Многочисленные вельможи, восседавшие в ложе, уже давно перестали шептаться между собой, все смотрели на Мейчона. Перед ними открывалась новость, которую можно долго и со вкусом обсуждать. Мейчон прекрасно понимал это, но решил идти до конца.
— Невзирая на рану, — продолжал он, — я вышел сегодня на Арену, чтобы победить и обратиться с просьбой о справедливом суде к великому Димоэту. Но я обращаюсь к вам, ваше высочество. Я ничего не знаю о судьбе друга и боюсь, что его нет в живых. Даже просто увидеть его — было бы для меня счастьем.
— Почему же, — медленно спросил принц, — эти семеро грабителей, если ты подозреваешь в них наемных убийц, оставили тебя в живых?
Мейчон понял, что почти добился своего. Он встал с колена, постарался как можно быстрее снять золоченые нагрудник и панцирь, расстегнул рубаху и сорвал повязку, обнажая рану.
— Но ведь это же удар в сердце! — не удержался от восклицания принц. — Как ты вообще остался жив?
— Я — гапполушец, ваше высочество, — ответил Мейчон. — У меня сердце с правой стороны.
— Но все равно ведь рана опасная! И ты ради друга собирался с таким ранением сражаться с лучшими бойцами мира?
— Да, ваше высочество. Мы дали друг другу Клятву Дружбы До Конца Жизни, — не моргнув глазом солгал Мейчон. Какая разница — выполняли они священный ритуал Дружбы на всю жизнь или нет, если Мейчон готов сейчас на все ради того, чтобы спасти Трэггану.
Принц Марклит задумался. Мейчон склонил голову, ожидая его решения и всем видом показывая, что примет любое, как должное.
На Арену под звуки труб и приветственные крики зрителей выехали с разных сторон арены рыцари первой пары. Оруженосцы подали им копья и бойцы изготовились к поединку.
— Что ж, — наконец сказал принц, — за справедливым судом ты сегодня обратишься к великому Димоэту лично. Он — хозяин мира, мы лишь слуги его. А насчет твоего беспокойства насчет жизни друга… Я тебя понимаю. Если хочешь, отправляйся в главный элиранат и повидайся с ним. Если он жив, ты его увидишь. Только я не понимаю: почему ты опасаешься за него?
— Его отвергла жена, когда его обвинили. Я боюсь, что он не выдержал удара — она очень многое для него значила.
— Хорошо, ты увидишь его, — согласился принц. — Но после состязаний тебе необходимо будет явиться в Храм Димоэта… — Какая-то мысль неожиданно пришла ему в голову и он спросил: — Постой, а разве тебя не интересуют предстоящие поединки?
— Я никого не хочу обидеть, — поклонился Мейчон, — но я сам должен был быть на Арене. Мне очень тяжело было бы смотреть на Состязания не с Арены, а со зрительской ложи. Пусть даже на почетном месте.
Наследник реухалского престола удовлетворенно усмехнулся и приказал:
— Дайте мне перо и бумагу.
Ему быстро подали специальную дощечку для письма, перо и бумагу. Он начертал несколько строк и расписался. Подозвал одного из вельмож и велел ему отправляться с Мейчоном в главный элиранат и добиться свидания с Трэггану.
Мейчон снова преклонил колено.
— Я даже не знаю как благодарить ваше величество за все, что вы для меня сделали.
— Для тебя я не сделал ничего. Я сделал это не для тебя, — несколько непонятно ответил принц Марклит. — Мне просто приятно, что еще живут отважные и великодушные люди, ради дружбы готовые на все. Ступай, а то опоздаешь к шествию.
Мейчона вместе с сопровождавшим его вельможей не заставили долго ждать — с подписью наследника реухалского престола и его представителем не спорят.
Их провели вниз, в подвал и открыли дверь в широкий каменный коридор без окон.
Вдоль обеих стен коридора, бок о бок, стояли в ряд вооруженные стражники с факелами в руках.
В противоположную дверь ввели Трэггану и подтолкнули навстречу Мейчону.
Мейчон кивнул сопровождавшему его вельможе, чтобы ждал на пороге и пошел навстречу другу.
Вид у Трэггану был не шибко привлекателен — с многодневной щетиной, со свежим едва затянувшимся рубцом на щеке, с темными кругами вокруг глаз, в грязной рубашке, недавно белой, словно вершины Оклумша, а теперь похожую на вытоптанную горную тропку, когда тают снега. Без меча и даже без традиционного кинжала на поясе, он выглядел почти как неодетый.
