Заметив в ее глазах слезы, а в изгибе губ — покорность и страх, он вспомнил неведомого маньчжура, который провел с его матерью одну-единственную ночь, судьбу Ниу, свое детство и, вернувшись к отцу, сказал:

— Благодарю вас за ценный подарок, но прежде я бы хотел испытать себя в настоящем деле. Поберечь свои тайные силы, чтобы стать хорошим воином. Сражения на поле любви подождут. Прошу, выдайте родителям девушки обещанную награду, а ее отпустите домой.

Князь усмехнулся. Сын еще молод и не знает, какую мощь способен обрести человек в слиянии двух начал!

— Я уверен в том, — промолвил он вслух, — что ты способен сделаться человеком, чья власть обусловлена умом, великодушием и отвагой, а не только назначением императора.

— Я рад, что вы меня понимаете, — искренне произнес молодой человек.

Похлопав сына по спине, князь сказал:

— В провинции началось восстание, в городе нарушен порядок. Простолюдины негодуют. Я получил приказ их усмирить. Между тем я уже немолод, а ты жаждешь ратных дел. Невелика честь рубить головы непокорным китайцам, но, к сожалению, нам приходится заниматься и такими делами. Бунт черни подрывает империю изнутри. Собери надежных людей. Постарайтесь сделать все быстро, тихо и без особых потерь.

— Я буду командовать войском?

— Командование я поручу опытным людям, Ердену с Октаем. А у тебя будет свой небольшой отряд.

Киан с трудом подавил вздох разочарования. Это означало, что его вновь не допустят к серьезному делу, а всего лишь позволят поиграть в войну. Можно ли стать искусным солдатом, когда кто-то постоянно следит за тем, чтобы с твоей головы не упал ни единый волос!

Он вышел во двор, где его ждали верные Хао и Дин. На людях они держались с ним как вассалы, но наедине могли вести себя по-приятельски.

— Я слышал, ты отказался от хорошенькой китаянки, — заметил Дин, толкнув его локтем. — С чего бы это?

— Если отведаешь такого лакомства, и думать забудешь о чем-то другом! — подхватил Хао.

— Потому и отказался, — ответил Киан.

Они были готовы осыпать его шутками, но он мотнул головой так, что тугая коса взвилась змеей и хлестнула его по спине, и нахмурил брови. Приятели тотчас присмирели. Если сын Юйтана Янчу смотрел таким взглядом, лучше было умолкнуть.

— Князь поручил собрать отряд для подавления волнений в городе. Поедете со мной.

Он принялся отдавать приказы, а Дин и Хао согласно кивали. Они были не просто китайцами, а китайцами, состоящими на службе у богатого маньчжура, потому их мало волновало, что им придется выступать против своего же народа.

Было решено выступить до рассвета, потому Киан рано удалился к себе, чтобы отдохнуть и немного поразмыслить.

В прежние времена воин не занимался ничем, кроме войны. Сейчас все стало иначе. У Киана был учитель, который научил его выводить иероглифы не хуже любого, шэньши и слагать стихи.

Этот вечер, могущий стать вечером любовных утех, Киан решил провести наедине с бумагой и тушечницей.

Надвигались сумерки. Усталые глаза с трудом различали замысловатые письмена. Кун отложил кисть. Стихи все еще звенели в голове, переливались в душе, согревали сердце. Перед глазами стояли яркие живые образы.

Вошел Юйтан и с уважением посмотрел на четкие иероглифы.

— Прежде нас учили только сражаться, не объясняя того, что слово — это тоже оружие, — одобрительно произнес он и добавил: — Я пришел сообщить, что у меня есть еще один подарок, который ты, надеюсь, с радостью примешь. Я не собирался его преподносить — так получилось. Признайся, ты скучал по матери? За все эти годы ты ни разу не произнес ее имя.

Киан вздрогнул. Было время, когда не проходило дня, чтобы он не вспоминал Ниу, которая осталась в том мире, куда ему не было возврата. Сестер было слишком много, с Юном он тоже мало общался, но мать…

Что подумала Ниу, когда он исчез? Что сказала бы она, увидев его сейчас?

