Он бормочет последние слова, как будто он стеснялся сказать их.

Я стараюсь не смотреть на него, пытаясь сохранить это мгновение под контролем. Но моя голова, кажется, поворачивается самостоятельно, и мои глаза тянутся к нему.

- Ты единственная постоянная, которая была у меня в жизни. Я потерял все свое прошлое, кроме тебя. Ты оставалась со мной. И возвращалась каждыя раз, как я закрывал глаза, - его щеки горят, и он ерзает на сидении. - Я оборачивался, чтобы увидеть ту девушку с длинными темными волосами, обрамляющими лицо. Я оборачивался, чтобы увидеть тебя. Настоящую тебя. Не застегнутого на все пуговицы солдата, которым ты притворяешься.

- Я не притворяюсь.

- Возможно, нет. Но это не то, кто ты.

Я вздрагиваю, когда он тянется к моей косе, водит пальцами по запутанному переплетению.

- У тебя от этого голова не болит? - спрашивает он.

Да.

- Нет.

Он не выглядит убежденным, отпуская мою косу и проводя рукой по рукаву моего жакета.

- Неужели он не душит тебя на жаре пустыни?

Да.

- Нет.

Мы смотрим в окна, когда группа прогуливающихся подростков, смеясь и шутя, прыгают в машину рядом с нами. Они увеличивают звук какой-то пульсирующей песни, как и положено для нормального дня с друзьями.

Я ненавижу себя за то, что завидую им.

- Почему это так важно для тебя, ношу я форму или заплетаю волосы?

- Я просто пытаюсь понять тебя.

- Это легко. Я - защитник. Все, что я делаю - это выполняю клятву, которую я дала. Это жизнь, которую я выбрала. Жизнь, которую я выбрала бы снова.

Мой голос звучит громче, чем я хочу. Оборонительно.

Вейн остается спокойным и тихим, отвечая.

- Так ли это? Или это то, что ты сама себе сказала, потому что в другом случае вынуждена была бы признать, что вся твоя жизнь отстой? И что ты поклялась уже давно, потому что веришь, что заслужила наказание за что-то содеянное, и с тех пор должна себя мучить?

Даже если он прав, даже если я наказываю себя, я заслуживаю наказания. И он скоро узнает почему. Я должна просто сказать ему. Покончить с этим.

- Ты достойна, быть счастливой, - шепчет он. - Неважно, что ты думаешь или что ты сделала. Ты достойна счастья.

- Я…

- Ты достойна. И разве есть лучшее, чем сейчас, время - когда мы смотрим на бой и даже не можем поучаствовать - чтобы начать? Давай ты распустишь волосы. Выбрось этот ужасный жакет с мусор. Сделай перерыв.

- Я не могу, Вейн.

- Нет. Можешь. Тебе просто нужно отпустить это.

Мой живот снова урчит, и он ругается.

- Ну же, это безумие.

Он выглядит таким убедительным. Таким честным. И он заботится обо мне.

Никто не заботится обо мне… даже я сама.

Он тянется к своему пакету и вытаскивает другую картошку, протягивая ее.

- Ты можешь начать с малого.

Целый мир исчезает, оставляя просто меня, Вейна и ту французскую картошку фри. Ого, выглядит почти столь же заманчиво, как и мальчик, держащий ее.

- Твое тело голодно, Одри. Дай ему одну вещь, которую оно хочет.

Все мои годы обучения кричат, чтобы я сопротивлялась. Отпихнуть его руку прочь и отказаться продлевать дни слабости.

Но глубоко, в глубине душе, крошечный голос шепчет что-то еще. Те же самые слова, которые потом говорит Вейн.

- Чему это может навредить?

Только мне, когда мне придется вынести дополнительные месяцы лишений пищи.

Но я, наверное, погибну через неделю. Почему бы не дать себе маленькую вещь, которую я хочу?

Прежде, чем я могу передумать, я хватаю жареную картошку и пихаю ее в рот. Мой первый кусок реальной еды через десять лет.

И это лучшее, что я когда-либо пробовала.

Глава 43

Вейн

Я не могу поверить, она сделала это.

Я внимательно наблюдаю за ее глазами и ртом, наполовину ожидая, что она все выплюнет в любую секунду. Но она глотает. Затем ее голодные глаза встречаются с моими. Я никогда не видел ее такой застенчивой. Такой робкой. Такой… счастливой.

