А на следующий год в тех же сидатунских кедровниках была тишина и скука. Редко удавалось встретить за дневной переход нескольких белок.
В амуро-уссурийских лесах белка кочует довольно часто. Особенно массовые кочевки бывают через год-два после хороших урожаев, когда белки становится много, а корма уже не хватает. Кочует чаще всего с севера на юг, где она находит плоды ореха маньчжурского и лещины, желуди и другую пищу. Эти массовые перемещения наблюдаются обычно в сентябре, октябре и ноябре.
Во время кочевок белка переплывает даже крупные реки, пересекает горы, распаханные поля, мари, нередко заходит в приусадебные огороды и сады. Много зверьков в это тяжелое для них время гибнет от хищников, от усталости, голода, много тонет в реках. Кочующие белки очень худы, подошвы их лапок вытерты, нередко на них кровь.
Если удается отыскать где-нибудь участок с хорошим плодоношением кедра, белки здесь, как говорится, кишмя кишат. Но недолго: через 10–15 дней все будет съедено, и полчища зверьков опять идут в поход, который чаще всего оказывается походом за смертью…
Колебания численности белки хорошо отражают данные заготовок. В 1958 году, например, в Приморском крае было заготовлено 266,4 тысячи беличьих шкурок, а в 1961 году — только 9,4 тысячи, то есть в 28 раз меньше. В бассейне Большой Уссурки в 1961 году охотники добыли всего 2622 белки, а на следующий год — 63 859 (в 24 раза больше!). К 1964 году заготовки здесь упали до 8429 шкурок, а в 1965 году возросли до 121 тысячи. Такие же разительные колебания происходят повсюду.
В урожайные годы уссурийские леса полны белкой. Но когда ее мало, охотники вовсе ею не занимаются, потому что две-три белки в день здесь не считают оправдывающей ходьбу добычей. Да и этих двух-трех белок не всегда можно добыть.
В средние по урожайности годы осенняя плотность населения белки на квадратный километр составляет: в чистых кедровниках — 30–40, в кедрово-широколиственных лесах — 20–30, в долинных уремных лесах маньчжурского типа — 15–25, в широколиственно-кедрово-еловых лесах — 5–15 белок.
Соответственно меняется и общая численность зверька. В урожайные годы численность белки в Приморском крае превышает миллион, а в годы депрессий падает до нескольких десятков тысяч. В средние по урожайности годы осеннее поголовье белки в Приморье достигает 400–600 тысяч особей. В Хабаровском крае эти цифры примерно в два раза ниже.
При обилии кедрового ореха гон у белки начинается уже в конце зимы, в апреле появляются бельчата первого помета, а в июле — августе — второго. Есть предположение, что при достатке кормов наиболее сильные самки приносят по три помета в год. Особенно благоприятные условия для размножения белки складываются при повторных урожаях орехов, или же когда шишки, «присыхая» к ветвям, не опадают до следующего лета. Так было, например, в 1964/65 году.
Однако и в этих правилах есть исключения. Иногда даже повторные высокие урожаи кедра или одновременные урожаи кедра и дуба, как это было в 1938, 1957, 1959 годах, не вызывают возрастания численности белки. После «пика» 1965 года в Приморье дважды наблюдался средний урожай кедровых орехов (1968, 1969 годы), однако численность белки оставалась низкой. Тут, очевидно, действуют какие-то внутрипопуляционные механизмы саморегуляции, не зависящие от количества кормов.
Белка живет недолго, в возрасте трех лет она уже старушка. У этого вида очень много врагов, но его спасает высокая плодовитость: осеннее поголовье возрастает в 3–5 и более раз по сравнению с весенним.
Практическое значение белки в охотничьем хозяйстве Амуро-Уссурийского края велико. До 60-х годов она занимала ведущее место в пушных заготовках и Хабаровского, и Приморского краев. Однако в последние 10 лет первенство в Хабаровском крае перешло к соболю. В Приморье белка по-прежнему держит первое место. Но и там за время промысла отстреливают всего 20–25 процентов поголовья. Резервы для увеличения заготовок еще значительны.
Охотятся на белку в наших лесах преимущественно с ружьем, иногда с собакой. Лучшим оружием считается мелкокалиберная винтовка с магазином или пуледробовое ружье «Белка». А из этих двух марок охотники отдают предпочтение «Белке», потому что ее мелкокалиберный ствол мало уступает винтовочному, а дробовой позволяет добить убегающего зверька и незаменим при случайной встрече с крупным зверем.
