Он отлично помнил: она надеялась спрятаться у Асян. Мог ли Дай-ан не знать, что творится в его доме? С некоторых пор Киан никому не доверял и боялся сболтнуть лишнее. Истина была страшнее самых ужасных предположений: если Мэй удалось бы схватить, Юйтан первым приказал бы тайком удавить ее в подземелье!

— Я не знаю, где она, господин. Я ничего о ней не слышал. Но вам лучше меня известно: то, что происходит в княжеских покоях, равно как и в подземной тюрьме, зачастую не предается огласке.

Когда князь решил отправиться в путь, Киан заупрямился. Он сказал, что не уедет, пока не найдет Мэй. События последних дней научили Юйтана растворять гнев в бесконечном терпении: он усадил сына рядом с собой, накрыл его нервно дрожащие пальцы своими широкими ладонями и сказал:

— Тебе пришлось много пережить, и я щадил твое сердце. И все же пришла пора сказать правду: этой женщины больше нет. Ее поймали и задушили, когда ты еще был пленником. Я видел тело.

Киан вскочил, как ужаленный. Его глаза сверкнули.

— Я тоже хочу его увидеть!

— Поздно. Труп сожгли.

— Это могла быть другая женщина!

— Не думаю. Зачем Арваю лгать?

— Он сказал мне, что Мэй не нашли.

— Я попросил его об этом.

Киан закрыл лицо руками. Мэй больше нет?! Он был не в силах в это поверить. Их любовь была воплощением лучшего, что есть в жизни могла ли она закончиться столь бессмысленно и жестоко? Он вспоминал взгляд девушки, равный нежному прикосновению или заветному слову, ее серебристый смех. Неужели все это отныне принадлежит только Небу?! Если так, ему придется познать оцепенение одиночества и плен мрака, покорность судьбе, таящую в себе бессильную злобу на жизнь.

Киан уехал, не зная о том, что Мэй жива, что все эти дни она провела в крохотной комнатке Асян. Сюда никто не заходил, и никому не могло прийти в голову, что младшая наложница осмелится укрыть у себя ту, которую разыскивал сам князь.

Асян приносила Мэй еду и скупые новости. О Куне ничего не было слышно. К князю приехали какие-то важные гости: может быть, из-за них он позабыл о пленнике?

Асян не решалась расспрашивать господина: он мог что-нибудь заподозрить, к тому же в последние дни Дай-ан ходил сам не свой. Она старалась выскользнуть из дому, побродить по усадьбе и послушать, о чем говорят люди Арвая. И однажды увидела нечто ужасное. Там, где обычно выставляли трупы казненных, висела пустая кожа, содранная с еще живого человека. На свой страх и риск Асян спросила у одного из воинов, чьи это останки, и получила ответ:

— Того молодого воина, который обнажил меч против князя. Его пытали несколько дней, а потом прикончили.

Она не знала, как сказать Мэй правду, но ей все же пришлось это сделать. К удивлению Асян, подруга не заплакала. Она долго сидела, погруженная во внутреннюю тишину, полную непроницаемой, черной скорби.

Кун мертв. Он погиб жуткой мучительной смертью из-за любви к ней. Их счастье оказалось недолговечным, как бумажные фигурки, как цветы мэйхуа, что осыпаются и покрывают землю, подобно снегу. Отныне история их любви принадлежит прошлому, однако жизнь продолжается. Как же она будет жить?!

— Я пойду к князю. Пусть меня тоже казнят. Я хочу быть рядом с Куном.

Лицо Асян исказилось от страха. Она схватила подругу за руку.

— Не делай этого! Ты слишком молода, чтобы умирать! Кун велел тебе спрятаться, приказал бежать! И потом, если… если ты сдашься князю, тебя станут пытать, ты не выдержишь и сознаешься в том, кто тебя укрывал! Тогда Арвай убьет и меня, и всю семью моего господина!

Мэй долго молчала, при этом ее взгляд был холодным и далеким, как луна. Потом она промолвила:

— Ты права. Только мне все равно не выбраться отсюда.

— Выберешься. Господин впал в немилость, ночью мы тайком покинем усадьбу. Его жена берет с собой служанок, кроме того, y господина две почти взрослые дочери. Ты затеряешься в толпе женщин, никто не станет нас пересчитывать. А потом убежишь.