«Хорошо еще, что кандалы на него не нацепили,» — подумал Мейчон.
Трэггану, в ярком свете факелов, подслеповато щурил глаза.
— Мейчон, — разглядел он приближающегося друга. — Мейчон, ты жив!
На лице арестованного элла появились такие облегчение и радость, словно перед ним открылись двери тюрьмы.
Мейчон подошел к нему и они крепко обнялись.
— Мейчон, ты жив! — только и мог повторять Трэггану. — Ты жив!
— Конечно, я жив, — согласился Мейчон. — Я хотел выступать сегодня на Состязаниях, но меня отстранили маги-эскулапы из-за тяжелой раны.
Трэггану отпрянул от друга.
— Из-за тяжелой раны? — переспросил он, глядя ему в глаза.
— Да, — небрежным тоном отмахнулся Мейчон и продолжил: — Сегодня я иду к самому Димоэту в Храм Семи Богов и буду просить о скорейшем справедливом суде для тебя. Твоя жена и элл Канеррану не хотят этого делать, придется мне самому.
— Млейн… — чуть ли не простонал Трэггану. — Она отказалась от меня.
— Трэггану! — воскликнул Мейчон. — Трэггану! Не сдавайся! Я знаю, что ты ни в чем не виноват, я…
— Млейн…
— Трэггану! — Мейчон тряхнул друга за плечи. — Воин не сдается никогда!
Трэггану поднял на Мейчона глаза. В свете факелов его лицо казалось сейчас измученным и постаревшим примерно на два срока Димоэта. Вдруг волевые складки появились у губ.
— Я и не собираюсь сдаваться, — твердо сказал элл Итсевд-ди-Реухала. — Даже если судьи приговорят меня к смерти, я на Поле Казни буду сражаться до последнего. У меня есть сын, ради которого, я должен жить. — И вдруг без предупреждения, он перешел на велинойский: — Тот, шестой грани — предатель, он нанял разбойников, чтобы убили тебя.
Трэггану не произнес слово «элиран», поскольку на всех языках оно звучит одинаково, но Мейчон понял друга.
— Подземный ход из моей башни упирается в тупик, — продолжал заключенный. — Там все перерыто ходами земляных червей. От тупика по правой стороне уходит ход, он провалился в одном месте в другой ход, а там целый подземный город разбойников…
— Эй-эй, — закричал, опомнившись, глава стражников, — говорите по-реухалски.
— Его высочество принц Марклит разрешил мне увидеться с другом, — возразил Мейчон.
— В записке сказано, что только увидеться. Там нет ни слова, чтобы вы говорили о чем-то! Я и так слишком много позволяю вам! Все, свидание окончено. Выходите!
Мейчон посмотрел на вельможу, сопровождавшего его в тюрьму. Тот развел руками, показывая, что ничего не может сделать.
Мейчон поднял вверх руку, не произнося ни слова. Все смотрели на него. Он достал из ножен кинжал — стражники мгновенно выхватили мечи. Мейчон, не обращая на них внимания, распахнул куртку, скинул ее и снял рубашку, обнажив торс. Затем сорвал повязки, перетягивающие тело и медленно кинжалом провел по груди — по правой половине, где билось его сердце.
И передал кинжал Трэггану.
Никто из стражников не бросился отнимать оружие у заключенного. Все знали и уважали священный обряд Клятвы Дружбы До Конца Жизни.
Трэггану также молча — оба не помнили слов клятвы, да это и не столь важно — снял грязную рубаху и провел кинжалом по груди, побежала струйка крови.
Они обнялись, прижимая раны друг к другу. Их кровь смешалась под взглядами стражников, в свете тюремных факелов.
— Клянусь, что моя жизнь отныне принадлежит тебе, Трэггану, — произнес Мейчон последние, самые важные слова ритуала.
— Клянусь, что моя жизнь отныне принадлежит тебе, Мейчон, — повторил элл Итсевд-ди-Реухала.
Вельможа у дверей о чем-то глубоко вздохнул.
— Все, — уже менее резко повторил глава стражников, элиран четвертой грани. — Свидание закончено.
— Кейону убит, — быстро по-велинойски прошептал Мейчон другу и перешел на реухалский: — Я добью скорейшего суда, элл Трэггану, и мы докажем твою невиновность. Увидимся в Храме Правосудия.