В отличие от Мендешева, Сейфуллин и его сторонники, представлявшие более развитые в экономическом отношении восточные губернии Казахстана, где заметное влияние на общественную жизнь оказывала национальная интеллигенция, старались в большей степени учитывать особенности и традиции коренного населения. Они выступали против искусственного разжигания классовых противоречий, а также против засилья «европейцев» в руководящих партийных органах республики. В силу этих причин восточная группировка, в отличие от группировки Мендешева, не могла рассчитывать на благосклонность русского руководства Киробкома, и это не давало ей возможности использовать свое численное превосходство для достижения решающей победы над соперниками.
В мае 1924 года 20 видных представителей восточной группировки, недовольных создавшимся положением, направили в ЦК РКП(б) письмо с просьбой отозвать из Казахстана Мендешева и пятерку русских руководителей обкома, поддерживающих его, или же, в случае невозможности удовлетворить это пожелание, отозвать из республики их самих.
13 июня 1924 года данный вопрос был рассмотрен на заседании Оргбюро ЦК РКП(б). В принятом постановлении отмечалось, что коммунисты, подписавшие обращение в ЦК, вместо того чтобы усиливать работу в партийных и беспартийных массах, направляют свое внимание на межгрупповую борьбу, что лишь затрудняет работу партийной организации республики. Киробкому было поручено принять меры по изживанию имеющихся внутрипартийных группировок, в частности предлагалось послать ряд руководящих казахских работников из республиканского центра на периферию (прежде всего в рабочие районы) и выдвинуть новых работников с мест.
Получив указание Оргбюро, в Киробкоме составили план переброски ведущих деятелей восточной группировки на второстепенные участки работы. Однако в этот момент в руководстве обкома произошли важные перемены. Во-первых, был отозван прежний ответственный секретарь обкома Г. А. Коростелев, а сменивший его В. И. Нанейшвили, работавший до этого в Перми, как человек посторонний и не имевший каких-либо предпочтений, ознакомившись с ситуацией, посчитал необходимым вести борьбу с обеими группировками сразу.
Во-вторых, в сентябре 1924 г., в связи с присоединением к Казахстану Сырдарьинской и Джетысуйской областей Туркестанской АССР, казахская парторганизация увеличилась более чем на треть, и три представителя новых областей были введены в состав президиума обкома, что сразу же изменило расстановку сил в нем.
Присоединенные южные области являлись, как уже говорилось, историческим ядром Казахстана. Признанным лидером здешних коммунистов был С. Ходжанов, работавший до последнего времени наркомом земледелия Туркестанской республики. Возглавляемая им южная группировка сразу же превратилась в одну из наиболее влиятельных в казахской партийной организации, тем более что намеченная борьба с группировками на нее не распространялась и только должна была ослабить ее потенциальных конкурентов.
Несколько месяцев спустя первый секретарь Киробкома В. И. Нанейшвили так писал о Ходжанове:
«Взаимоотношения этих двух группировок [западной и восточной] осложняются появлением тов. Ходжанова. Он среди киргиз, пожалуй, один из самых способных, но зато самый беззастенчивый, самый циничный, он не побрезгует никакими средствами для своих целей… У него ярче всего выражен национальный уклон, он считает, что Сырдарьинская и Джетысуйская области есть ядро Киргизии, вокруг этих областей и должна оформляться, по его мнению, Кирреспублика»{64}.
Вот в такой обстановке Ежов, вернувшийся в начале сентября из отпуска и тогда же введенный в состав секретариата обкома, приступил к работе. 16 сентября была создана комиссия под его председательством, которая стала готовить новый план реализации июньского постановления Оргбюро ЦК РКП(б), который бы учитывал необходимость ослабления не только восточной, как это предполагалось ранее, но также западной группировки.
4 ноября 1924 г. Ежов представил подготовленный комиссией план переброски казахских руководящих работников из центра на периферию и списки региональных работников, намеченных для замещения освободившихся должностей. Предложения комиссии были одобрены, а ее деятельность рекомендовано было продолжить.
Работа закипела. Как жаловался позднее Мендешев, план Нанейшвили и Ежова претворялся в жизнь «с такой головокружительной быстротой, что многие застали проводимую пертурбацию в отпусках и командировках и были поставлены перед свершившимся фактом… Работники, имеющие опыт и навыки, — писал он, — сняты с работы и выброшены за борт общественной жизни, которых [так в тексте] как безработных ныне рассовывают в первые попавшие места, дабы убрать с поля своего зрения, без всякого учета целесообразности и даже годности к предстоящей работе»{65}.
По мере ослабления западной и восточной группировок южная группировка во главе с Ходжановым все более укреплялась, и это стало вызывать растущую обеспокоенность руководства крайкома[13], тем более что Ходжанов и не пытался скрывать своих притязаний на роль «первого киргиза республики». Ежов, отвечавший за кадровые вопросы, старался не допустить чрезмерного усиления южной группировки, и, хотя в конце марта 1925 года Ходжанову удалось добиться своего назначения вторым секретарем Киркрайкома (Ежов тогда же был назначен третьим секретарем), дальнейшая экспансия южной группировки была приостановлена.
Раздосадованный Ходжанов в начале апреля жаловался в письме к Сталину:
«Тов. Нанейшвили, несмотря на то, что он старый член партии, имеет нетерпимую в его положении умственную ограниченность, он никем и ничем управлять не способен, а им управляет тов. Ежов. Следовало бы самого тов. Ежова и назначить первым секретарем крайкома, чтобы он не только делал, но и отвечал непосредственно сам»{66}.
Сходные мысли высказывал в письме, направленном в адрес ЦК РКП(б), и другой обиженный — С. Мендешев. «Нанейшвили, — писал он, — оказался совершенно не в состоянии руководить аппаратом, а тов. Ежов повел явно неправильную линию, направленную к разжиганию борьбы между киргизскими работниками, носящую характер демагогии… Остальные члены бюро из русских просто механически следовали за ним»{67}. Из сказанного Мендешев делал вывод о необходимости отозвать из республики как Нанейшвили, так и Ежова.
Однако иронические рекомендации Ходжанова относительно Ежова, так же как и вполне серьезные пожелания Мендешева, в ЦК РКП(б) оставили без внимания. Делать Ежова первым секретарем крайкома было в любом случае рановато (эта номенклатурная ступенька предназначалась для более заслуженных и авторитетных партийцев), не было никакой необходимости и убирать его из Казахстана. А вот местному партийному лидеру Нанейшвили и в самом деле стоило, видимо, подыскать другую работу, и 31 июля 1925 года Секретариат ЦК РКП(б) принимает решение отозвать его из республики, а в качестве замены направить в Казахстан тогдашнего секретаря Самарского губкома Ф. И. Голощекина, видного партийного работника, члена РСДРП с 1903 г., известного, помимо прочего, и своей причастностью к расстрелу в 1918 г. царской семьи.
Для Ежова, оказавшегося в начале августа 1925 г. в Москве и тогда же, вероятно, узнавшего о намеченных кадровых изменениях, наступил момент принятия. решения. Возможно, он рассчитывал стать преемником Нанейшвили и был теперь разочарован сделанным в ЦК выбором или просто понял, что при Голощекине неизбежно окажется на вторых ролях, но так или иначе 9 августа 1925-го он подает заявление с просьбой зачислить его на курсы марксизма при Коммунистической академии.