- Можно мне еще? - шепчет она.

Я тянусь к сумке и беру еще картошку. Она сухая… больше выглядит как черви… и даже не горячая.

- Знаешь что? Если мы собираемся сделать это, то мы сделаем это правильно, - говорю я, беря пакет с коленей и бросая его на заднее сидение. Я не могу поверить, что не подумал об этом в первую очередь.

- Куда мы едем? - спрашивает она, потянувшись к сумке. Я убираю пакет дальше.

- Ни за что. Я не позволю твой первое еде быть холодной картошкой из Макдональдса. Я везу тебя в In-N-Out.

Я нажимаю на педаль газа, надеясь, что она не передумает через пятнадцать минут, которые займет то, чтобы добраться туда. Но она этого не делает. Она даже не стесняйтесь взять меня за руку, когда она вылезает из машины на переполненной стоянке.

Жара ударяет нас как стена, и Одри закатывает рукава ее куртки.

Я останавливаюсь.

- Просто сними ее.

Сопротивление вспыхивает в ее глазах, но я сжимаю ее руку.

- Давай. Кому это может навредить?

Она вздыхает. Потом отводит руку и начинает расстегивать пуговицы.

Мое сердце отбивает ускоренный марш. Я знаю, что у нее одета откровенная черная майка под курткой… но это не то, что делает действие настолько сексуальным. Ну, хорошо, это помогает. Но горячее всего наблюдать, как для разнообразия она делает что-то, что она хочет сделать.

Мне хочется заставить ее расплести косу, но я не хочу давить на мою удачу. Итак, я бросаю ее куртку в машину и снова беру ее за руку, и веду в In-N-Out.

- Что хорошего в этом месте? - спрашивает Одри, выглядя немного напуганной толпой.

Ее темные одежды выделяются на фоне ярко белого, красного и желтого цветов ресторана, и я замечаю, как несколько человек таращатся на нее. Половина из них парни, оценивающие ее.

Я сжимаю ее руку крепче.

- Увидишь.

Я заказываю два комбо №2.

- В зверином стиле, - указываю я.

Брови Одри поднимаются вверх.

- Просто доверься мне, - говорю я ей, беря наши стаканы и наполняя их содовой.

Чудом мы забиваем маленький столик в углу, и я сажаю туда Одри, а сам хватаю кетчуп и салфетки. Пять минут спустя называют наш номер, и я ставлю два идеальных чизбургера с картошкой фри на стол и сажусь, напортив нее.

Одри следит за едой со смесью голода и страха.

- Можешь, есть мало, как хочешь. - Я протягиваю ей чизбургер и посыпаю солью фри. - Но ты не сможешь остановиться, как только ты попробуешь это.

Она держит чизбургер, как инородный предмет, как будто она боится прикоснуться к булочке без бумаги.

Я не могу удержаться от смеха.

- Ты много думаешь. Просто пробуй.

Она смотрит, как я беру огромный кусок… что удивительно, кстати. In-N-Out довел до совершенства чизбургер… но она все еще колеблется.

- Я не могу поверить, что я делаю это.

- Ты уже ела фри, помнишь? Можешь также пойти на это сейчас.

Она, похоже, могла бросить все это и уйти. Затем ее глаза сужаются, спина выпрямляется, и она ныряет в еду, растягивая губы, чтобы больше укусить.

- О. Боже. Мой, - бормочет она с набитым ртом.

Соус стекает с одной стороны ее подбородока, и крошечный кусочек жареного лука прилипает к ее губам, но она никогда не выглядела сексуальнее. Я хочу перепрыгнуть через стол и поцелуем убрать грязь с ее лица.

- Жизнь меняется, верно?

Она только может кивнуть… ее рот уже полный от следующего куска.

В течение десяти минут она съела весь гамбургер и большую часть ее картошки. Она откидывается назад на стул, сжимая живот.

- Ты в порядке. - я надеюсь, что только что не обеспечил ей Мать Всех Болезней Живота.

Одри кивает.

- Я забыла, каково это… быть сытой. - Она переносит свой вес, вытягивая ноги. - Мне так тепло.

- До сих пор не могу поверить, как долго ты лишала себя всего.

- Десять лет. - Ее улыбка исчезает. - Я, вероятно, буду сожалеть об этом позже.