Изменить стиль страницы

И Полина Александровна через много-много лет снова увидела на лице Сергея Сергеевича ту же улыбку, с какой он некогда играл свою скрипичную пьесу.

И все, о чем рассказывала Булай, Сергей Сергеевич слушал так радостно, так горячо, будто он узнавал в этом очень знакомое, близкое и родное, что жило в его воображении, с чем сроднился он в своих думах еще тогда, давным-давно. Мягче и светлее становилось его лицо, и радостно шептал он:

— Знаю! И все понимаю… Знаю!..

Столько было убежденности в его восклицании: «Знаю!», что Полина Александровна подумала: «Полно, уж не пошутил ли Сергей Сергеевич, когда говорил, что жил в какой-то необитаемой стране много лет?»

Взволнованный, вскочил он с кресла, где так долго сидел, слушая Булай, и воскликнул:

— Теперь понимаю! Там, в Стране Дремучих Трав… где я жил много лет… не об этом ли там хотел мне рассказать мой друг, с которым я вернулся сюда? А я!.. Я не слушал его, не понимал, обидел там, в Стране Дремучих Трав!

Полина Александровна всплеснула руками:

— Какая страна?

Но Думчев не расслышал.

— Бегу в гостиницу! Извиниться и сказать два слова.

Итак, мы разминулись.

Я шел в это время из библиотеки в гостиницу; надо взять чемодан — и на вокзал!

«Не забыть бы переложить вещи в чемодане. Рукопись… оба экземпляра… на самое дно», — вспомнил я, уже подходя к гостинице.

Все чаще и сильнее дождик. Надвигался с моря туман.

Гостиница. Ключа в шкафчике на обычном месте не видно. Он торчал в двери. Я открыл дверь в свой номер и замер.

Ярко горела лампа. Было тихо. Но где же рукопись Думчева?

На столе ее не было.

Она исчезла.

Девушка, читающая романы

— Товарищ дежурная! Кто был в моем номере? Молчание в ответ. Девушка продолжала читать.

Я подошел, положил руку на книгу и прикрыл страницу.

— Ах, это вы!.. — подняла наконец на меня глаза дежурная. — Если бы вы знали, какой это чудесный роман!

— Так кто же был в моем номере?

— Ах, кто был?.. Я дала ключ от номера седьмого тому гражданину из Москвы… Он все уезжал, уезжал и так и не уехал. Потом снова сказал: «Я уезжаю» — и опять вернулся…

— Вы говорите обо мне! Я уходил в библиотеку. Ключ сдал вам. Только что вернулся, а ключ в двери торчит. Кому вы давали ключ? Кто вам его не вернул?

— Ах, значит, это были не вы?.. «Герцогиня подняла свои дивные голубые очи: „Виконт! В звуках ваших роковых слов…“

— Так вы не знаете, кто был в моем номере?

— Простите!.. Вспомнила! Такой почтенный человек приходил к вам… Вот я и дала ему ключ. Что ж, в коридоре ему ждать? Вежливый такой! Ничего плохого от таких не бывает.

Я махнул рукой, вернулся в номер и тут только заметил записку на столе:

«Мой друг!

Знаете ли Вы, с какой радостью я шел, почти бежал к Вам! Какой светлый праздник был у меня на душе!

И еще: я хотел прибавить листок-другой к моему конспекту. Но барышня, которая дежурит в гостинице, показалась мне весьма рассеянной особой, и я не решился оставить ей свои листки. В номере Вашем на столе увидел свою рукопись, стал подкладывать новые листки и тут прочел Ваши заметки на полях. На один миг пришел в отчаяние. Но опомнился. В конспекте моем нет ошибок! Немало тайн разгадал я и немало открытий сделал в Стране Дремучих Трав. Но из них я выбрал те, что дороже и ближе моему сердцу и важнее всего для науки.

Ах, молодой человек! Вы, Ваше поколение, — знаете ли Вы, какое трудное, какое невыносимое было время тогда, когда я был молодым? Каким одиноким я чувствовал себя!

А потом Страна Дремучих Трав на долгие годы…

Жить мне осталось недолго. Я старик.

Сейчас мне очень тяжело. Я хочу остаться один. Немного побуду один. Одиночество вернет мне душевное равновесие. Так что мы не скоро увидимся. Да и Вам уезжать пора… Прощайте!

А я ведь Вас полюбил.