Мэй в самом деле удалось выйти вместе с семьей Дай-ана, а после, воспользовавшись суматохой, исчезнуть во тьме.

Она не знала, куда идти, ей казалось, что все дороги ведут в бездну, где она затеряется, как песчинка. Мир казался мертвым, без единого очага надежды и жизни: люди-куклы, дома-остовы. А главное — умерло ее сердце.

Тем временем Киан возвращался в то место, которое считал своим домом в течение семи лет, в ту жизнь, с которой некогда расстался без сожаления и печали. Теперь он думал о том, что, вероятно, парчовые обложки его любимых книг запылились, а содержимое тушечницы засохло. Он представил, как кисть порхает в пальцах, а мысли и чувства превращаются в слова. Отныне все его стихи будут посвящены Мэй. Он поклялся в вечной любви живой женщине, но будет верен и мертвой. Былые радости не оживят его сердце, лишь немного облегчат боль.

Решив нарушить долгое молчание, Киан спросил отца:

— Айжин в порядке?

Юйтан встрепенулся в седле.

— Да. Я велел конюхам ездить на нем, чтобы не застоялся, но первое время он не хотел никого подпускать. Он будет рад возвращению своего хозяина!

На лице Киана мелькнула тень улыбки.

— А Дин и Хао?

— Целы и невредимы. Я хотел отдать приказ отрубить им головы, но решил, что ты сам решишь их судьбу.

— Зачем лишать их жизни? Они ничего сделали!

— Разве они не совершили предательства, бросив тебя у стен Кантона?

— Если мне когда-нибудь доведется править, я положу конец бессмысленным казням! — В сердцах произнес Киан.

Юйтан нахмурился.

— Тебе хорошо известно, что знатные люди наделены мудростью и властью самим Небом.| Простолюдины невежественны и глупы от природы, потому их удел — тяжелый труд. А чтобы им не пришло в голову возмущаться, в них следует поддерживать дух покорности, это невозможно без насилия.

Киан усмехнулся. Перед отъездом Юйтан велел ему привязать к обрезанным волосам косу, сделанную из чужих волос, фальшивую, как вся его жизнь.

Он вновь подумал о своем обмане. Теперь эта некогда казавшаяся постыдной тайна были сродни изощренной мести.

Часть вторая

Глава 1

— Женщина не может принадлежать себе. Она всегда живет в подчинении у кого-то, — сказала Лин-Лин, но Тао не ответила.

Она сидела на низком табурете и обмахивалась круглым веером, отчего вокруг распространялся тонкий, манящий аромат жасмина. Ее волосы были сколоты на затылке и распущены на висках, длинные серьги касались плеч. Голубое платье украшал вьющийся серебристый рисунок, напоминавший водяные струи. На первый взгляд, Тао была хрупка и прекрасна, как фея, спустившаяся с Луны в мир людей, но толстый слой пудры скрывал жесткое выражение лица, а в глубине ярко подведенных глаз пряталось отчаяние.

Три года пролетели, как один день. Сегодня ей предстояло переселиться в дом мужчины, который заплатил за нее деньги. У нее не будет свадьбы, ей придется жить на положении не жены, а вещи.

Тао кое-что знала о том, кто купил ее тело. Его звали Ли Чжи, он был богатым торговцем и жил в собственном доме вместе с пожилой сварливой матерью и шестнадцатилетним бездельником-сыном. Его жена умерла несколько лет назад, и все это время к возмущению домочадцев Ли Чжи сожительствовал с певичкой из веселого квартала. Мать была против новой женитьбы сына, но усердно втолковывала ему, чтобы он взял в дом молоденькую бесправную наложницу.

— Если появится Мэй, скажи ей, где я. Пусть придет, и я плюну ей в лицо! — бросила Тао кухарке.

Услышав зов тетки, она поднялась с табурета и спустилась вниз, где ждал Ли Чжи. Им предстояло ехать в открытой повозке, и, чтобы защититься от пыли, Тао опустила на лицо полупрозрачный шарф.

Она не смотрела ни на мужчину, которому ей предстояло отдаться нынешней ночью, ни на Ши, ни на Лин-Лин. Не оглянулась она и на дом, в котором прожила десять лет. Никто не спрашивал ее, что она чувствует, между тем она ощущала себя сверчком в клетке, каких продают на базаре.