Начало охоты обычно совпадает с первыми снегопадами: белку ищут по следам. Опытные охотники хорошо знают, что при ясной безветренной погоде ее больше по склонам и на хребтах, а в ненастье и при ветре — в поймах рек и распадках.
В белкованье много своеобразной прелести. Особенно хорош этот вид охоты в конце осени, когда беличья шкурка уже становится «выходной», но еще тепло, снега мало и погода великолепная. Вы выходите из зимовья чуть свет. Торжественную тишину леса нарушает только хруст подмороженного снежка у вас под ногами. Вы невольно останавливаетесь и до звона в ушах вслушиваетесь, улавливая шорох полевок, шебуршание поползня, гулкое падение шишек и далекий треск переломленного чьей-то тяжелой лапой сучка. «Медведь, наверное. Или кабан?» — мелькнет мысль, а пальцы уже проверяют, на месте ли заветные пулевые патроны.
Вдруг совсем рядом заурчала и зацокала белка. Вон она сидит на нижнем суку дерева и недовольно осматривает вас своими широко расставленными глазами, нервно подергивая распушенным хвостом.
Подняв с земли первый трофей, вы слушаете, не выдаст ли себя шорохом другая белка, не мелькнет ли на фоне светлеющего неба третья. Ага! Вон бегает! И там где-то шуршит! И здесь, прямо над головой, заурчала, заругалась на непрошеного гостя.
Становится совсем светло, потом всходит солнце, разливаясь до синеющих в мареве гор с мягкими плавными очертаниями. Ваша котомка уже тяжела, надо присесть — отдохнуть и снять шкурки.
Слов нет, беличий промысел увлекателен, но вместе с тем это очень тяжелая работа. Вставать приходится рано, не позже шести часов утра. Пока приготовишь завтрак, уже начинается рассвет, нужно выходить. Бродишь по лесу до вечера. За десять часов белкованья так устаешь, что лишь бы добраться до зимовья. Но вместо отдыха нужно рубить дрова, варить ужин, готовить на следующий день боезапас. Да еще шкурки снимать. С ними провозишься иногда до полуночи, а то и больше. Глаза слипаются, усталость валит с ног, а спать остается всего 4–5 часов. И так изо дня в день. Месяц белкованья — и вы убедитесь, что это далеко не туристская прогулка в лес.
Охота на белку с собакой в Приморье не распространена. В последние 10–15 лет некоторые охотники приобрели западносибирских лаек, но собачек этих то ли тигры передавили, то ли они отжили свое, растворив чистопородную кровь среди полчищ местных «полканов» и «шавок». Надо сказать, что промысел белки с собакой у нас далеко не всегда продуктивен; часто собака только мешает. Даже при средней численности белки охотники без собак нередко добывают больше, чем с собаками. От собачьего лая белки крепко затаиваются в радиусе 300–500 метров, и охотнику трудно увидеть даже ту, которую обнаружил пес. Пока охотник прячет в сумку первую добычу, звонкий лай раздается уже где-то высоко на круче, посмотришь — шапка валится. И так весь день — с сопки к речке, с речки в сопку. Собаке что — она бегает и брешет. А у человека от такой охоты круги в глазах.
Без собаки же охотник идет себе потихоньку, рассматривает следочки, прислушивается, приглядывается. Часто он видит и слышит сразу нескольких зверьков и всех приберет за какие-нибудь четверть часа. К вечеру он вернется в зимовье и не таким уставшим, и с лучшей добычей, чем его товарищ, вконец измученный собакой.
Собака-бельчатница хорошо помогает охотнику, когда белки мало. Но в такие годы охотники предпочитают заниматься капканным промыслом, где опять-таки собака не нужна.
Применение древесных беличьих капканов очень эффективно. Охотоведы А. Т. Войлочников и Б. А. Михайловский убедительно это показали, участвуя в белкованье на Большой Уссурке в 1966–1969 годах. На своем небольшом опытном участке они ловили белок капканами в 2–4 раза больше, чем охотники, белковавшие по соседству. И качество пушнины у них было гораздо выше. Кроме того, в беличьи капканы успешно ловятся и колонки.