Ваш Сергей Думчева.

Я пошел, почти побежал к Думчеву. Но лаборатория была пуста. Печка догорала. Около печки валялся обгорелый листок. Это, по-видимому, все, что осталось от конспектов Думчева. Полина Александровна была внизу, в своей комнате.

— Сергей Сергеевич взял зонтик и куда-то поспешно ушел. Я думала, что он снова пошел к вам. Ведь в первый раз он вас не застал. Где же он? Такой туман! Дождь!

Встреча в тумане

В эту ночь на море пал туман. Какая темень! Сыро, зябко, холодно. В седой, густой сетке дождя потерялась дорога к поселку научных работников.

Почему я устремился сюда в поисках Думчева? Сам не знаю! Может, потому, что этим путем я с Думчевым возвращался в город.

Думчев хочет остаться один? Пусть! Но старый человек, не знающий ни новых улиц этого города, ни дорог к городу, — один в тумане, под дождем…,

В беспокойстве, в отчаянии, мучась, что я так небрежно отнесся к рукописи Думчева, но все же в надежде, в последней надежде, что он где-то здесь, рядом, на этой же дороге, я спешу, ищу, зову:

— Думчев! Думчев!..

Мой плащ и костюм промокли, струйки воды текли за воротник.

Но я все шел и звал:

— Думчев! Думчев!

— Эй! Кто кричит?

Телега в тумане чуть не наехала на меня. В телеге — два человека. Я расспросил и узнал: это был Коля Сенцов, учащийся сельскохозяйственного техникума, и санитар из городской больницы.

Спрашиваю:

— Не видели вы на этой дороге старого человека? И вот что рассказал мне Коля:

— Часа два назад в этом тумане я чуть не наехал на человека, вот как на вас сейчас. Стрелка — моя лошадь — сразу остановилась. Человек посторонился. Я посветил электрическим фонариком и вижу: старый, невысокого роста, под большим зонтиком. Похож на нашего преподавателя химии. Только тот в очках. Я ему говорю:

«Гражданин, садитесь! Подвезу!»

Он сел. Поехали шагом. Совсем недалеко отъехали, и гражданин этот хочет слезть с телеги. Я ему помог.

«Спасибо, — говорит, — молодой человек, я уже приехал».

«Куда, — думаю, — он приехал? Жилья здесь не видно, дождь». Гражданин этот свернул куда-то в сторону, потом обратно возвращается на дорогу, идет-бредет… Я поехал рядом с ним, но он меня не замечает. Громко сам с собою говорит. Потом с дороги куда-то уходит. И опять на дорогу возвращается.

Думаю: «Как все это понять? Что он ищет в этакую темень и в такой дождь?»

Я снова ему:

«Гражданин, я могу еще подвезти вас!»

Сел, поехали вместе.

«Через час в поселке будем, — говорю. — Обогреетесь».

«Мне не туда. Я скоро слезу. Беседку поищу».

«Какую такую беседку в дождь он ищет?» — подумал я, хотел засмеяться, но вспомнил.

«Так вы ту беседку ищете, что за рощей?.. Она же развалилась совсем. Никто туда и днем не ходит. А сейчас дождь, ночь».

А он все в туман всматривается. Тут я понял: больного человека везу. Может быть, профессора какого-то? Хорошенько укрыл ему плечи брезентом. Поехали. Профессор долго молчал, потом заговорил сам с собой. Про каких-то удивительных животных из какой-то небывалой страны. И опять замолчал.

Дождь сильнее. Я спрыгнул с воза, на ноги его положил мешок с сеном, поправил брезент у него на плечах.

«Спасибо, молодой человек! Ваши родители хорошо воспитали вас».

Я говорю:

«Нет у меня родителей. Они умерли, когда я совсем маленький был».

«Но кто же воспитал вас?»

Объясняю:

«Рос в детдоме. Потом ремесленное училище, а теперь я в техникуме. В общем, комсомол воспитал».

А он спрашивает:

«Кто, кто? Как вы сказали? Не понимаю…»

«Ну, — думаю, — надо скорей ехать. Ведь он совсем больной».

Спрыгнул с телеги. Чересседельник подтянул, подпругу и супонь проверил. Вернулся к телеге, а гражданина моего и нету!

Тут я себе приказ даю: «Голову себе, Колька, сверни, но больного отыщи и в больницу доставь».