– Убей его! – выла Африз.
Минут пятнадцать терпеливо, не торопясь, Камчак наступал на Камраса, нанося ему неглубокие, но чувствительные царапины и раны, оставляя быстро проступающую яркую кровь на его тунике или теле.
Затем, к своему удивлению и удивлению всех, Камрас – чемпион Тарии в воинском искусстве так ослаб от потери крови, что упал на колени. Камрас пытался поднять свой меч, но стопа Камчака вдавила его в песок, и Камрас поднял глаза, чтобы посмотреть в изборожденное шрамами свирепое лицо тачака.
Меч Камчака был у его глотки.
– Шесть лет, – сказал Камчак, – прежде чем у меня появились шрамы, я был наемником в охране Ара. В то время я стал первым мечом.
Камрас упал в песок, к ногам Камчака, неспособный даже просить пощады. Но Камчак не убил его.
Вместо этого он бросил свой меч в песок – и меч вонзился почти до рукояти.
Он посмотрел на нас и ухмыльнулся.
– Интересное оружие, – сказал он, – но я предпочитаю копье и кайву.
Вокруг поднялся невероятный шум, биение сотен копий по кожаным щитам. Я бросился к Камчаку, обнял его, чуть не плача от радости. Он довольно ухмылялся, пот блестел в бороздах его шрамов.
Тут он повернулся и подошел к столбу Африз, стоявшей там с запястьями, скованными сталью.
Она взглянула на него, потеряв дар речи от ужаса.
Глава 11. ОШЕЙНИК И КОЛОКОЛЬЧИКИ
Камчак внимательно разглядывал Африз.
– Почему это рабыня, – риторически спросил он, – нарядилась в платье свободной женщины?
– Пожалуйста, нет, тачак, пожалуйста, – в глазах прекрасной тарианки стояли слезы.
И в следующий момент благородная, очаровательная Африз из Тарии осталась у столба в чем мать родила перед глазами своего господина.
Она закинула голову и застонала. Запястья её все ещё были скованы удерживающими кольцами. Как и предполагал Камчак, она погнушалась надеть наряд рабыни под бело-золотое платье.
Кассарская девушка, прикованная напротив неё к столбу, теперь была освобождена судьей, она подошла к столбу, к которому все ещё была прикована Африз.
– Славно сделано, Камчак, спасибо.
Камчак только пожал плечами.
Тогда девушка мстительно подняла пальцем подбородок очаровательной Африз.
– Рабыня, – прошипела кассарка, – рабыня…
Затем она отвернулась и пошла к своим.
Камчак громко рассмеялся.
– Накажи её, – потребовала Африз.
Внезапно Камчак выдал Африз пощечину. Ее качнуло в сторону, и из угла рта показалась струйка крови. Девушка поглядела на Камчака со страхом. Может быть, её ударили в первый раз за всю жизнь.
Камчак стукнул её не слишком сильно, но вполне достаточно, чтобы проучить.
– Ты должна понять, что тебя может наказать любой свободный воин народов фургонов, – сказал он.
– Вижу, – произнес кто-то за спиной, – ты знаешь, как обращаться с рабами.
Я обернулся и увидел, что в нескольких футах от нас рабы, стоявшие на окровавленном песке, держали на плечах открытый и роскошно убранный паланкин Сафрара из касты торговцев.
Африз вспыхнула с головы до ног – все её тело залила краска стыда.
Круглое красное лицо Сафрара лучилось радостью, хоть я и думал, что день похищения Африз будет трагичным для него. Узкие алые губы торговца широко раздвинулись, в гримасе удовольствие показались золотые зубы. Африз дернулась в наручниках, пытаясь напрасно прикрыться – теперь зрелище её наготы во всем богатстве было доступно даже для рабов, несущих паланкин. Для всех рабов Африз была теперь не больше, чем они сами: разве что её тело будет использовано не для того, чтобы переносить паланкин, носить грузы или копаться в земле, а станет служить несколько иным целям, впрочем, более легким и, без сомнения, более приятным, чем тело рабов-мужчин.
– Сафрар! – закричала Африз.
Сафрар взял с бархатной подушечки, лежащей рядом с ним в паланкине, маленький монокль, обрамленный стеклянными лепестками, прикрепленный к серебряному стебельку с серебряными листьями. Через это приспособление он внимательно посмотрел на девушку.
