Дебаты вокруг вопроса о мире, в которых принимали участие ведущие деятели коммунистической партии, вылились в яростные распри между ними. Однажды Радек, вскочив со своего места, крикнул Ленину:

— Если бы у нас нашлось пять сотен смелых людей, мы посадили бы вас в тюрьму!

Ленин ответил:

— Кое-кто, наверное, и попадет в тюрьму, но если реально посмотреть на вещи, то скорее я вас посажу в тюрьму, а не вы меня!

Острые разногласия были у Ленина и с Бухариным. Мало кто разделял точку зрения Ленина. Когда его первоначальное предложение о заключении мира с Германией было отвергнуто, было решено опробовать его на уровне местных Советов, а их было около двухсот. Только Петроград безоговорочно проголосовал за мир; из Москвы, Екатеринбурга, Харькова, Кронштадта и всех других городов поступили громкие призывы продолжать революционную войну. Люди верили, что революционная война с Германией разожжет искру революции в Европе. Ленин же, для которого вера в мировую революцию была равносильна вере в Бога, тем не менее вынужден был больше доверять фактам. «Не стоит слишком полагаться на немецкий пролетариат, — как-то осторожно заметил он. — Германия пока только беременна революцией. Но нельзя путать второй месяц с девятым. Здесь, в России, у нас уже есть здоровый, крепкий ребенок. Начав войну, мы можем погубить его». Бухарину он сказал: «Ничто не помешает немцам взять Петроград голыми руками».

Ленину опять ничего не оставалось, кроме как цепляться за соломинку. Перед публикацией «Тезисов…» в феврале 1918 года в газете «Правда» и он к имевшимся двадцати одному тезису прибавил двадцать второй, в котором, в отличие от предыдущих, звучали победные нотки. Итак, читаем:

«Массовые стачки в Австрии и в Германии, затем образование Советов рабочих депутатов в Берлине и в Вене, наконец начало 18–20 января вооруженных столкновений и уличных столкновений в Берлине, все это заставляет признать, как факт, что революция в Германии началась.

Из этого факта вытекает возможность для нас еще в течение известного периода оттягивать и затягивать мирные переговоры».

На самом деле никакая революция в Германии не началась; ни в Берлине, ни в Вене Советов не было и в помине; все уличные выступления и забастовки были подавлены полицией, а зачинщики арестованы. Германская военщина прибрала к рукам всю тяжелую промышленность страны, и причем с той же целью, что и Ленин, проделавший то же самое в России, а именно, — чтобы заставить ее работать на себя. Коммунистам нечего было рассчитывать на вооруженное восстание в тылу германской армии.

10 февраля Троцкий к великому изумлению немцев объявил, что Россия прекращает состояние войны с Германией, не подписывая мирного договора. «Нами отданы приказы о полной демобилизации всех войск, противостоящих армиям Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии». И в оправдание такого жеста Троцкий далее заявил: «Русская революция не может подписаться под условиями договора, который несет угнетение, скорбь и страдания миллионам человеческих существ». Генерал Хоффман охарактеризовал подобные действия со стороны большевиков как «что-то неслыханное», и совершенно правильно. Такого еще не было, чтобы воюющая армия просто разбежалась с поля боя, заявив, что считает войну оконченной. Шесть дней немцы пребывали в замешательстве, не зная, что им делать. Затем они заявили, что если русские немедленно не подпишут мирный договор, то ровно в полдень 18 февраля немецкая сторона будет вынуждена прервать перемирие.

Затягивать решение дальше было невозможно, вопрос встал ребром. Русские ничего от проволочки не выигрывали, а немецкие самолеты тем временем свободно летали над позициями русских войск. Споры внутри партии разгорелись еще пуще. Формулировка Троцкого провалилась. А влияние Ленина возросло настолько, что он мог уже с уверенностью проводить свою линию. «Медлить нельзя, — сказал Ленин. — Мы должны немедленно подписать мир. Хищник прыгает внезапно».

Но и немцы умели испытывать терпение. Они не спешили с договором, ужесточая условия мира, а пока шло время, они развернули наступление. За пять дней они значительно продвинулись в глубь страны, захватив немалое количество боеприпасов противника. Казалось, остановить их уже было невозможно, — вот-вот они возьмут Петроград. Ленин прекрасно понимал, в какой опасности оказалась революция. «Еще вчера мы прочно сидели в седле, — заметил он, обращаясь к Троцкому. — А сегодня мы уже цепляемся за гриву. Но это послужит хорошим уроком для нас, если только немцы с белогвардейцами нас не одолеют».

