Жюль Верн

ПРЕКРАСНЫЙ ЖЕЛТЫЙ ДУНАЙ

I

НА СОСТЯЗАНИИ В ЗИГМАРИНГЕНЕ

В тот день, 25 апреля, необыкновенное оживление — песни, здравицы, выкрики, рукоплескания, звон стаканов — царило в трактире под вывеской «Встреча рыболовов».

Трактир, чьи окна смотрели на левый берег Дуная, находился на краю очаровательного городка Зигмарингена, столицы прусского анклава Гогенцоллернов, расположенного почти у истоков этой великой реки Центральной Европы.

В соответствии с вывеской, написанной красивыми готическими буквами, именно в вышеназванном трактире встретились в тот день члены «Дунайской удочки» — международного общества рыболовов, объединявшего в основном немцев, австрийцев и венгров. Полными кружками и стаканами они пили отменное мюнхенское пиво и доброе венгерское вино. Во время заседаний большой зал трактира исчезал в завитках пахучего дыма, без конца струившегося из длинных курительных трубок. Но, хотя члены общества уже ничего не видели, они, по крайней мере, слышали друг друга, да и как было не слышать, если ты не глухой.

Следует заметить, что рыболовы — невозмутимые и молчаливые на рыбалке — становятся самыми шумными на свете в остальное время и особенно, когда приступают к описанию своих подвигов — они тут ни в чем не уступают охотникам.

Подходил к концу один из самых обильных обедов, собравший вокруг трактирного стола сотню сотрапезников. Все — рыцари удочки, ярые поклонники поплавка, фанатики крючка. Уместно допустить, что их глотки странным образом пересохли этим прекрасным апрельским утром. Бесчисленные бутылки на сервировочных столах, разнообразные ликеры, сопровождавшие кофе, через какое-то время уступили место раку[1] из ферментированного риса, ост-индийской тафии[2], ратафии[3] — экстракту из черной смородины, Кюрасао[4], данцигской водке[5], можжевеловке, эликсиру Гаруса[6], каплям Гофмана, «Киршвассеру»[7] и даже виски из шотландского ячменя, хотя общество не числило среди своих членов ни одного сына зеленого Эрина[8].

Три часа пополудни пробило в трактире «Встреча рыболовов», когда раскрасневшиеся собутыльники встали из-за стола. Некоторые пошатывались и искали поддержки у соседей. Но большинство, отдадим им должное, твердо держались на ногах. Не потому ли, что привыкли к подобным продолжительным заседаниям, проходившим несколько раз в год в связи с состязанием «Дунайской удочки»? Эти состязания, всегда очень многолюдные, широко отмечались и имели заслуженно хорошую репутацию как в верхнем, так и в нижнем течении знаменитой реки, желтой, а отнюдь не голубой, как заявлено в названии известного вальса Штрауса. Благодаря самоотдаче, неутомимой деятельности и доброму имени председателя «Удочки», венгра Миклеско, конкурсанты с удовольствием приезжали на соревнования из Баденского герцогства, Вюртемберга, Баварии, Австрии, Венгрии и из румынских земель.

Общество существовало уже пять лет. И не просто существовало — процветало. Его постоянно возраставшие финансовые возможности позволяли вручать победителям довольно значительные призы. Кроме того, на его стяге сверкали медали за многочисленные победы в состязаниях с другими подобными организациями. Общество хорошо знало законодательство в области речного рыболовства, отстаивало свои права как перед государством, так и перед частными лицами: как известно, каждый имеет право ловить рыбу в реках, протоках и судоходных водах на верховодку или донку. У общества в нескольких местах по течению Дуная были свои пруды и водохранилища, охранявшиеся сторожами. В общем, оно отстаивало собственные привилегии с упорством, скажем даже, с профессиональным упрямством, свойственным существу, чьи инстинкты рыболова-любителя делают его достойным быть выделенным в отдельный вид рода человеческого.

Только что прошедшее состязание было первым в этом 186… году. Уже в пять часов утра члены «Дунайской удочки», около шестидесяти человек, покинули город, чтобы добраться до левого берега Дуная, немного ниже по течению реки.

Погода стояла прекрасная, ничто не предвещало дождя. Конкурсанты надели униформы общества: просторные льняные (в сильную жару их меняли на полотняные) костюмы, короткие куртки, не стеснявшие движений, брюки, заправленные в сапоги с высокими голенищами, белые фуражки с большими козырьками того же цвета. Участники запаслись различной снастью, той самой, что предписана «Учебником рыболова»: разного рода удилищами, сачками, удочками в чехлах из замши, свинцовой дробью разного калибра для грузил, запасом искусственных мушек, лесами, скрученными из флорентийского конского волоса. Лов был свободным — это значит любая пойманная рыба засчитывалась и каждый рыбак мог прикармливать свое место в зависимости от того, кого хотел привлечь: голавля, гольяна, умбру[9], камбалу[10], колюшку, леща, линя, окуня, пескаря, плотву, подуста, речного карпа, форель, щуку, угря, уклейку или усача, живущих в водах Дуная.

Пробило шесть часов, и ровно девяносто семь участников с удочками-верховодками приготовились забросить крючок.

Горнист подал сигнал, и девяносто семь удочек вытянулись над водой вдоль берега.

К конкурсу были приготовлены несколько различных призов, но два главных — по сто флоринов каждый — предназначались: первый — для рыболова с наибольшим уловом и второй — для счастливчика, поймавшего самую крупную рыбину.

Состязание проходило в идеальных условиях. Возникли небольшие споры из-за слишком строго отмеренных мест и запутавшихся удочек — обычные мелкие инциденты, требовавшие вмешательства судей, — но в общем ничего серьезного вплоть до второго сигнала горна, который ровно без пяти одиннадцать положил конец соревнованию.

Каждый улов был предъявлен жюри — председателю Миклеско и четырем членам «Дунайской удочки». Эти честнейшие господа отличались самой строгой беспристрастностью, так что результаты судейства не могли вызвать никаких протестов даже в этом особом мире горячих голов и болезненных самолюбий. Что до результатов состязания, то жюри держало их в секрете. Они станут известны только в час награждения призеров, то есть после обеда, который объединит всех участников за одним столом.

Этот час настал. Рыболовы, не говоря уже о любопытных жителях Зигмарингена, собрались у эстрады, где расположились председатель и члены жюри.

Стульев, скамеек, табуреток было вполне достаточно, точно так же, как не наблюдалось нехватки ни в столах, ни в кувшинах с пивом, ни в бутылках с разнообразными напитками, ни в больших и маленьких стаканах. На собраниях рыболовов не станут слушать речь, не сев, и не сядут, не утолив жажду.

После шумных и веселых переговоров каждый занял свое место, и на весеннем воздухе с новой силой задымились трубки.

Председатель встал, его приветствовали криками: «Слушайте! Слушайте!» — столь же многочисленными, сколь и громкими.

Господин Миклеско, элегантный и внушительный, сорока пяти лет, в полном расцвете сил, был типичным венгром с приятной физиономией и теплым тембром голоса. Председатель в самом деле отлично смотрелся между двумя заседателями, один из которых — серб Иветозар — был постарше, а другой — болгарин Тича — помоложе. Венгр прекрасно говорил на немецком, понятном всем членам «Дунайской удочки», и ни одно его слово не было пропущено присутствующими.

Опустошив пенистую кружку и замочив в пиве кончики длинных усов, господин Миклеско начал со следующих слов: