Мог ли подобный человек убить, если того требовали его интересы? Я в этом не сомневался, но это не давало ответ на такой простой вопрос почему он совершил это убийство у меня дома и, прежде всего, как он сюда вошел? Тогда как мог сделать это в другом месте и без свидетелей.

Пробило десять часов, а у меня не было ответа на эти вопросы, Шапиро так и не позвонил. Вокруг меня стояла тишина. Эта безмятежность успокаивала меня. Может, это были последние часы, которые я проводил в своей квартире? Я любил это место, в него я вложил все свои средства, что стоило мне неприятностей с банком и, в известной степени, развода. У меня в ушах все еще звучал крик Флоранс «Ты должен был жениться не на мне, а на своей проклятой восьмикомнатной квартире!»

Она не ошибалась. Эта чертова восьмикомнатная квартира занимала важное место в моей жизни. Посчитав, что располагаю средствами, я все перестроил в прошлом году. Англо-китайская софа, венецианские зеркала, льняная краска и комоды в стиле ампир, которые датировались временем моей женитьбы, уступили место в гостиной креслам и канапе из черной кожи. Низкий стеклянный столик и достаточно скромные, не привлекающие внимание безделушки дополняли общий вид. Другие комнаты были переделаны в том же стиле: стены, перекрашенные в белый цвет, и удобный серый шерстяной ковер на полу еще больше высвобождали не слишком перегруженное пространство. Я также добавил внутреннюю лестницу, соединяющую квартиру с кабинетом, находящимся этажом выше. Раньше нужно было подниматься по общей лестнице, расположенной в здании. Теперь туда можно было попасть из гостиной. Квартира выиграла в объеме и глубине, и, что было немаловажно, обрела единство, которого ей не хватало. Теперь, в какой бы комнате я ни находился, везде чувствовал себя дома.

Однако эти работы оказались более дорогостоящими, чем предполагалось. В довершение всех несчастий па меня свалился налоговый контроль. Учитывая размах переделки, было решено, что мои доходы превышают те, что я указывал в декларации. За этим последовало уточнение налога, которое поставило мои счета в опасное положение. Теперь мне приходилось крутиться: повседневные расходы, алименты для Флоранс, занятия Мэтью, его каникулы, я оплачивал половину их стоимости (поездка в США прошлым летом, занятия лыжным спортом этой зимой), плата его гувернантке, потом, конечно, сеансы у Злибовика и мои задолженности, проценты по которым становились огромными. Я безостановочно спорил с банком, чтобы он проявил уступчивость. Но это стоило мне сил, и у меня создавалось впечатление, что денежные проблемы преследуют меня, как хроническая болезнь, от которой никак не избавиться.

Достоинством тюремного заключения, говорил я себе, по крайней мере, было бы то, что оно позволило бы мне рассчитаться с долгами. Все мое имущество будет продано, чтобы погасить долги и проценты по ним, а если что-нибудь останется, останется мне после выхода из тюрьмы.

В этот момент позвонили в дверь.

Шапиро! – подумал я. Поняв срочность положения, он приехал на мой вызов. Что он сделает, увидев Ольгу под моей кушеткой? Я предпочел не думать об объяснениях, которые мне надо будет ему дать, и пошел открывать.

Но это оказался не Шапиро.

За дверью стоял мужчина высокого роста, лет пятидесяти, со, скорее, приветливым лицом, одетый в элегантное пальто темно-синего цвета, покрытое снегом. Я его никогда не видел, но тотчас нее узнал.

– Я – Макс Монтиньяк, – сказал он. – Думаю, мы должны поговорить.

Ошеломленный, я смотрел на него, не шелохнувшись.

Он мягко, немного с иронией в голосе, спросил:

– Вы предпочитаете, чтобы мы остались на лестнице?

Я подвинулся пропустить его. Когда он шел мимо меня, я заметил, что он выше меня на голову, и был удивлен тем, до какой степени он соответствовал портрету, который мне нарисовала Ольга: безудержный игрок по-крупному, уверенный в себе, в своем успехе, в своей власти над остальными. Все в нем указывало на богатство и еще больше на привычку к роскоши. В некоторой степени он был похож на свои капиталы. Быстрые деньги, которые существовали только в движении или, скорее, в махинациях, в своей способности обмануть других.

Он остановился посреди приемной, осмотрелся, на мгновение его взгляд задержался на «Конце света», затем он продолжил осмотр, подобно стратегу, изучающему место, которое собирался захватить. Наконец, не дожидаясь приглашения, устроился в кресле. С его пальто посыпался снег.

– Сожалею, – сказал он, – но на улице прескверная погода. Достаточно выйти из дома, и вас тут же заваливает снегом.

Он, казалось, чувствовал себя совершенно свободно. Еще чуть-чуть, и он предложил бы мне сесть.

– Вы, кажется, удивлены моим визитом, – заметил он.

