Изменить стиль страницы

– Да, – сказал он, – ты пришел с миром в страну народов фургонов.

Глава 5. ПЛЕННИЦА

Я проследовал за воином Камчаком в лагерь тачаков. Нас едва не сбили шесть всадников на топочущих каийлах, которые, развлекаясь, пронеслись мимо нас, скача меж сгрудившихся фургонов. Я услышал мычание боска. Тут и там меж повозок сновали дети, играющие с пробковым мячом и канвой. Игра заключалась в том, чтобы первым вонзить кайву в брошенный мяч. Тачакские женщины с открытыми лицами, в длинных кожаных платьях, с длинными, заплетенными в косы волосами возились над кострами из кизяков у подвешенных на треножниках из дерева тем котлов. Женщины не имели шрамов, но, словно боск, каждая из них носила кольцо в носу; подобное золотое кольцо у животных было тяжелым, а у женщин же оно было тонким, великолепно сделанным, напоминающим обручальные кольца моего старого мира. Я услышал, как меж фургонами распевал предсказатель: за кусок мяса он будет гадать по ветру и траве, за чашу вина – по звездам и полету птиц, а за жирный ужин – по печени слина или раба.

Народы фургонов чрезвычайно внимательны к будущему, его знамениям, хотя, если их послушать, они на такие вещи не обращают внимания. На деле они относятся к ним с большим почтением. Камчак рассказывал мне, как однажды целая армия тачаков отступила только потому, что стая реноусов – ядовитых, похожих на крабов пустынных насекомых – не обороняла свое разрушенное гнездо, раздавленное колесом переднего фургона. Другой раз, более ста лет назад, фургон убара потерял чеку с правого колеса, и по этой причине кочевники ушли от самых ворот могучего Ара.

У одного из костров я увидел тачака, усевшегося на корточки и, притопывая, танцующего самого для себя, пьяного от кумыса, танцующего, как сказал Камчак, «дабы порадовать небо».

Тачаки, да и другие народы фургонов уважают Царствующих Жрецов, но не так, как жители городов, а тем более каста посвященных: они не оказывают Царствующим Жрецам публичного поклонения.

Я подозреваю, что тачаки не религиозны в общем понимании этого слова, однако на деле они считают многие вещи святыми, и среди них – босков и искусство владения оружием. Но самая главная вещь, перед которой гордый тачак всегда готов снять шлем и склонить голову, – это небо, обыкновенное, просторное, прекрасное небо, с которого падает дождь и которое в мифах создало босков, землю и тачаков.

Именно небу тачаки молятся, если они молятся и просят славы и счастья для себя, поражений и бед для врагов. Тачаки, как и другие народы фургонов, молятся только тогда, когда они находятся в седле и с оружием в руке, они молятся небу не так, как рабы – господину, и не так, как слуги – хозяину, но как воин – убару. Женщины народов фургонов, следует заметить, не допускаются к молитве. Впрочем, многие из них почитают предсказателей, которые, кроме предсказаний будущего с большей или меньшей аккуратностью в зависимости от платы, предоставляют невероятную коллекцию амулетов, талисманов, брелоков, любовных напитков, заклинании, чудодейственных зубов слина, великолепных отполированных рогов каийлака, а также разноцветных магических бечевок на шею, которые в зависимости от предназначения могут быть сплетены различным образом.

Когда мы проходили мимо фургонов, я отскочил от клетки, на решетку которой бросился буроватый степной слин, попытавшись достать меня своей лапой с шестью когтями. В той же маленькой клетке метались ещё шесть слинов, они непрерывно извивались, как разъяренные змеи. Их освободят с наступлением темноты, чтобы они оберегали стада, выступая, как я и говорил, в качестве сторожей и надсмотрщиков. Также их использовали для поимки рабов, поскольку слин – очень эффективный, не поддающийся усталости, почти непобедимый охотник, способный по запаху взять след многодневной давности и пройти сотни пасангов, прежде чем наконец настичь свою жертву и разорвать её на куски.

Заслышав звон колокольчиков раба, я развернулся и увидел девушку, одетую лишь в ошейник и колокольчики, тащившую что-то по проходу между фургонами.

