Вовка с досады даже плюнул, когда камешек, подброшенный слишком высоко, упал не на туфлю, а на землю.

В самом деле, до ста не хватало только двух ударов!

Подняв камешек, Тутарев решил немного успокоиться, чтобы с новыми силами продолжать игру. И тут, случайно оглянувшись, он обнаружил, что возле пещеры стоят все неандертальцы племени Каа муу и следят за его движениями жадными, любопытными глазами. А из-за Ыыха выглядывала еще сонная Галка. Бжийя, видимо, лежал на шкуре и ничего не видел.

— Чего уставились? — буркнул Вовка. Он не ожидал, что дикари застанут его за таким занятием, и немного смутился. Мальчик хотел было прекратить игру вовсе. Однако дух противоречия подтолкнул его, и он снова подбросил камешек.

Теперь уже он понимал, что за ним наблюдает все племя. Поэтому Вовка старался вовсю, чтобы лянга как можно более долго продержалась в воздухе.

Сорок три… сорок четыре… сорок пять, — считал он нарочито громко, чтобы даже Галка знала, как умело Тутарев играет в лянгу.

Вовке удалось досчитать до ста двадцати четырех, пока камешек, которому, вероятно, надоело болтаться между небом и землей, скользнул по туфле и улегся рядом с другим таким же собратом.

— Постеснялся бы перед неандертальцами, — с упреком в голосе произнесла Сверчкова. — Что они подумают о нашей культуре?

— А чего стесняться? Свои люди!

Вовка подошел к пещере и уже хотел войти в нее, чтобы немного отдохнуть на шкуре, но почувствовал, как тяжелая рука Ыыха опустилась на его плечо.

— Офх, — сказал Ыых, — ук! — И вожак племени Каа муу сделал неловкое движение ногой, как бы подражая игроку в лянгу.

— Показать? — удивился Тутарев. — Так тут нечего и показывать, все просто, как дважды два. Глядите-ка…

С этими словами Вовка снова поднял плоский камешек и, подбросив его, несколько раз ударил ногой.

Ыых взял в руку Вовкину лянгу, с удивлением посмотрел на нее и попробовал повторить движения мальчика. Как ни странно, однако уже после нескольких попыток ему удалось трижды подбросить камешек в воздух при помощи правой ноги. Правда, в третий раз Ыых не смог удержать равновесия и свалился на землю, но его это только подзадорило.

Глядя на Ыыха, другие неандертальцы тоже стали учиться играть в лянгу. Видимо, это занятие им пришлось по душе, так как до самого вечера около пещеры можно было увидеть подскакивающих на одной ноге дикарей. Кое-кто из них не рассчитал и, выбрав довольно тяжелые камешки далеко не обтекаемой формы, отбил до крови ноги и даже не мог передвигаться.

О, если бы нашелся историк, посвятивший себя исключительно одним только исследованиям жизни племени Каа муу! Можно не сомневаться, что целая глава его капитального труда представляла бы собою описание бедствия, свалившегося на голову этим дикарям, — повального увлечения лянгой.

Да, это было именно так! В течение нескольких дней всё мужское население неандертальцев с утра до вечера играло в лянгу. То тут, то там мелькали фигуры прыгающих волосатых людей. Они с настоящим остервенением хватали плоские камешки и подбрасывали их уже сплошь, окровавленными ногами до тех пор, пока, обессиленные, не валились на землю. По утрам можно было видеть похудевших неандертальцев, которые спали прямо на земле: у них не хватило сил заползти в пещеру.

Тщетны были мольбы женщин, упрашивавших Ыыха и Уау прекратить это нелепое занятие и отправиться на охоту, поскольку пища уже кончилась и назрела реальная улроза голода. Вожак племени Каа муу и слышать не хотел об охоте — им овладел какой-то неистребимый азарт.

— Янк, янк! — бормотал Ыых, когда к нему приближалась какая-нибудь женщина и знаками объясняла, что все проголодались. Так Ыых произносил слово «лянга», которому его обучил Вовка.

Неизвестно, долго ли еще продолжалось бы эпидемическое увлечение лянгой у мужчин племени Каа муу, если бы однажды днем, в самый разгар игры, из пещеры не послышался душераздирающий болезненный стон.

