Другие находят в унитазах фекалии и мажут ими стены туалета. Один такой «штукатур-маляр» действительно считал, что шпаклюет, украшает стены туалета, отделанные белоснежным кафелем.
Однажды ночью мне попался в туалете и настоящий копрофаг, занятый поздним ужином. Молодой мальчишка лазил рукой по унитазам, засовывая туда руку по самый локоть, доставал более-менее твердые «колбаски» фекалий и … отправлял их в рот!
Копрофаг отравился дерьмом, и санитарка бегала в Ново-Николаевку за молоком, чтоб его, выблевывающего в тазик куски дерьма им отпаивать.
Во время некоторых праздников, как, например Новый Год, 23 февраля, 8 марта, 9 мая для больных устраивали в столовой дискотеку, более похожу на детский утренник. Больные рассаживались вдоль стен и слушали, как читают стихи, поют песни под принесенную по такому случаю гитару. После выступлений каждый получал кружку слабого чая, и начиналась дискотека – под звуки музыкального центра 10-15 больных танцевали в освобожденном от столов центре столовой, а остальные продолжали сидеть вдоль стен, смотря на танцующих, слушали музыку или общались между собой.
На подобные праздники приводили несколько женщин из женского отделения, и меня всегда занимал такой вопрос – специально ли приводят к нам самых уродливых, или все они в женском отделении таковы, по крайней мере, несмотря на голод по женскому телу у меня ни разу не возникло желание обнять одну из этих каракатиц или потанцевать с ней. Хотя находились менее щепетильные больные, которые с удовольствием обнимали уродиц и украдкой щупали отвисшие почти до пупа груди (в женских отделениях лифчики запрещены, и груди у лежащих там годами быстро провисают и теряют всякую привлекательность).
Все равно, несмотря на весь маразм этого утренника, праздник остается праздником, и это ублюдочное подобие дискотеки поднимает настроение и отвлекает от серых больничных будней.
Зимой оказалось, что кроме «Праздника цветов» есть еще один конкурс, проходящий на территории всей больницы – это «День Ледяных Фигур». В лютые предновогодние морозы на двор больницы выходит по очереди персонал, усиленный парой-тройкой вменяемых больных, умеющих лепить из снега. С пищеблока в ведрах таскают горячую воду и, намочив в ней колючий холодный снег, лепят из него ледяные фигуры. Обычно это Дед Мороз со Снегурочкой, гороскопическое животное наступающего года, а иногда что-то совершенно непонятно, порожденное воспаленным мозгом припаханных к скульптурному творчеству больных.
Вылепленные скульптуры обычно затем раскрашивают гуашью или акварельными красками, и они худо-бедно украшают зимой больничный двор, хотя больные видят все это только из окна с высоты третьего или четвертого этажа.
Приезжающая на праздник комиссия из врачей с Владивостокской оценивает работы и раздает победившим отделениям призы.
Год шел за годом… от больничной пустоты, от ничегонеделания и однообразия уже не хватало сил. Сам по себе человек активный и деятельный я уставал от вынужденного безделия до такой степени, будто целыми днями таскал мешки с цементом.
Я не знал, сколько времени еще мне предстоит провести на принудке и от этого мне становилось еще хуже.
Тогда я нашел выход в азалептине. Это снотворное гарантировало 8-10 часов крепкого сна от одной таблетки. Я выпрашивал азалептин у медсестер, отбирал у больных и спал и видел сны, в которых гулял по свободе. В таком спящем состоянии я провел полтора года. Доза азалептина постепенно возрастала и с 25 мг выросла до 250 мг, то есть двух с половиной больших таблеток. Я спал бы и дальше, до самой выписки, да вот незадача – азалептин стал учетным препаратом и доставать его стало труднее и труднее, да, впрочем, я уже и не спал от него – так за полтора года мой организм привык к этому сильнейшему снотворному.
Когда я прекратил пить азалептин и начал бодрствовать от подъема до отбоя дни показались мне бесконечными.
Но основной срок я уже проспал, скоро меня ждала выписка, хотя я еще и не знал об этом.
На очередной комиссии доцентша вдруг не стала задавать мне никаких вопросов о моем состоянии, зато мы минут пятнадцать обсуждали Windows Vista и новый Photoshop.
С этой комиссии я был выписан – не сразу домой, а на вольную больницу. Мои документы ушли в суд, и я в счастливом ожидании провел месяц, вплоть до того времени, когда мне выдали мои вольные вещи и, пожелав удачи, посадили меня в УАЗик, который повез меня в вольное отделение.
Но это начиналась уже совершенно другая история…