Инспекция была назначена на три часа дня; в полвторого часть была уже построена. Стоял солнечный, но очень холодный мартовский день: дрожа в добавочной шеренге вместе с другими служащими сержантского состава и отчаянно желая отойти по малой нужде, Рейнард, навьюченный тяжелым снаряжением, нетерпеливо ждал появления полковника. Вероятность того, что «полковник Арчер» в итоге все же окажется его другом Роем, казалась крайне эфемерной; кроме того, даже если бы так оно и вышло, то вряд ли Рой открыто бы его признал. Тем не менее, вопреки всем доводам рассудка, Рейнард продолжал лелеять слабую надежду на то, что встреча с Роем как-то изменит его положение. Надежда эта была тем более безрассудной, что, в свете недавних событий и позиции его начальства, Рейнард и правда стал сомневаться в том, что вообще когда-либо был знаком с Роем. Только армия казалась теперь по-настоящему реальной, и случались моменты, когда предыдущий период — с того самого времени, когда его комиссовали, — представлялся ему не более чем сном или галлюцинацией. Может, он действительно все время пробыл в армии; может, все еще шла война. Однако некоторые детали продолжали сохранять безупречную и вовсе не похожую на сон ясность: боксерский матч в Ларчестере, ночь, проведенная с «бродягой», вкус растения, которое он съел в роще.

Наконец прибытие полковника было возвещено вновь появившимся старшиной. Вскоре на дальнем конце плаца показалась группа фигур; по мере их приближения стали различимы ротный командир, адъютант, пара низших по званию офицеров и высокая фигура в отороченной красным фуражке. Все стали по стойке «смирно», центральной и замыкающей шеренге скомандовали «вольно»; полковник со свитой начали обход.

Сквозь промежуточные шеренги Рейнард напряженно вглядывался в фигуру командира района. Обзор заслоняли другие, но время от времени ему удавалось мельком увидеть лицо полковника. Был ли это Рой? Рейнарда сковала странная нерешительность: уставившись прямо в приближающееся лицо под фуражкой с красной каймой, он понял, что абсолютно не способен решить, действительно ли это его бывший друг или нет!

Это был Рой, но как будто средних лет — или, возможно, его старший брат; но уж точно не бойкий молодой капитан, с которым Рейнард совершал пробежки и боксировал на глэмберских холмах. И все же, чем ближе подходил полковник, тем больше Рейнард уверялся в том, что это и правда Рой и никто другой; и когда наступил его черед и высокая, крупная фигура на секунду задержалась, чтобы осмотреть его снаряжение, ему хватило одного быстрого взгляда на темные непроницаемые глаза: командир района и бывший клиент Рейнарда в «Юнайтед Мидленд» был одним и тем же человеком.

Рой, само собой, никак не показал, что его узнал: он прошел вдоль шеренги с той же бесстрастностью, какую обычно демонстрировал, когда, обналичив чек у Тэда Гарнетта, молодцеватой походкой направлялся мимо стойки Рейнарда к дверям банка. Когда инспекция закончилась, он, вместе с другими офицерами, исчез в столовой; войскам скомандовали «разойдись», и Рейнард поспешил с товарищами в казарму, мечтая поскорее сбросить с себя снаряжение и успеть до ужина в душ.

Этот эпизод оставил его на удивление равнодушным. Когда-то, возможно, он и знал мужчину по имени Рой Арчер; возможно, этот мужчина был тем же самым человеком, что и полковник, только что проинспектировавший часть; но это было так давно, и слишком много всего случилось со времени тех далеких вечеров у Римского Лагеря — не имело смысла думать о прошлом; и, в конце концов, решил Рейнард, все это, вероятно, никогда особой важности и не имело.

Как-то днем Спайк Мандевилл обратился к Рейнарду с глазу на глаз.

— Слышь, капрал, — тихо проговорил он и хитро подмигнул, — ты про дамочку-то слыхал — ну, которая к лагерю приходит?

Рейнард покачал головой.