Ыых перестал подпрыгивать и, недоуменно оглянувшись, прислушался. То же сделали и остальные любители лянги. Стон повторился.

Войдя в пещеру, Ыых подошел к раненому охотнику, лежавшему на шкуре и позабытому всеми сородичами. Взяв раненого за руку и припав головой к его груди, Ыых повернулся к своим соплеменникам.

— Каа муу! Бжийя ии! — хрипло произнес он.

Вовка, стоявший вместе с Галкой неподалеку от раненого, ощутил бешеное биение своего сердца. Взяв Галку за руку, он подошел с нею к Ыыху и тревожно взглянул на раненого. Охотник был мертв.

— Вот к чему привела твоя дурацкая лянга, — тихо сказала девочка.

Вовка подавленно опустил глаза и судорожно вздохнул. Он почувствовал себя виновником смерти Бжийи и не находил себе решительно никакого оправдания.

Это был последний день увлечения лянгой у неандертальцев.

Глава двадцатая,

способная вызвать слезы у мальчиков и рыдания у девочек

Умершего положили на шкуру снежного барса. На ту же шкуру положили копье погибшего охотника, дубину, два кремневых ножа, кусок жареного мяса и две пары рогов.

— Зачем они все это кладут? — удивился Вовка.

— Они верят в загробную жизнь, — пояснила Галка. — Еда и оружие должны, по их мнению, пригодиться охотнику на том свете.

— Что за нелепость, — пожал плечами Тутарев. — Выходит, если б я умер, меня завернули бы в пододеяльник и положили бы со мной учебники, свистульку, рогатку, зубную щетку и порошок?

— Да, — кивнула Галка. — И рогатку, и лянгу, и пустой патрон, и трамвайный абонемент, который с прошлого года завалялся у тебя в кармане. А вот зубную щетку и порошок не думали бы класть.

— Почему?

— Потому что ты и при жизни не чистишь зубы, а в загробном мире тем более не стал бы.

— Ну, ты, — нахмурился Вовка. — Тут, понимаешь, всеобщая скорбь, печаль, а ты все свою шефскую линию гнешь.

Между тем Ыых, Уау и еще двое мужчин подняли с земли шкуру снежного барса, на которой лежал скончавшийся дикарь, и понесли ее. За ними медленно следовали остальные неандертальцы. Вовка и Галка молча двинулись сзади. Ыых, заметив это, остановился, опустил на землю ношу одновременно с тремя охотниками и, подойдя к Галке, молча указал ей рукой на пещеру, где только что скрылись женщины и дети.

— Видишь, шефы в юбках тут не в почете, — съязвил Вовка.

Сверчкова обиженно хмыкнула и медленно направилась обратно. Мальчик сочувственно развел руками.

Траурная процессия продолжила путь. В двух километрах от стоянки на высоте трех метров от тропы, по которой еще передвигались измученные лянтой неандертальцы, Вовка увидел вход в пещеру, заваленный большим зеленовато-голубым намнем.

Ыых, Уау и еще четверо дикарей, с трудом взобравшись по едва заметным выступам скалы на небольшую естественную ступень у самого входа в пещеру, навалились на камень и откатили его вглубь грота. Сначала в пещеру внесли дубину, копье, два кремневых ножа, кусок жареного мяса и рога. Потом с большими предосторожностями и ценою огромных усилий подняли тело охотника.

Дикари стали рыть яму, пользуясь кремневыми ножами. Они работали в полном молчании в течение доброго часа, и за это время Вовка хорошо освоился с полумраком. Грот имел в ширину метров семь, а в длину — около двадцати.

Яма была готова. Согнув правую руку умершего в локте, Ыых осторожно приподнял ее и подложил под голову так, что ладонь прикрыла правое ухо. Вслед за этим покойнику согнули в коленях ноги и положили его в яму. Таким образом, при взгляде на убитого казалось, что он спит на правом боку, подложив под голову руку.

Ыых опять произнес фразу, услышанную Вовкой еще у костра:

— Каа муу! Бжийя ии!

Неандертальцы сразу легли на спины. Вовка тоже решил последовать, их примеру, но потом раздумал. Ведь он все-таки пионер, а не доисторический человек. Не к лицу пионеру ни в церковь ходить, ни козлу поклоняться, ни камню молиться.