Ленин спешил подписать мир, иначе ему пришлось бы бежать. Это были не пустые слова, когда он рассуждал о том, что неплохо было бы установить советскую власть на Урале. «Кузнецкий бассейн богат углем, — говорил он. — Мы образуем Уральско-Кузнецкую республику на основе промышленности Урала и угля Кузнецкого бассейна, уральского пролетариата и рабочих Москвы и Петрограда, которых мы возьмем с собой. Нужда будет — пойдем и дальше на восток, за Урал. До Камчатки дойдем, но удержимся!»

Ища ответного грозного оружия против немцев, Ленин надумал использовать Англию и Францию. В Питере еще оставались французские и английские агенты, которых можно было бы задействовать. Обратились к ним. Надо было выяснить, смогут ли правительства их стран помочь России с вооружением и припасами, чтобы предотвратить германскую оккупацию всей западной России. К Ленину в Смольный прибыл Брюс Локарт, английский агент. Локарт был почти уверен, что увидит перед собой настоящего супермена, но вместо этого его встретил человек, на первый взгляд, похожий больше на владельца бакалейной лавки из провинциального городка, с короткой, толстой шеей, широкими плечами, круглым, красным лицом. У него был лоб интеллектуала, немного вздернутый нос, рыжеватые усики и щетинистая бородка. Глаза смотрели проницательно, с чуть насмешливой и чуть презрительной улыбкой. Ленин был сдержан, спокоен, полон самообладания; в нем чувствовалась непреклонная воля. Локарт тут же представил себе, как трепетали перед ним комиссары, когда он требовал от них самостоятельных решений.

Ленин заговорил о наступлении германской армии, сказал, что большевики готовы отступить к Волге и Уралу, если им вовремя не будет оказана помощь. Он был склонен пойти на компромисс с капиталистами.

— Я готов рискнуть и пойти на сотрудничество с союзниками, — сказал он. — Это могло бы на какое-то время быть на руку и нам, и вам. Ввиду германской агрессии я бы даже охотно принял военную помощь. Вместе с тем я вполне убежден в том, что ваше правительство истолкует все иначе. Это реакционное правительство. Оно будет сотрудничать с русскими реакционерами.

В ответ Локарт заметил, что если большевики заключат мир с Германией, немцы смогут перебросить все свои силы на западный фронт. И тогда они, вероятно, сокрушат союзников, а затем, развернувшись на сто восемьдесят градусов, с удовольствием уничтожат большевиков. Разделавшись с большевиками, они накормят изголодавшийся народ своей страны зерном, отнятым у России. Ленин улыбнулся. Эти аргументы ему были знакомы; несколько дней назад он сделал в блокноте такую запись: «Ясно, чего хотят от нас немцы: им нужен только наш хлеб». Но были и другие неоспоримые факты, о которых Локарт промолчал.

— Вы не учитываете психологических факторов, — сказал Ленин. — Исход войны будет решаться в тылу, а не в окопах. Но даже если посмотреть с вашей точки зрения, вы все равно не правы. Германия уже давно вывела свои лучшие войска с восточного фронта. В результате грабительского мира она будет вынуждена оставить на востоке больше военной силы, а не меньше. А что касается обильных поступлений продовольствия из России — на этот счет можете не беспокоиться. Пассивное сопротивление — а это понятие происходит из вашей страны — гораздо более мощное оружие, чем недееспособная армия.

Нет, Ленин вовсе не собирался прибегнуть к тактике пассивного сопротивления. Он держал ее на крайний случай. Остановить наступление немцев — такова была первоочередная задача. В рабочих районах зрело недовольство большевиками. Кто-то пустил слушок, что Ленин сбежал в Финляндию, прихватив с собой тридцать миллионов рублей из Государственного банка, и что великий князь Николай Николаевич, оставив Крым, приближается с двухсоттысячной армией к Петрограду, чтобы спасти Россию от большевистских предателей. Рабочие снова взялись за оружие. Две длинные колонны вооруженных рабочих подошли к Смольному, Ленин в это время находился в своем кабинете на втором этаже; он принимал телефонограммы с фронта. К Ленину прибежали люди из охраны и попросили дать команду стрелять. Ленин вскочил в смятении. Он ничего не знал о приближавшейся к Смольному демонстрации вооруженного народа.