— Сэм знал, что я решительно против его идеи жениться на Вики.

— Ты против? Почему ты не сказал мне? Я не подозревала об этом.

— Этот вопрос вызывал такие проблемы, что я не хотел поднимать его вновь.

— Но что же заставило тебя передумать?

— Я... попал в беду. Случайно. И я подозревал, что это Сэм все затеял.

— О чем ты говоришь?

— Если быть честным: я не доверяю Сэму. Я хотел, чтобы Вики вышла замуж за человека, которому я доверяю на сто процентов.

— Но...

— Забудем об этом. Я больше не хочу говорить об этом.

Почувствовав резкие нотки в его голосе, я попыталась изменить тему разговора, пока он не положил ему конец, вернувшись в свою комнату.

— Ладно, — сказала я быстро, — меня удивляет не то, что они решили пожениться. В конце концов, Вики очень мила, и Сэма, хотя он и некрасив, нельзя назвать непривлекательным мужчиной. Разумеется, я сомневаюсь, пришло бы ему самому на ум жениться на ней, если бы ты не подал ему эту идею, однако это не относится к делу. Меня удивляет, как Эмили могла допустить, чтобы это случилось. Вики была у нее под носом целых два месяца — шесть недель в Европе и теперь последние две недели в Веллетрии. Конечно, она должна была что-то заподозрить. По-видимому, Сэм как-то общался с Вики — возможно, письмами или по телефону...

— Необязательно. Он, вероятно, затеял все это, когда снова неожиданно поехал в Европу в конце апреля. На самом деле я не поверил в его историю, будто один из наших клиентов захотел выйти на мировой рынок.

— Но он был в Париже всего неделю!

— Алисия, Сэм может изучить акционерное общество, реконструировать его, слить его, разделить акции среди торговых синдикатов и положить доходы в банк, — все это за сорок восемь часов. Не говори мне, что он не смог бы организовать собственную женитьбу за неделю!

Он замолчал и выпил воды. Он лежал, опираясь на правый локоть спиной ко мне, и у меня перед глазами был просвет между штанами его пижамы и курткой. Протянув руку, я остановила свои пальцы в миллиметре от его кожи.

— Что ты собираешься делать? — сказала я, механически убирая руку, когда он поставил стакан.

— Что я могу поделать? Он взял меня за яйца. — Этот вульгарный оборот, совершенно несвойственный его обычно корректной речи, свидетельствовал о степени его отчаяния. Он застегнул куртку, тайком проверил ширинку, убедившись, что она застегнута, и отбросил постельное белье.

— Давай спать, — сказал он, вставая с постели и двигаясь к двери, соединяющей наши комнаты. — Уже за полночь.

— Но, Корнелиус... — Я так надеялась, что он проведет остаток ночи в моей комнате, что автоматически пыталась задержать его. — Возможно, это не будет таким несчастьем, — сказала я быстро. — Сэм хорошо относится к Вики, и, несмотря на то, что ты сказал, я уверена, он приложит все усилия, чтобы стать хорошим мужем. Разумеется, жаль, что Вики не вышла замуж за человека, который искренне ее любит, но...

— О, Боже, опять ты со своей навязчивой идеей о Себастьяне! Это просто патология!

— Не большая патология, чем твоя навязчивая идея относительно твоей дочери! — вскипела я, а затем вздрогнула, когда он хлопнул дверью, даже не удосужившись ответить.

В сильном волнении я опустилась на край кровати. Шло время, но я не двигалась.

Только я смирилась со своим одиночеством, как он проскользнул обратно в комнату. Он затянул тесемку пижамы, но штаны по-прежнему болтались на талии, так как он был очень худ. Садясь на кровать сзади меня, он положил свои руки на мои.

Я сидела, глядя на его прекрасные руки, которые должны были бы принадлежать художнику, и на миг представила, как они пишут прекрасную картину или, возможно, играют ноктюрн Шопена. Но Корнелиус не играл ни на каком инструменте и ничего, кроме своей подписи, не писал. За всю свою жизнь я получила от него только два письма; он написал мне в больницу, после того как я родила второго ребенка от первого мужа. Я сохранила эти письма, и теперь, через восемнадцать лет после рождения Эндрю, перечитала их, чтобы вспомнить время, когда общение было легким и непринужденным.

После того как мы промолчали еще целую минуту, я спокойно сказала:

— Я сожалею, что задержала тебя, сделав такое глупое замечание. Ты должен сейчас лечь в постель, или приступ астмы снова повторится.

Без колебания он скользнул в постель, и, когда я выключила свет и легла рядом, его пальцы сразу сплелись с моими. Мы лежали так некоторое время, соединенные, но все-таки разделенные, он со своими мыслями, я со своими, и как только я почувствовала, что не могу больше выносить напряжение, его рука ослабла в моей, так как он заснул.

Я подождала до тех пор, пока не была уверена, что его сон глубок. Тогда я прижала его руку к моему телу и прижалась к нему в темноте так сильно, как могла.

Он проснулся на рассвете. Я почувствовала, как его пальцы скользнули по моему бедру, и в мгновение ока проснулась, охваченная паникой из-за боязни, что он поймет, что я положила его руку туда, куда хотела. Притворяясь, что все еще сплю, я чуть-чуть отодвинулась.

Мы лежали неподвижно. С облегчением я подумала, что он снова заснул, однако он сказал тихо: «Алисия», и, когда я не ответила, он зажег свет.

Яркий свет ослепил нас обоих. Когда я смогла открыть глаза, я увидела, что он все еще загораживает лицо рукой. Я быстро отвернулась.

— Алисия...

— Нет, не будем говорить, Корнелиус. Как ты сможешь высидеть целый день в офисе, если не выспишься? Сейчас не время для разговоров и, во всяком случае, сейчас не о чем говорить.

— Боже мой, — вздохнул он, — иногда я действительно думаю, что нам было бы лучше разойтись.

Приподнявшись и выпрямившись, я откинула волосы с глаз и закричала на него:

— Не говори так! Как ты можешь так говорить! Ты не должен это говорить никогда, никогда, никогда!

— Но я не могу видеть тебя такой несчастной. — Он был в отчаянии. В его глазах была боль. — Я люблю тебя так сильно, что не могу выносить это. Я думал, что после того апреля мы нашли какое-то решение, но...

— Корнелиус, — сказала я более спокойным тоном, — было бы величайшей ошибкой в такой момент, когда мы оба возбуждены, пересматривать решение, к которому мы с большим трудом пришли в апреле. Наше решение было единственно возможным при тех обстоятельствах, и я чувствую громадное облегчение, когда вижу, как оно осуществляется. У тебя появилась любовница. Я восхищена. Ничто не может доставить мне большего удовольствия. Я осознаю, что решила остаться одна, но это мое собственное решение, и у тебя нет необходимости беспокоиться. Пожалуйста, не сомневайся, я абсолютно счастлива, и, хотя, разумеется, сожалею, что мы не близки, как были когда-то, ты должен знать, что я полностью принимаю наши новые отношения и остаюсь вполне довольной нашей супружеской жизнью.