— Какого рода потеха? — осведомился он.

— Не знаю, — раздраженно ответил Алан. — Этого никто не знает. Даже они сами. Они едва ли вообще отдают себе отчет в том, что ожидают чудесных перемен. Тем не менее это так.

— И надеются, что им преподнесут чудесные перемены на тарелочке? — съязвил Маркинч.

— Да, конечно, — ответил Алан. — Так им внушали, сулили. «Вы, ребята, воюйте, а мы здесь обеспечим остальное». Постоянный лейтмотив со времен Дюнкерка. Ну и вот, они свое дело сделали, отвоевались.

— Минуточку! — загорячился Маркинч. — Они что же, не понимают, в каком положении оказалась страна?..

— Помолчите, Дон, — с чисто американской любезностью распорядился лорд Дарралд. — Всему свое время. Продолжайте, Стрит.

— Продолжать? Но я уже кончил. Я рассказал вам, что думаю.

— Вы еще ничего не рассказали.

— Тогда, значит, мне вам нечего рассказывать.

— Босс, — прохрипел Маркинч, который тоже любил показать себя американцем, — он чего-то недоговаривает.

— Похоже что так.

— Могу только добавить вот что, — устало произнес Алан. — Было много разговоров в связи с окончанием той войны. Сам я этого знать не могу, возраст не тот. Но я много беседовал с людьми, которые хорошо помнят то время, и пришел к выводу, что сходство между тогдашними солдатами и теперешними только поверхностное. На самом деле имеется существенная разница.

— В чем, например? — спросил его сиятельство.

— Когда они убедятся, что их ждет разочарование, что их скрытые надежды — а что надежды скрыты, в данном случае важно — не осуществятся, наши, сегодняшние, солдаты не ограничатся угрозами, как те, в начале двадцатых, а приведут их в исполнение. Их терпение уже истощается. А надо учесть, что они в этой войне повидали гораздо больше, чем те в прошлой.

— Больше — чего? Драки?

— Да нет. Повидали мир. И что в нем происходит. Видели квислингов, черные рынки, сговоры реакционеров, народное сопротивление. И нередко имели возможность сами убедиться, кому по сердцу нацисты, а кому нет. Неплохая школа, в своем роде, — добавил Алан.

— Это — ладно, мы не против, — сказал Маркинч.

Лорд Дарралд поднял ладонь. И в очередной раз устремил на Алана пристальный взгляд, хотя теперь задержал его дольше. В конце концов все-таки появилась и улыбка, но она заставила себя подождать. Несмотря на горячительное воздействие хорошего вина, Алан чувствовал себя молодым и беспомощным. Лорд Дарралд казался ему теперь могучим и грозным императором. Целые легионы ожидали где-то его приказа, чтобы сразу же прийти в движение. Он уже не был больше богачом, купившим Харнворт и искавшим дружбы местных «хороших» семейств. Он был — Власть.

— Послушайте, Стрит, — произнес Дарралд. — Вы мало что нам рассказали, и вы ошибаетесь. От нынешних армейских парней беспорядков ждать нечего. Их будет даже меньше, чем тогда. В тот раз мутили воду профсоюзы. Всеобщая забастовка показала, чего они стоят на самом деле. Теперешние профсоюзы не такие. Знают что к чему. С ними будет все тихо-мирно. А что до скрытых надежд, о которых вы говорили, то я сейчас вам сам скажу, чего хотят бывшие солдаты. Они хотят приятной жизни. И можно их понять. Нужна перспектива. Собачьи бега, ипподромы, побольше футбола, удобные кинотеатры, хорошие рестораны, куда можно пойти с женой, дешевые курорты, чтобы проводить отпуск. И мы ведем кампанию за все это, так ведь, Дон?

— С большим размахом, — подтвердил Маркинч. — И встречаем живой отклик.

— Но им ведь не только это нужно, — возразил Алан. Он неожиданно сник. Уверенный в себе молодой борец, готовый выдать старому хрычу порцию неприятных истин, внезапно куда-то делся.

— Знаем. Гарантированная работа и приличные заработки, — пожал плечами лорд Дарралд. — Дома, когда появится возможность строить. И это — все. Мы знаем.

Алан сделал над собой усилие.

— Прошу прощения, но я не согласен. Это не все. Они сами еще не до конца сознают собственные нужды, но им же недостаточно только хлеба и зрелищ.

