться его доверия и согласия на сотрудничество.

– Как я уже сказала, я неважно себя чувствую Скоро Александра должна выйти замуж за человека исламского вероисповедания, но когда я умру, некому будет ее защитить.

– Вас волнует ее безопасность?

– Да, но я также не хочу, чтобы она повторила мою судьбу. Если бы моя дочь подходила к той участи или к той роли, которая ей здесь уготована, я бы не волновалась так, но дело в том, что Александра не подходит...

– К жизни?..

– К жизни в гареме, – быстро проговорила женщина, не желая слышать новых непристойностей.

Уголки рта Люсьена слегка приподнялись то ли в улыбке, то ли в презрительной ухмылке.

– А если она не захочет пойти со мной?

– Ты войдешь в гарем, – произнесла Сабина, будто это являлось самой простой вещью па свете. – Там ты заслужишь ее доверие и если я не смогу убедить ее уехать, ты заберешь ее оттуда. Все будет устроено таким образом, что вы оба сможете безопасно уехать из страны.

Взгляд Люсьена метнулся от Сабины к Халиду.

– Даже я знаю, – едко заметил он, – что до тех пор, пока мужчина не перестает быть мужчиной в полном смысле слова, он не допускается на женскую половину дома.

Она перевела взгляд с Люсьена на евнуха, прекрасно зная о безмолвном сражении, идущем между ними. Вполне очевидно, де Готье не скоро забудет об унижении, которое ему пришлось претерпеть от рук Халида, по и тот будет помнить об оскорблении.

– Да, – согласилась женщина, – только члены семьи и евнухи допускаются в гарем. И тебе придется стать им, чтобы войти туда.

– Стать евнухом? – недоуменно, как будто не веря своим ушам, спросил Люсьен. – Если вы думаете, что я хочу походить на него, – подбородком невольник указал па Халида, – то, должен сказать, что я отвергаю ваше великодушное предложение, мадам. Если мне суждено вернуться домой, то я возвращусь полноценным мужчиной.

– Ты только сделаешь вид, что стал кастратом, – пояснила Сабина. – Никто, кроме меня и Халида, об этом не узнает.

– Я могу ему доверять?

– Он верен мне и не выдаст нашей тайны.

– А если я откажусь?

Женщина посмотрела ему прямо в глаза.

– Если ты откажешься, Люсьен де Готье, ты будешь мне больше не нужен и станешь настоящим кастратом.

Англичанин удивленно засмеялся:

– И снова вы принимаете меня за дурака. Думаете, я не знаю, что кастрация запрещена исламом?

Это действительно было так. Только мусульманам разрешено было оскопление, но не иноверцам, несмотря на огромную потребность в евнухах.

– Ну, закон можно нарушить, – насмешливо произнесла жена купца, вызывающе приподняв голову. – Поскольку я не приняла мусульманства, одно маленькое нарушение не ляжет тяжким бременем на мою совесть.

Халид шагнул вперед.

– Я сделаю это своими руками, – произнес он по-английски.