— Вообще-то, старая кошелка — парни говорили. Но шлюха, это точно, и дает в охотку. Один из наших вчера к ней ночью ходил. Она там, за главными воротами ошивается — ну, там где лес этот и землянки — часовому только подмигни, и все шито-крыто. Может, сходим глянем, а?

Рейнард отказался; однако весь остаток дня образ, вызванный словами Спайка, преследовал его, разрастаясь в мозгу, словно какая-то злокачественная опухоль. Как ни странно, этот вызывающий беспокойство образ относился вовсе не к «дамочке», столь услужливо посещавшей лагерь, а превратно ассоциировался с самим Спайком и, более конкретно, с его шеей в рубцах и коротко стриженными рыжеватыми волосами, поскольку этим деталям внешности приятеля случилось запечатлеться в уме Рейнарда в тот самый момент, когда Спайк выложил ему свою непристойную задумку. Под конец дня тот возобновил свое предложение: — Я, едрит твою, три месяца уже не трахался, — сказал он, — и хрен я буду выбирать да разбирать. Мне хоть какую старую клячу — уж всяко она не хуже кой-каких черных телок в Александрии, а? Ну что — идешь?

В конце концов Рейнард нехотя согласился; они договорились встретиться у казармы в полдесятого вечера. Но прежде чем наступил час вылазки, случилось одно обстоятельство, придавшее всей этой истории — по крайней мере для Рейнарда — гораздо большую важность, чем она бы имела изначально.

За ужином раздали почту — и как раз в этот день Рейнард, к своему удивлению, получил большой, внушительного вида конверт с оттиснутыми буквами СЛУЖЕБНОЕ. Он, конечно, предпочел бы, чтобы ему из внешнего мира пришла какая-нибудь весточка более личного характера, но даже это официальное послание — что бы оно в себе не заключало — подразумевало по крайней мере то, что существование Рейнарда все еще признается кем-то за пределами лагеря.

Может быть, оттого что Рейнард открыл письмо поспешно, за столом и в присутствии других, содержимое показалось ему до странности невразумительным: пачка скрепленных вместе бланков разного цвета и размера. Он пробежал взглядом некоторые записи: «Ставка дохода за первый квартал», «Средняя величина для сведенных в таблицу расходов, рассчитанных обратно пропорционально (лунные, а не календарные месяцы)» и еще: «Вариации диапазона (с консолидированными итогами за финансовый год с марта 194… г.)». Рейнард, недоумевая, засомневался, действительно ли вся эта документация вообще имеет к нему отношение, — однако на верхнем листе был полностью приведен вопросник, на который он отвечал в первый свой день в лагере: там стояли его имя и фамилия, адрес, профессия и другие гражданские данные, а также армейский номер вместе с наименованием и местом дислокации его нынешней части. Не связано ли это с подоходным налогом? — подумал он. Вряд ли, так как налог всегда вычитали из его жалованья. Вдруг ему бросилось в глаза наименование, напечатанное под обозначением его части: Клэмберкраунский военный округ. Рука его дрогнула, и им овладело необычайное возбуждение, причину которого он, однако, совершенно не мог определить. Затем из пробелов, которые, по всей видимости, следовало заполнить, его взгляд выхватил следующее:

«Болезнь, по причине которой………. просит пособие по инвалидности………».

В первом пробеле (после слова «которой») рукой неопытного клерка было вписано одно-единственное слово — МАТЬ, а второй пробел заполняло длинное слово, неуклюже втиснутое в отмеченное точками пространство и абсолютно неразборчивое. Оно, похоже, начиналось с «Т» и заканчивалось на «оз» или «ез» и могло с одинаковой вероятностью быть тромбозом, туберкулезом или трипанозомозом.

Весь документ выглядел так невероятно, что Рейнард почувствовал желание не придавать ему большого значения. Но случилось так, что именно в этот момент он заметил, что один из сослуживцев, сидящих за столом, пристально глядит на его «письмо» с выражением испуганного узнавания.

— Тебе ведь это пришло, да — Б-косая-456-косая-три-четыре? — спросил молодой мужчина, призывник из недавних.

Рейнард глянул на заголовок на верхней странице и согласно кивнул.

— Хоть без плохих новостей-то?

— Похоже, что, может, и с ними.