По всей вероятности, конкретным поводом для беспорядков послужило заявление министра иностранных дел Милюкова, в котором говорилось, что русский народ готов биться бок о бок со своими союзниками до окончательной победы над Германией. Правые ликовали, зато у левых это заявление вызвало бурю протестов. Оно, как катализатор в химическом процессе, ускорило ход событий. Правительство было обречено. Ему так и не удалось решить ни одной из острых проблем дня — голода, войны, вопроса о крупном землевладении; оно не было готово к необходимым революционным преобразованиям внутри самого правительства. Многие функции правительства взяли на себя Советы. Две эти власти находились в постоянном конфликте, и дальше терпеть такое положение было нельзя. Требовалось коалиционное правительство, в состав которого вошли бы и представители Советов. Милюков ушел в отставку; председатель правительства князь Георгий Львов призвал Советы влиться во Временное правительство. Впервые к управлению страной были допущены эсеры и социал-демократы. От фракции меньшевиков в правительство вошел Церетели, ставший министром почт и телеграфов. Эсер Чернов занял важный пост министра земледелия. Большевиков в коалиционное правительство не пригласили, да они и сами не пошли бы в него. Ленин ограничился колкими замечаниями по поводу его нового состава, от которого, по его словам, ничего путного ждать не приходилось.

Правительство царствовало, но не управляло. Рабочие объявляли забастовки и выходили на улицы, солдаты бежали с фронта; по улицам городов слонялись людские толпы, ища, на кого бы излить свое недовольство. Суханов, никогда не питавший почтения к имущим классам, посвящает многие страницы своих воспоминаний описанию хаоса и анархии, царивших тогда в России. Самосуды, грабежи, поджоги дворцов и особняков, неповиновение властям стали обычными явлениями в период весны и наступающего лета 1917 года. Из всего кабинета министров, пожалуй, единственным человеком, имевшим авторитет, был военный министр Керенский. С его мнением считались остальные министры, он был в состоянии поддерживать моральный и боевой дух армии; он изнурял себя, постоянно выступая с пламенными речами, в которых пытался внушить согражданам, что революция способна пережить все, но только не потерю духа. А между тем страной все заметнее овладевало чувство безнадежности и отчаяния.

Только Ленин знал, что надо делать, — подливать масла в огонь, пока не вспыхнет настоящий пожар. Необходимо было стереть с лица земли существующий режим путем вооруженного восстания и на обломках его установить власть большевиков. В начале апреля, когда он вернулся в Петроград, в столице насчитывалось всего пятнадцать тысяч большевиков на два миллиона жителей. К началу июня это число значительно возросло. Программа большевиков была краткой и четко сформулированной: «Вся власть Советам!»; «Долой капиталистов!»; «Долой войну!» — ну как не согласиться с такими лозунгами? И пока правительство осторожничало и колебалось, как циркач, балансирующий на туго натянутой проволоке, и старалось угодить сразу всем конфликтующим сторонам, большевики, нацеленные на удовлетворение нужд исключительно рабочего класса, выжидали момент, когда эту проволоку можно будет перерезать. Время им благоприятствовало, потому что анархия с каждым днем нарастала и ситуация становилась все более невыносимой.

В те дни Ленин почти не показывался. Суханов отмечал, что Ленин, «как настоящий аристократ», благородно держался в стороне. Он редко посещал заседания Петроградского Совета и лишь изредка появлялся на публике, как видно, больше для того, чтобы разведать настроения в народе, чем пытаться разжигать страсти толпы. Он не прекращал писать короткие ядовитые статьи. В одном из номеров «Правды» было помещено сразу пять таких его статей. Ничего положительного, обнадеживающего они не содержали; не было там никаких серьезных, разумных доводов, достойных упоминания. Они преследовали иную цель — будоражить, отнимать надежду на будущее. Именно в тот период он трудился не покладая рук, занимаясь изучением условий, необходимых для того, чтобы поднять вооруженное восстание. Эту тему он редко поднимал в своих работах.

Почти с первого дня своего возвращения в Россию Ленин понимал, что поднять вооруженное восстание не так уж сложно. Надо было только выбрать подходящий момент и осуществить задуманное твердой, безжалостной рукой. Парижская Коммуна и московское восстание 1905 года потерпели поражение оттого, что и народ, и новая власть были истощены войной; у них не было достойной руководящей силы; революционеры были разобщены между собой. Надо было извлечь уроки из этих двух опытов революционной борьбы. Главный урок был такой: необходима координация всех сил и единый план боевых действий. Да, те попытки не удались. Но летом 1917 года условия для вооруженного восстания в России были самые что ни на есть благоприятные, такого еще в прошлом не бывало. Другой возможности могло и не представиться. Сам же Ленин в своих «Апрельских тезисах» говорил о необычайной свободе, которая была дана различным революционным группировкам. Он употребил слова «максимум легальности», имея в виду на самом деле бессилие закона. Февральская революция уничтожила полицию, но не ввела ей никакой замены. Ленин боялся, что Временное правительство восстановит полицию, чтобы стабилизировать ситуацию, и задумывался над тем, как создать всенародную милицию, которая взяла бы на себя функции полиции. Если всенародная милиция будет под контролем большевиков, то разогнать Временное правительство не составит никакого труда. Петроградский Совет тоже можно будет упразднить, поскольку верховная власть неминуемо перейдет в руки тех, кто будет во главе всенародной милиции.

Свои соображения по этому поводу Ленин изложил в статье, напечатанной в газете «Правда» 18 мая. Он перечислил в ней функции, которые должна взять на себя всенародная милиция:

«Всенародная милиция, это значит воспитание в демократии действительно масс населения.

Всенародная милиция, это значит управление бедными не только через богатых, не через их полицию, а самим народом, с преобладанием бедных.

Всенародная милиция, это значит, что надзор (за фабриками, за квартирами, за распределением продуктов и пр.) способен не остаться на бумаге.

Всенародная милиция, это значит, что распределение хлеба пойдет без „хвостов“, без всяких привилегий для богатых».

Но он был достаточно осторожен и не прибавил, что всенародная милиция станет боевым отрядом революции большевиков. Выступая перед аудиторией, он все еще говорил о Советах как об органе революционной власти, и лозунг «Вся власть Советам!» останется боевым кличем партии большевиков вплоть до самой победы Октябрьской революции.

Наиболее дальновидным членам Временного правительства было понятно, что большевики попытаются захватить власть. Но вопрос заключался в том, когда это случится и возможно ли это предотвратить. Было очевидно, что идет широкомасштабная подготовка к вооруженному мятежу. 16 июня 1917 года, в день открытия 1-го Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских делегатов, Ленин выступил так, как будто власть почти была в его руках. Церетели в своей речи сказал, что нет такой партии, которая взяла бы власть в свои руки, правительство и впредь должно представлять интересы всех слоев общества. Фраза была нечетко сформулирована, и можно было истолковать ее как категорический запрет любой политической партии претендовать на власть, — мол, ни одна партия не посмеет пойти на это; явный ляпсус оратора, и Ленин не мог этим не воспользоваться. Вскочив, он прокричал: «Есть!» И продолжил на трибуне:

«— …Гражданин министр почт и телеграфов… говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: „есть! — произнес он уверенно. — Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком“».