Новак вскочил так стремительно, что едва не потерял равновесия. — Скорее! — бросил он Сандро. — До темноты нужно успеть найти хоть несколько кусков!

Эту скоротечную ночь Новак и Рид провели в экспресс-лаборатории разведочной ракеты. Новак рассматривал поверхность подобранных осколков “ракетки” в микроскоп, водил по ним острием электрического щупа, записывал показания осциллографов. Сандро сперва помогал ему — сделал пробный химический анализ вещества “ракетки”, но потом, сморенный усталостью, задремал в мягком кресле.

Антон снова и снова глядел в микроскоп на неровные блестящие сколы, веря и пугаясь оформлявшейся в мозгу догадки. Коричневые шестигранные ячейки, сплетенные в причудливую мозаику, сверкающие прослойки белого металла, оборванные извилистые жилки-проволочки, желтые прозрачные кристаллики… Когда ослепительная Ближайшая снова взлетела в черное небо, Новак поднял воспаленные, покрасневшие от напряженного всматривания глаза на дремавшего Рида, осторожно тронул его за плечо:

— Знаешь, Сандри, мы с тобой убили живое существо. Причем гораздо более высокоорганизованное, чем мы, люди.

— Как?! — Сандро широко раскрыл глаза. — Неужели в “ракетке”?..

— Нет, не в “ракетке”, — перебил вопрос Новак. — Не в “ракетке”, а, гм, нам следовало догадаться об этом раньше, — а сами “ракетки” — живые существа. И никаких иных на этой планете, вероятно, нет…

По стеклу иллюминатора быстро, как светлячки, ползли звезды. Сверкали, нагромождаясь к полюсу в гористую стену, скалы. Невысоко над ними вылетела из-за горизонта “ракетка” и помчалась “вниз” пологими многокилометровыми прыжками.

— Почему “мы с тобой убили”?.. — тихо и неуверенно пробормотал, глядя в сторону, Сандро. — Ведь я же и не знал, что ты сделаешь это…

Новак удивленно посмотрел на него, но промолчал.

…Земля была такой, какой ее видят возвращающиеся из экспедиций астронавты: большой шар, окутанный голубой дымкой атмосферы, сквозь которую смутно обозначаются зеленые и пестрые пятна континентов и островов среди сине-серой глади океана; белые шапки льдов на полюсах и, будто продолжение их, белые пятнышки туч. Контуры материков расширялись, разбивались на множество линий и становились осязаемо четкими. Вот уже горизонт опрокинулся чашей с зыбкими туманными краями. Внизу стремительно проносятся массивы лесов, расчерченные голубыми полосами каналов и тонкими серыми линиями дорог; скопления игрушечно маленьких зданий, большие желтые квадраты пшеничных полей, обрывающийся скалами берег и — море, море без конца и края, играющее сине-зелеными валами сверкающей под солнцем воды.

…Теперь Ло Вей и Патрик Лоу мчались по улицам Астрограда — мимо куполов и стометровых мачт Радионавигационной станции, мимо сияющих пластмассовой отделкой и стеклом жилых домов, мимо гигантских ангаров, где собирали новые ракеты. Всюду было много людей. Они работали в ангарах, шли по улицам, играли в мяч на площадках парка, купались в больших бассейнах. Рослые, великолепно сложенные, в простых одеждах, с веселыми или сосредоточенными лицами, они были красивы. Эта красота лиц, тел и движений не была нечаянным даром природы, щедрой к одним и немилостивой к другим, — она пришла к людям как результат сытой, чистой, одухотворенной трудом и творчеством жизни многих поколений… Шли, обнявшись, девушки по краю улицы и пели. Под развесистым темнолистым дубом сосредоточенно возились в песке дети.

…Город кончился, стали видны заслоненные домами скалы. Ло и Патрик мчались к космодрому, к жерлу 500-километровой электромагнитной пушки, нацеленной в космос. Они поднялись на высоту и сейчас видели целиком блестящую металлическую нить, ровно протянувшуюся от Астрограда к высочайшей вершине Гималаев — Джомолунгма. Вот из жерла пушки в разреженное темно-синее пространство серебристой стрелой вылетела сцепленная вереница грузовых ракет…