На память пришла известная поговорка: «Что может быть лучше, чем вернуться в родную деревню в ореоле славы и в богатом халате!».

Увы, он сможет сделать это разве что в мыслях! Безжалостное время раскололо его жизнь на две половины, и с этим ничего не поделаешь.

Киан посмотрел в окно, где тянулся алый рубец горизонта, казалось, навсегда отсекавший настоящее от прошлого, и признался:

— Очень скучал.

Юйтан похлопал его по плечу.

— Хорошо, что ты не таишь своих чувств, во всяком случае — от меня. Я не злюсь на Пин. Я давно ее позабыл. Ни одна женщина не стоит того, чтобы ее долго помнили, ни одна, кроме матери. Потому я и согласился на вашу встречу.

Киан поднял глаза на князя, не понимая, о чем тот говорит. Кто такая Пин? И вдруг очнулся. Пин, сбежавшая наложница господина. Не его мать. Мать настоящего сына Юйтана Янчу, сына, чье тело давно сгнило в земле, в тайной могиле посреди безвестного леса! Со временем Киан перестал бояться прошлого. Он много раз задавался вопросом, почему Юйтан столь безоговорочно принял нищего мальчишку? Ответ мог быть только один: обладать таким богатством и властью, но не иметь наследника значит быть ниже самого последнего бедняка.

— Она приехала?! — прошептал он, обезумев от страха.

Можно выколоть Пин глаза, но и слепая она скажет, что перед ней не ее сын! Старый китаец, его учитель, был прав, говоря, что судьба носит в кармане ключи от всех дверей.

Киан знал, что при всей кажущейся справедливости князь беспощадный и непримиримый человек. Он был свидетелем того, как тот сносил головы нерадивым слугам и ослушникам одним ударом меча.

— Она ждет тебя в беседке. Тебе позволено поговорить с ней несколько минут, после чего она должна уйти.

Молодой человек кивнул. Почти стемнело, но сад был ярко освещен цветными фонариками. Идя по дорожке, Киан сжимал кулаки и стискивал зубы. Судьба дала ему крылья, позволившие очутиться в мире, выше которого только небо, и он не мог позволить простому случаю оборвать их и растоптать в грязи. Вместе с тем он понимал: сейчас ему не помогут ни ложь, ни мешочек с деньгами, который он предусмотрительно захватил с собой.

Пин была похожа на испуганную птицу. Хотя ее лицо хранило следы былой красоты, она вступила в тот возраст, когда воды человеческой жизни текут не вперед, а вспять. Запыленная одежда и истертый посох указывали на то, что она проделала долгий путь.

Женщина поднялась ему навстречу. Киан открыл рот, собираясь заговорить, но его опередила Сарнай. Подобно недоброму духу, старуха незаметно появилась за его спиной.

За минувшие годы она ничуть не сдала: плечи не согнулись, глаза не утратили блеск. Кисти рук исчезали в длинных рукавах красиво расшитого одеяния сиреневого шелка, высокая седая прическа была увенчана лесом шпилек с головками из сине-зеленого нефрита, а на ногах красовались сапоги с богато украшенным бархатным верхом.

— Ты наверняка не думала, что вернешься сюда, Пин! И долго тряслась от страха, прежде чем решилась приехать. И все же любовь к сыну оказалась сильнее. Теперь посмотрим, насколько тверда твоя память. Вот твой мальчик. Нравится ли тебе, как он выглядит? Не похудел ли он телом, хорошо ли одет? Обними же его!

Пин со страхом смотрела на высокого юношу в синем шелковом халате с вышитым на нем золотым леопардом.

Женщина послушно подалась вперед, и ее одежда слилась с одеждой Киана. Руки Пин были безжизненными, вялыми. Она как будто обнимала статую.

Юноша был поражен, когда, отстранившись, Пин прошептала:

— Какой ты красивый и взрослый! Я не ожидала увидеть тебя таким.

Могла ли она ошибиться? Или притворялась? Ему ничего не оставалось, как поддержать эту игру. Киан прикинул, какие вопросы мог бы задать родной матери.

— Я скучал… Как там… дома?

— Все живы и здоровы. Правда, сейчас тяжелые времена…