– Африз! – вскричал он, словно ужасаясь, но сохраняя улыбку на лице.
– Сафрар, – плакала она, – освободи меня.
– Какое несчастье, – причитал Сафрар.
На солнце весело сверкали его золотые зубы.
– Африз получила сюрприз, – скаламбурил Камчак.
– Я богатейшая женщина в Тарии! – выкрикнула Африз Камчаку. – Назови твою цену.
Камчак посмотрел на меня.
– Думаешь, пяти золотых будет достаточно, не слишком много? – спросил он.
Я был изумлен.
Африз едва не задохнулась от обиды в цепях у столба.
– Слин! – зарыдала она, но затем обернулась и потребовала у Сафрара:
– Купи меня! Если необходимо, используй все мои ресурсы, все! Освободи меня!
– Но, Африз! – Сафрар изобразил изумление. – Я забочусь о твоих деньгах и обменивать всю твою собственность на одну рабыню будет самым немудрым и абсурдным решением с моей стороны, даже непростительным.
Африз смотрела на него, отказываясь понимать, что он говорит.
– Это правда, точнее, была правда, что ты была богатейшей женщиной во всей Тарии, – продолжил Сафрар. – Но твои богатства находятся не в твоих руках, а в моих, во всяком случае пока ты не достигла своего совершеннолетия, что случилось бы всего через несколько дней.
– Я не хочу оставаться рабыней даже на день! – плакала, кричала девушка.
– Я понимаю так, – сказал Сафрар, приподымая золотые капельки бровей над глазами, – что ты хотела бы по достижении своего совершеннолетия передать все свои богатства тачакам, чтобы освободиться?
– Конечно, – плакала она.
– Какое счастье, – констатировал Сафрар, – что такая передача запрещена законом.
– Я не понимаю? – пробормотала Африз.
Камчак сжал мое плечо и потер свой нос.
– Без сомнения, ты знаешь, – сказал Сафрар, – что раб не может иметь собственности, так же как каийла, тарларион или слин?
– Я богатейшая женщина Тарии! – вскричала она.
Сафрар чуть-чуть склонился вперед. Его круглая физиономия лоснилась; он надул губы, улыбнулся, затем склонил голову и очень быстро сказал:
– Ты рабыня, – а затем самодовольно заржал.
Африз откинула голову и завизжала.
– У тебя даже нет имени, – прошипел маленький торговец.
Это была правда. Камчак, без сомнения, продолжал бы называть её Африз, но это было бы уже имя, данное им, а не её собственное. Раб или рабыня, не будучи полноправным разумным существом в глазах германского закона, не может выбирать имена по собственному усмотрению Таким образом, с точки зрения горианского закона, как это ни неприятно говорить, рабы – это животные, полностью и безоговорочно принадлежащие своим господам и вынужденные делать то, что господа захотят.
– Думаю, я назову её Африз, – сказал Камчак.
– Освободи меня, Сафрар, – заискивающе тихо попросила девушка, – освободи меня.
Сафрар рассмеялся.
– Слин, – завизжала она. – Вонючий слин!
– Будь осторожна, – предостерег Сафрар, – теперь ты говоришь с богатейшим человеком в Тарии Африз плакала и рвалась в наручниках.
– Ты понимаешь, разумеется, – продолжал Сафрар, – что когда ты стала рабыней, все твои богатства, гардероб и драгоценности, вложения и счета целиком и полностью становятся моими.
Африз безудержно рыдала у столба.
– Я прошу тебя, благородный Сафрар, – всхлипывая, повторяла она, – прошу тебя, прошу тебя освободить меня, пожалуйста, пожалуйста!
Сафрар улыбнулся ей и затем повернулся к Камчаку.
– Что, тачак, просишь ты за нее? Какую цену ты назначал?
– Я снизил, – сказал Камчак, – до одного медяка.
Сафрар улыбнулся.
– Цена слишком высока, – сказал он. Африз завизжала. Сафрар снова поднял крохотное стекло, через которое он же рассматривал девушку, и изучив её более внимательно. Затем он пожал плечами и жестом приказал рабам разворачивать паланкин.
– Сафрар! – ещё раз вскричала девушка.
– Я не разговариваю с рабами, – отрезал торговец в паланкине и медленно поплыл в сторону стен надменной Тарии.