Я тоже уселся.

– Это необычно – посещать психотерапевта своей жены, – сказал я осторожно.

– А вы человек обычая, месье Дюран?

– Профессия психоаналитика предполагает некоторые обыкновения, в интересах пациентов.

– И какой же интерес у моей жены, как вы считаете?

Я не ответил. Он вынул коробку сигариллос из кармана пальто – «Давидофф» – и прикурил одну из них от массивной золотой зажигалки.

– Я пришел к вам, – продолжил он, – потому что беспокоюсь за Ольгу. Она была у вас вчера вечером – она всегда предупреждает меня, когда идет к вам, – но против обыкновения не вернулась домой. Я прождал ее всю ночь и все утро. После обеда мне пришлось заняться делами. (Он показал на «Либерасьон», лежащую на низком столике.) Вы, вероятно, знаете, что в данный момент я нахожусь в очень трудном положении… Когда я вечером пришел домой, ее все еще не было. Вы понимаете, мой визит – это поступок обеспокоенного мужа, который хочет знать, что случилось с его женой.

Он сильно затянулся своей «Давидофф» и посмотрел на струйку дыма, медленно поднимающуюся к потолку.

– У вас такой вид, будто вы мне не доверяете. Однако это правда, я дорожу своей женой. Очевидно, она не совсем нормальная. Впрочем, я тоже. Но кто может назвать себя таковым? Вы об этом знаете по роду профессии. Мы с женой любим друг друга в немного необычной манере. Я полагаю, она вам говорила. Она всем рассказывает о том, что я с ней делаю, а вам тем более. Если бы вы знали, у скольких психиатров, невропатологов и прочих специалистов она консультировалась до вас. Но теперь я уверен, что она в надежных руках.

Он снова затянулся сигариллос, прежде чем повторить с нарочитой иронией в голосе:

– В надежных руках, не так ли, доктор?

Я ждал, что он скажет дальше, и он продолжил:

– Ольга причинила мне много неприятностей в последнее время. Вы знаете, она постоянно ворует. Я надеялся, что вы избавите ее от этой мерзкой привычки. Уверяю вас, что в моем положении совсем небезопасно иметь жену, которая крадет в магазинах. Не то чтобы я был очень щепетилен в вопросах порядочности, но в данный момент мне это совершенно не нужно.

Снова он указал мне на газету.

– То, что обо мне говорят, отчасти верно, но в бизнесе нельзя руководствоваться моралью, в противном случае остается только прикрыть лавочку. Все это знают. Не разбивши яиц, не сделаешь яичницы. Но люди ведут себя, словно это не так, как если бы деньги подчинялись иным законам. Вы знаете это стихотворение?

Я немного вынес из школы, но этот урок; запомнил. Деньги и честность, какой вздор! Люди хотят получать деньги сомнительного происхождения, но при этом прилично выглядеть и не запачкать руки яичным желтком. Странное время. Во имя «да» или во имя «нет», все равно напускают судей. Даже мелкие акционеры берутся за это дело. Они путают биржу и сберегательную кассу. Если считают себя обиженными, атакуют. И не в гражданском процессе, а в суде по уголовным делам, представьте себе! Подложный баланс, злостное банкротство, переход государственного служащего в частный сектор, расхищение имущества товарищества, злоупотребление доверием, необоснованная заработная плата, преступное использование секретной информации – для всего придумали названия. Одно из них – и вы схлопочете обыск, судебное расследование, задержание и заточение в тюрьму. Вы уже были в тюрьме, месье Дюран? Я да. В самом деле, я вам этого не желаю. Меня несколько месяцев держали за решеткой из-за истории с взятками. Но как зарабатывать деньги без подкупа? Вот где проблема, единственный серьезный вопрос деньги! У них свои требования. Нужно это понимать и позволить им жить своей жизнью, иначе все, крышка. Вы меня понимаете? Крышка. Вам следовало бы пойти на Уолт-Стрит, а оттуда к Ворлд Трейд Центру,[11] вы бы увидели растянутый между двух башен-близнецов лозунг. «Мир начинается в Ворлд Трейд Центре». Именно так, мир начинается с бизнеса, а деньги – это дыхание мира. Он вдыхает доллар, а выдыхает йену. Он живет на крупных финансовых рынках в Лондоне, Токио, Нью-Йорке, Франкфурте. Там за несколько мгновений миллионы долларов переходят из рук в руки. Как в казино. Когда крупье объявляет. «Ставки сделаны» – это значит, что для банка все идет хорошо. Что нужно, Taie это устроиться с правильной стороны. Когда это понимаешь, понимаешь все. Привлечь, удержать, извлечь прибыль. Снова и снова. Это базовый принцип. Но чтобы получить доход, нужно пустить в обращение. Деньги – это продажная женщина которой не сидится на месте. Но которая также нуждается в размножении, создании себе подобных.