"Чингиз-хан" уж не говорил, а рубил кому-то: - Дисбат по тебе плачет!

И вдруг, часа через два, зашелестел во всех углах заставы ... не то плач, не то смешок Все откровеннее, громче. Вот уж и курсанты смеются. Садятся в свои автобусы, похохатывая, а порой ругаяя кого-то вполголоса: "отыскали "перебежчика"!..

Оказалось, из соседнего села сбежал кобелек. Умчался , через свой никому неведомый ранее подкоп в "ограде", к своей разлюбезной турецкой сучке.

А утром, через тот же подкоп, вернулся домой. К хозяину. Нашли и собачий подкоп под "поющим" четырехметровым забором. Привели на длинной веревке и кобелька. Симпатичная белая дворняга с подпалинами у передних лап, маленькая, верткая. К ребятам ластится. От угощенья не отказывется, встает на задние лапы. Ну, все, как есть - "в белой рубашке и без головного убора..."

Даже "Чингис хан" растянул в нервном смешке губы. Губы вовсе не простецкого добродушного человека . Тонкие, злые. Сразу видно, губы не добряка...

На незнакомца в гражданском пиджачке и не взглянул. Не до гостей тут...

4. НА САМОЙ ОТДАЛЕННОЙ...

На последней заставе навстречу мне вышел высоченный, со спортивным разворотом плеч, начальник с погонами майора.

Я удивился. Все начальники застав лейтенанты, отсилу старшие лейтенанты. Майор, видно, загремел откуда-то. Проштрафился...

Когда остались одни, спросил все же, почему так? Ответил спокойно.

- Я еврей. Евреев в погранотряд не берут.

Тут мы друг друга поняли без дальнейних объяснений.

Вечером, когда "усидели", как еврей с евреем, два пол-литра русской горькой спросил его по свойски, почему у "Чингиз хана" из-за смиренной дворняги такой "шухер". Лишь подозрение возникло. Может быть, помстилось солдату что-то... А уж сотни людей всполошили. Две пограншколы в ружье!

Майор объяснил чуть снисходительно, как "штатской штафирке": "Шухер" был вовсе не чрезмерным. "Прорыв границы" - ЧП чрезвычайное. Когда он служил на Черном море, под Батуми, как боролись с пловцами - потенциальными "нарушителями"? Если пловец вне разрешенной зоны, возникло подозрение, уходит за кордон, объявлялсь команда "Тайфун!" (все из моря!). Торпедные катера забрасывали подозрительный участок глубинными бомбами... Кто там плывет, зачем? Выяснять некогда...

Для погранвойск, дорогой гость, нет ЧП серьезнее, чем "прорыв границы: с начальника-зевака снимут шкуру. В лучшем случае, звездочку и - на Чукотку, к родным чукчам и карякам...

- Ну, хорошо, - не сдавался я. - Но справедливо ли так - еще ничего не ясно, а уж подняли сотни людей, по тревоге, вроде война началась, льется кровь - враг на подступах...

- Служба есть служба , дорогой гость... Не о всем я могу говорить, Возможно, сыграло роль дополнительное обстоятельство, - неохотно, по одному слову, начал цедить он. - Застава штрафная. Народ там всякий. Можно доверить-нельзя? - Видно, вспомнил давнее, оживился: - Было такое нагрелись. На одну из застав пришло пополнение. Промахнулись кадровики: затесался среди новичков - уголовник. Быстро сообразил, какие открылись для ворюги новые возможности. Втянул в "дело" нескольких бедолаг и ...организовал переброску из Турции наркотика. Год никто ничего не ведал. Попались случайно. Солдат прислал деревенской родне письмо, что он нынче получает в месяц "более тысячи рублев..." Через пять минут о том узнали соседи, а затем и сельский милиционер... Так что обжегшись на молоке... Понятно, товарищ писатель?

- Как не понять! Непонятно только, почему именно на штрафной заставе лейтенант- инородец? Зачем? На всех заставах начальники - русские. А на штрафной- Чингиз-хан! Русские перевелись? Рычать не умеют? Ведь нетрудно понять, как бывший штрафник, уйдя из армии, будет относится в нашей многонациональной России к своим родным азиатам. Или к кавказцам...

