А недавно десятилетие выпуска отмечали, устроили семейный вечер. Сняли кафе на берегу городского пру­да. Пришла черненькая со своим мужем. Пришла бе­ленькая со своим шатеном. Пришел я со своим пузом. Посидел со всеми, тихонько вышел. На берегу, в кустах, разделся. Мысленно попрощался со всеми. И нырнул. В прорубь. Абсолютно был уверен, что утоплюсь. Ока­залось — ничего подобного: с удовольствием искупался. Стал «моржом». Живу до сих пор.

Вы никогда не задумывались: на кого рассчитаны телевизионные новости? Отвечу: на людей, полностью лишенных воображения. Их проинформировали — они приняли к сведению. И никаких рефлексий.

Но что делать таким, как я? У которых впечатли­тельная душа? Которые домысливают, дорисовывают, дополняют воображением? Что мне прикажете делать?

Мне показывают: герой жатвы. Обветренное лицо. Натруженная рука. Ведет комбайн. Море пшеницы... До­полняю воображением. Сам веду. Стопудовый урожай. Двухсотпудовый. Трехсот. От зари до зари. Тройная оплата. Вернулся с «Жигуленком». Жена счастлива. Со­седи завидуют. Отличное настроение!

И вдруг: геологи в тайге. Ищут нефть. Бездорожье. Болота... Дополняю воображением. Сам ищу. Болотная жижа в сапогах. Нос распух от комариных укусов. Руки примерзают к железу. Продукты кончились.

Жую

клюк­ву. Запиваю нефтью. Депрессия, апатия, дикая тоска...

И вдруг: кто-то бежит сто метров. Быстро бежит... Дополняю воображением. Сам бегу. Сто. Двести. Четы­реста. Марафон. Олимпиада. Победа. Иностранная де­вушка целует. Лавровый венок. Щами пахнет. Отличное настроение!

И вдруг: где-то разбился самолет. Дым. Носилки. Нога свисает... Дополняю воображением. Моя нога. Меня уно­сят. Приносят. Телеграмму. Жена рыдает. Утирается. Выходит замуж. Другой мужчина бродит в моей квар­тире. Мой портрет висит на стене. Ремонт. Его сни­мают. Забывают повесить. Пылюсь в углу. Депрессия, апатия, дикая тоска...

И вдруг: погода. В Крыму купаются. Отличное на­строение!

В Мурманске снег.

В Ташкенте плюс тридцать. Отличное настроение!

В Поволжье холодно.

Спрашивается, если в Поволжье холодно, зачем об этом сообщать на всю страну? Кому от этого теплее? Если где-то катастрофа, зачем показывать? Кто ушел, того уж не воротишь,— зачем меня, живого, пугать?

Вы скажете: таких, как я, меньшинство. До поры до времени! Образование ширится, культура растет, тонких душ все больше и больше. Впечатлительность впереди инфарктов идет. Подростки рефлексируют. До­школьники параллели проводят. Ассоциируют некото­рые, сам видал. Пора об этом подумать. У меня есть практическое предложение: всю информацию группиро­вать по дням недели.

Суббота. В субботу — только смешные новости. В таком-то зоопарке родился гибрид страуса с пеликаном. Все довольны. В Шотландии подводное чудовище съело теле­камеру. Чувствует себя хорошо. В Италии соревнование чудаков: кто больше оперных арий споет, сидя в транс­форматорной будке. Сидят, поют. Отличное настроение!

Воскресенье — канун трудовой недели. Людям бод­рость нужна. Показываем только достижения. На строй­ках, заводах, в колхозах. В спорте. Хорошо бы дого­вориться со спортсменами, чтобы они мировые рекорды били только по воскресеньям.

Понедельник. Понедельник — день тяжелый. Сюда — все аварии. Кому надо, пусть смотрят. Сюда же можно о вреде алкоголя на дорогах страны. Сюда же: где сегодня плохая погода.

Со вторника по четверг — новости науки и техники, трудовые будни.

В пятницу: только погода. Только хорошая.

В субботу — снова юмор. Дрессированный бегемот считает на ЭВМ. Все довольны. Пойман сом, возраст триста три года. Чувствует себя хорошо. Найден гриб, напоминающий в профиль Карлсона, живущего на крыше,— отличное настроение!

И ни-ка-ких рефлексий.

Всего нас восемь. Меня зовут Аш-два, я последняя в шеренге. А может, и первая, смотря как считать. Но первая ли, последняя ли, не имеет никакого значе­ния: все равно я пешка. Боевая единица шахматного сражения. Как сказал поэт, «единица — вздор, едини­ца — ноль». Нами помыкают как хотят. Фигуру сначала долго вертят в пальцах, при этом вздыхают, размышля­ют, покуривают. А нашего брата двигают не задумыва­ясь. Как мне ненавистна эта белая косточка, эти над­менные слоны, холеные кони, эти тупые, прущие через все поле ладьи. А ферзь?! Формально он самая важная фигура после нашего великого короля, а на самом деле — обычный бандит с большой дороги. С главной диагонали — А-один — Аш-восемь. Он бьет всех, его — никто, о каком уважении прав личности можно говорить в такой ситуации?