Камчак увидел, что я заметил девушку, и хихикнул, понимая, что я мог счесть зрелище странным – рабыня среди фургонов.

Колокольчики позванивали с её запястий, свисали с лодыжек, окружая двойным рядом наручники и кандалы, закрытые на ключ. Шею обвивал необычный тарианский ошейник. Тарианский ошейник – это круглое кольцо, висящее на шее настолько свободно, что, если мужчина ухватится за него рукой, девушка сможет свободно повернуться. Обыкновенный горианский ошейник – это, как правило, плоский, плотно прилегающий к шее стальной обруч; оба ошейника имеют замок. Правду сказать, на тарианском ошейнике довольно сложно сделать гравировку, но, как и обычный, он помечен, чтобы в случае побега девушка могла быть быстро возвращена своему господину. К ошейнику этой рабыни тоже были прикреплены колокольчики.

– Она тарианка? – спросил я.

– Конечно, – ответил Камчак.

– В городах, – заметил я, – только рабыни для наслаждений носят столько колокольчиков, и то обычно лишь когда танцуют.

– Ее господин, – пояснил Камчак, – не доверяет ей.

Эта простая фраза пролила мне свет на условия существования рабыни. Ей не позволяли надевать одежду, чтобы она не могла скрыть в ней оружие, а колокольчики предательски отмечали каждое её движение.

– На ночь, – продолжил Камчак, – её приковывают под фургоном.

Девушка уже исчезла.

– Тарианские девушки горды, – пожал плечами тачак. – В результате из них получаются великолепные рабыни.

То, что он сказал, меня не удивило; горианские господа, как правило, любят гордых девушек – тех, которые борются с бичом и ошейником, сопротивляясь до тех пор, пока, быть может, спустя месяц или больше не сдаются, провозглашая, что принадлежат господину – полностью и без остатка. В дальнейшем им приходится бояться только того, чтобы не надоесть господину, который может продать её другому.

– Когда-нибудь, – сказал Камчак, – она будет молить о тряпье рабыни.

Были основания предполагать, что так оно и будет.

Терпению всякой девушки есть предел: когда-нибудь и эта преклонит колени перед господином, припадет головой к его стопам и попросит дать ей хоть кусочек тряпья, пригодный разве что для того, чтобы сшить из него кейджер. «Кейджер» – это наиболее распространенное слово для обозначения раба женского пола. Другое часто употребляемое слово «кафора» можно перевести как «дочь цепи». Для девушки, живущей среди фургонов, быть одетой в кейджер означало быть одетой в четыре предмета – два красных и два черных. Красный шнур – куурла – обвязывается вокруг талии. Чатка – длинная, узкая полоса черной кожи крепится к этому шнуру спереди, проходит между ног и крепится за шнур сзади. Чатка плотно натягивается, ещё надевается калмак – короткая жилетка без рукавов из черной кожи и, наконец, куура – полоска красной ткани, которой повязываются на затылке волосы. Последняя имеет тот же цвет, что и куурла. Рабыням народов фургонов запрещено заплетать либо как-нибудь по-другому укладывать волосы.

Для раба или «кейджераса» народов фургонов (здесь их мало, разве что для тяжелых работ) считается почетным заслужить право носить кес – короткую тунику из плотной кожи без рукавов. Тут и там бродили девушки, одетые в кейджер, и я рассматривал их, пока мы с Камчаком шли к его фургону. Они были прекрасны. Они вели себя с истинной беспечностью рабыни, девки, которая сознает, что является собственностью, которую мужчина находит достаточно возбуждающей и достаточно прекрасной, чтобы заковать в ошейник. Свободные женщины народов фургонов, как я успел заметить, смотрели на этих девушек с презрением и ненавистью, а иногда колотили их палками, если те слишком близко приближались к котлам и пытались стащить кусок мяса.

Очередная девушка, которой досталось палкой, рассмеялась и убежала, распушив свои каштановые волосы.

Мы с Камчаком рассмеялись.

Я был уверен, что красавице было нечего бояться своего господина, за исключением того, что она перестанет забавлять его.