Майор улыбнулся понимающе.

- А до него, между прочим, в начальниках ходил тоже майор, и тоже еврей.

- Затем поменяли еврея ... на монгола?

- На бурята. А что?

Нет, я еще не думал тогда, что это давняя, со сталинских лет, политика Москвы. Как и политика всех диктаторов со времен римской империи - "divide at emperе" (разделяй и властвуй). Объяснил себе "странности" бессмысленного стравливания людей давним присловьем: " Главная беда России - дураки и дороги..."

Не сразу начал приближаться к осознанию того, что партийные вельможи, портреты которых по праздникам на всех углах, последовательно, много лет подряд, готовят Советский Союз к развалу...

Нелегко было признать, принять эту страшную догадку человеку, который защищал Россию, в самые тяжелые годы, с оружием в руках. И лишь чудом не погиб...

Когда же, наконец, я решился поделился своими мыслями с писателями, на одном из наших сборищ, началось такое, и продолжалось оно столько лет, что ни в сказке сказать, ни пером описать... (Того, кого интересуют детали государственного изуверства, могут прочесть их в моем романе "Заложники", вышедшем в конце 70-х на всех главных европейских языках).

5. "ПОБЕГ" в ТУРЦИЮ...

Душевная, под винными парАми, беседа с пограничным майором, как-то по человечески сблизила нас и, в завершении, я решился задать ему свой самый сокровенный вопрос: а на какой черт они существуют тут, пограничники? Разве профессиональный шпион полезет на их минные поля и снайперские пули? В век массового туризма и спутников-шпионов...

- То-то вы на всех заставах убиваете время шагистикой да развели огороды и свинарники. Как-то надо оправдать свое существование - вот и подняли вселенский шум вокруг злодея в "белой рубашке "!

Начальник допил свою водку и уложил меня спать. Пробудился я оттого, что меня сильно тормошат. Продрал глаза, взглянул на часы. Три часа ночи. И снова голову на подушку.

- Вставайте, - шепчет.

- Зачем?

- Бежать!

- Куда?

- В Турцию!..

Я уставился на него изумленно, а он говорит почти с обидой, что все устроено, округ знает, Москва дала "добро"... Я начал тихо трезветь. Вспомнил, что существует в пограничных войсках так называемый институт "условных нарушителей". Приезжает на заставу какой-либо полковник из округа, надевает ватник потолще и "бежит" через границу. Проверка.

Обиделся, значит, начальник на мои слова - мол, зря они хлеб жуют. Не показать ли "дорогому писателю", какова их служба, чтоб он больше своих дурацких вопросов не задавал. Позвонил в Округ, а те в Москву, и Столица разрешила пустить писателя Григория Свирского "условным нарушителем". Пусть понюхает границу.

- А солдаты знают, что я... это... только до погранстолба? - спросил я дрогнувшим голосом.

- Что вы! Какая же это будет проверка!

Я поежился. Непривычное дело в Турцию бегать.

- Слушайте, а пограничники вооружены?

- А как же! У каждого автомат Калашникова. С полным боекомплектом.

- А они меня... не того, а?

- Нет, что вы! Пограничник, если обнаружит вас, вначале должен крикнуть: "Стой!" Правда, один раз. А уж потом... У вас слух хороший?

Я понял, что меня не спасет ничто. Если не побегу, все погранвойска СССР будут смеяться целый год. Я брошу тень сразу и на Союз писателей, и на москвичей, и на еврейский народ. Ну, и ночка...

И я решился...

Майор довел меня до "поющего" забора, четырехметровой высоты, через который нельзя перепрыгнуть даже с шестом ("не раз пытались," заметил майор). Открыл своим ключем дверь в калитке ("чтоб не подымать всю заставу в ружье!") и вывел к реке. Пахнуло речной свежестью и откуда-то гнильцой...

Затем показал жестом на тропу, вытоптанную солдатскими сапогами. Напутствовал деловито: чтоб бежал в Турцию только по ней. Ни дай Бог уклониться в сторону!..