Экран погас — кинограмма кончилась. Ло Вей и Патрик Лоу молча сидели в затемненной кабине звездолета, боясь словом вспугнуть ощущение Земли. В напряженной работе, под непрерывным потоком необычных впечатлений астронавты мало думали о Земле. Они сознательно отвыкали от нее. Но сейчас она позвала их — и они почувствовали тоску… Нет, никаким кондиционированием воздуха не заменить терпкий запах смолистой хвои и нагретых солнцем трав; никакие миллиарды космических километров, пройденных с околосветовой скоростью, не заменят улицу, по которой можно идти и просто так улыбаться встречным; никогда мудро рассчитанная красота приборов и машин не вытеснит из сердца человека расточительной, буйной и нежной, яркой, тонкой и грозной красы земной природы…

— Как там мой сынишка? — тихо сказал Патрик. — Когда я вернусь, он будет совсем взрослым.

— Оставь об этом, — сказал Ло, сердясь и на себя и на товарища. — Как ты думаешь, хватит для них?

— Да, пожалуй… — Патрик вздохнул напоследок и встал. — Интересно, почему капитан не разрешил показать звездные координаты Солнечной? Все в порядке, Ло, можешь передавать.

То, что при просмотре продолжалось полчаса, в ускоренной телепередаче заняло две с небольшим минуты. Многосторонние дипольные антенны “Фотона-2” распространили электромагнитные лучи во все стороны планеты. Ло Вей по многим наблюдениям знал, насколько быстрее счет времени у существ Странной планеты: чтобы улавливать их видеоинформацию, приходилось применять экраны с послесвечением, затягивавшие вспышки изображений на доли секунды. Он несколько раз повторил передачу кинограммы, потом переключил все видеофоны на прием и стал ждать.

В радиокабине было тихо и сумеречно. Восемь телеэкранов слабо мерцали от помех. На стене светились два циферблата: земные часы, отсчитывавшие с учетом релятивистских поправок время Земли, и часы звездолета. Сейчас они шли вровень… Прошло десять минут, а на экранах не появлялось никаких изображений. Пол кабины вдруг мягко дрогнул, будто уходя из-под ног. Ло Вей взглянул на часы: ну да, это электромагнитная катапульта “Фотона-2” приняла разведочную ракету с Новаком и Ридом.

…На крайнем левом экране вспыхнуло и пропало смутное изображение. Ло Вей насторожился, включил запись. Изображение мелькнуло снова, на этот раз яснее: два человека в скафандрах, прижавшиеся к скалам, повисшая над ними “ракетка”, потом символы. “Ага, это они сообщают о “ракетке”, которая разбилась!” Экран потемнел. Немного подождав, Ло Вей выключил запись.

Все последующее произошло ровно за те доли секунды, которые потребовались пальцам Ло Вея, чтобы перебросить рычажок записи на “выключено” и тотчас же снова на “включено” Естественно, что на ленте записи ничего не зафиксировалось, и в событиях, последовавших некоторое время спустя, действия Ло Вея определялись лишь тем, что он смог увидеть глазами… Одновременно засветились два средних экрана. Изображения чередовались: было похоже, что двое существ переговариваются между собой. На левом вспыхнул упрощенный, без деталей, почти символический силуэт звездолета. На правом в ответ замелькали отрывочные кадры кинограммы: застывшие волны моря, улица Астрограда, лица людей, горы, ракеты, вылетающие из жерла электромагнитной пушки. Из-за послесвечения экрана изображения накладывались друг на друга, сливались в причудливые переплетения светящихся контуров; Ло Вей различал их только потому, что знал, что это такое… Второй экран ответил несколькими непонятными символами. Первый показал звездолет (на этот раз детально): из кормовых дюз вылетели столбы пламени. На втором появилось четкое изображение улицы Астрограда возле Радионавигационной Станции; вспыхнув, оно сразу же начало блекнуть: потемнело голубое небо, растворились мачты и купола Станции, дома и деревья. Но прежде чем полностью исчезли земные очертания, через экран промчалась стайка “ракеток”…

Оба экрана погасли — “разговор” двух существ закончился раньше, чем Ло включил запись. Он недоуменно размышлял над последними вспышками изображений. “Что это было? Наложение изображений? Мне показалось, что одна из “ракеток” в своем полете обогнула контуры купола Радионавигационной Станции… Показалось? Или… И потом: кажется, предметы исчезали не так, как это бывает при угасании экрана. Сперва — яркое небо, потом — более темные деревья и здания. Должно быть, наоборот… Померещилось? Или — что они имели в виду?”