К своей досаде он заметил, что голос у него дрожит.

— Выпейте еще коньяку, — сказал лорд Дарралд. — Отличная марка. Могу поручиться. А теперь я скажу вам, в чем ваша ошибка, Стрит. Тут нечего стыдиться, мы все этим грешим, покуда жизнь не научит. Вы видите, что люди чего-то хотят, но толком не знают, чего. И вы, приписывая им свои стремления, делаете вывод, что они хотят того же, что и вы.

— В самое яблочко, босс! — восхитился Маркинч.

— Мы такой ошибки себе позволить не можем, — продолжал лорд Дарралд. — Мы продаем газеты. Нам морочить самих себя не годится. А вот вам факты. «Листок» распродается ежедневно в два раза большим тиражом, чем любая другая популярная газета, и в десять раз большим тиражом, чем такие газеты, какие читаете вы. То же самое и «Санди сан». Таков ответ. Мы объясняем нашим читателям, чего им не хватает. Мы ведем широкую кампанию за то, чтобы они получили все это, чтобы они хорошо жили. И никто не захочет затевать беспорядки. Кроме всегдашней небольшой горстки, которая, как мы можем доказать, просто стоит у людей на пути к гарантированной работе и заслуженным развлечениям. Ну-ну, не смотрите так уныло, юноша.

— Прошу прощения. Я не знал, что это заметно.

Алан выпил коньяку.

— Ваша мать мне сказала, что вы пописывали перед тем, как уйти в армию. Умные вещи писали? А чем теперь думаете заняться?

Алан ответил, что еще не знает.

— Я немного работал в Управлении недвижимостью, но возвращаться туда не намерен.

— И правильно. Бесперспективное занятие. Я сейчас вам скажу, что я сделаю. А вы слушайте, Дон. Я возьму вас в штат газеты — специальным корреспондентом — подписные публикации — будете разговаривать с этими парнями, которые вместе с вами вернулись из армии, расспрашивать, чего они хотят. А им будете объяснять, о чем мы для них хлопочем, и если это — то, что им надо, они так и скажут.

— А если не то? — спросил Алан.

Дарралд ухмыльнулся.

— Думаете, подловили меня? Вы им растолкуйте, что мы стараемся для них сделать, — и если это окажется не то, что им надо, и они так определенно и скажут, мы их высказывания напечатаем. То-то! Удивились? Так что вот вам мое предложение. О деньгах договоритесь с Доном, это его обязанность. — И он решительно отвернулся от Алана, словно окончил аудиенцию. — Том! — позвал он сэра Томаса Стэнфорд-Риверса. — Идите сюда. Я сегодня утром такой забавный анекдот слышал в палате!

Дон Маркинч отвел Алана подальше от стола.

— Каков босс, а? — с сумрачной гордостью сказал он Алану. — Он редко когда так расщедрится. Наверно, хорошо чувствует себя сегодня. Приехал за город, расслабился. Эх, мне бы так отключиться, все забыть. Ладно, давайте короче. Сейчас пойду звонить в редакцию. Тридцать пять фунтов в неделю плюс расходы в разумных пределах. Поездите по стране, маршруты и прочее утрясете в редакции с Фарли. Контракт на двенадцать недель. Если после этого не захотим с вами расстаться, — а у меня найдутся для вас и другие задания, когда эта тема себя исчерпает, — то получать будете не меньше, а возможно, и больше. В редакцию явитесь на будущей неделе, скажем, в среду. Ну, что скажете?

Алан не знал, что сказать. Он изрядно выпил. От пулеметной речи Маркинча у него голова шла кругом. И личное обаяние его сиятельства еще давало себя знать. Подумать только, можно сразу получить такое большое жалованье! Но под этим веселым сознанием, в глубине души было тяжело и сумрачно, подступала неуверенность, тоска — так к праздничному фейерверку подступает влажная ночная тьма, грозя пролиться дождем и загасить веселые огни. А времени, чтобы разобраться, что все это означает, просто нет — рядом нетерпеливо таращится и дергается Маркинч.

— Так что скажете, а?

— Большое спасибо, — замялся Алан, — но мне нужно время, чтобы подумать. Можно я сообщу ответ немного погодя?

Маркинча всего покоробило.

— Мы не любим тянуть волынку. Вот что. Я пробуду здесь завтра до вечера. Можете звякнуть.