Чаще всего от нас требуют невыполнимого. Ну вот, пожалуйста,— меня заставляют напасть на слона. Это же смешно! Ведь он все равно отойдет, не станет связываться с малявкой... Не отошел. Растяпа. Беру слона. Не хочу, но беру. Сейчас меня долбанет конь. Уже косит глазом... Нет, не догадался. Сивый мерин ты, а не конь. Меня спешно продвигают вперед. Еще впе­ред. Эй-ей-ей, поосторожнее. Меня же сцапают! Защи­тите меня кем угодно, хотя бы соседкой Эф! Только поскорей! Вот так. Так спокойней. Привет, сивый мерин что-то сообразил, вернулся обратно и взял нас с Эф в вилку. Интересно, кого пожертвуют: меня или ее?

Меня пихают вперед. Прощай, соседка! ...Мамоньки, куда же вы меня, под ладью?! Слава богу, протопала мимо, тупица. Следующим ходом наверняка возьмет... А меня пока продвигают еще на одну клеточку. Сей­час возьмут здесь, вот на этом черном траурном ква­дратике... Не взяли! Ну и слабак играет против нас! Чудесно! Меня подымают, и я делаю последний шаг, вернее, прыжок— и я на крайней горизонтали!

Слушайте, со мной происходит что-то необыкновен­ное. Расту, да еще как! Чувствую колоссальную силу, бодрость! Петь хочется! Вопить, орать, приказывать, на­казывать. Пнуть кого-нибудь под зад, чтоб полетел к чертям собачьим по всем шестидесяти четырем!!!

С новой высоты доска видна совсем по-другому, в иной, так сказать, перспективе... И наши фигуры и про­тивника — все они теперь ниже меня, о пешках и не говорю — они где-то внизу, букашки. Позвольте, да ведь я ферзь! Определенно, ферзь! Ого-го, заслуженное пре­вращение... Ну, теперь разберемся. Значит, это наши. Мои. Вот слон — экий неповоротливый. Ладья. Ну и ду­реха! Король. Мой король. Привет, папаша! А это кто? Король? Чей? Ихний? Шах, сударь! И еще шах. Чем это вы защищаетесь? Ах пешками? А мы их цап! хлоп!.. Тихо! Что за писк? Молчать! Беру, значит, надо. Когда я была такая, как вы, нас брали и не спрашивали. Ясно?.. Мат.

Душно. Поздно. Спать, спать... Вошел в комнату, включил свет. За окном чернота ночи июльской. Весь свет включил: и верхний, и торшер, и настольную. Изу­чил стены, потолок. Мелкий пошел комар. Кусается, как прежний, а разглядеть трудно. На стене бить легко, но они ведь на потолок норовят. По стенам, газеткой: раз! раз! раз! По потолку, со стула, изогнувшись, с го­ловой навзничь... Слабый удар. Ну, размаху побольше: раз! раз! раз! И раз... Семерых выбил. Как попадают? Фортка затянута марлей, марля «Дэтой» опрыскана. Мер­завцы. Еще раз осмотрел. Прислушался. Тишина. Свет выключил. Лег. Тихо, темно, душно. Простыня какая горячая. Может, ее весь день в холодильнике держать? Но хоть тихо. Даже в ушах звенит. Нет, не в ушах. Где скрывался? Все, не уснуть. Встал, включил свет. Осмотрел стены, потолок. Мебель. Никого. И тишина. Померещилось? Выключил свет. Лег. Тишина. И в тиши­не— тончайшая комариная песня. Ближе, ближе... Дальше... Ближе, ближе... Ладно, укуси уже, на себе прихлопну. Согласен, только не тяни... Вот так в жизни: скорее уж ударьте нас, только бы это прошло, про­изошло. И спать, спать...

Ближе... Дальше... Ближе... Дальше... Никак на цель не выйдет. Ну, ты, камикадзе. Давай, пикируй. Призем­ляйся. Вот, я простыню откинул. Все посадочные пло­щадки предоставил. Вот лоб. Щека. Вот руки вывернул — нежными местами, где кожа потоньше — к тебе. Я жду, я согласен, садись... Сел! Лапки твои легонькие — слы­шу. Не торопись — потерплю. Подожду — ищи, где вкус­нее. Вот, вот, тычь хоботком. Там, сям. Вот здесь, а? Здесь вкусно. Здесь тебе понравится. Не понравилось? Здесь кожа толстая? А ты бурильщик? На сдельщине? Наоборот, на повременке. Ну, ищи, где кровеносный слой ближе к поверхности. Нашел? Молодец. Давай бури. Вбуривайся давай. Вбурился? Не пойму. Вбурился... Хлоп!!! Скотина, какая реакция.