Ждане показалось, что в глазах Радятко блеснул зловещий волчий свет. Его верхняя губа высокомерно дрогнула.

– Почему это никудышный? Если на то пошло, то от тебя тоже не много проку было!

– Не много?! – ощетинилась Цветанка, негодующе скаля клыки. – А кто вызволил вас из тайного хода, когда вы сидели у решётки и хныкали? Кто вас вёз большую часть пути, не смыкая глаз, пока вы спокойненько дрыхли в повозке? Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала, неблагодарный сосунок! А вякнешь что-нибудь насчёт «бабы»…

Она подошла к Радятко вплотную и сказала что-то очень тихо – Ждана видела только, как шевелились её губы возле уха побледневшего и разом примолкшего мальчика. Потом Цветанка как ни в чём не бывало запустила руку в корзину с припасами, достала один из последних пирожков и отхватила от него половину голодной пастью. У Млады при виде того, как стряпню её матери поглощает Марушин пёс, вырвалось слабое рычание, но она не могла даже поднять руку, чтобы отобрать корзину.

– Радосвет, Цветанка, перестаньте, – вскричала Ждана. – Сейчас неподходящее время для ссор! Надо держаться вместе, а не грызться между собой!

– А я ни с кем не грызусь, – невозмутимо ответила девушка с набитым ртом. – Это твой сынок задирает нос там, где надо быть поскромнее. – И добавила со странным, холодящим кровь намёком: – Гляди… Ещё преподнесёт он вам всем подарочек.

– Ты о чём это? – нахмурилась Ждана.

Цветанка махнула рукой и, дожёвывая, забралась на козлы.

Ждане оставалось только поддерживать на своём плече чуть живую Младу. В путь они тронулись расстроенные и взвинченные, охваченные смесью раздражения, усталости и тревоги. Безмолвие наложило всем на уста свой холодный перст: Радятко молчал угрюмо, Мал – растерянно, а Яр притих с забавной детской самоуглублённостью. Впрочем, ненадолго: дорожную скуку он переносил значительно хуже остальных. Как у всех малышей его возраста, в одном месте у него засело шило. Он принялся докучать братьям, но сегодня даже терпеливый Мал, всегда охотно игравший с ним, был не в настроении, покашливал и морщился, жалуясь на головную боль. Радятко никогда не снисходил до возни с маленьким княжичем, а Ждана пребывала на грани крика. Внутри у неё дрожала струнка: казалось, чуть задень её – и она лопнет, выпустив крик на свободу. Млада наваливалась на неё пугающе безвольной тяжестью; Ждана никогда не видела женщину-кошку в таком беспомощном состоянии, и к её глазам едко пробивали дорогу слёзы. А тут ещё Яр обрушивал на неё мучительный град вопросов:

– Матушка, а когда мы приедем? А что такое Белые горы? А почему они белые? А батюшка за нами приедет? А что такое дроботуха?

– Скоро приедем, скоро, сынок, – только и смогла устало выдавить Ждана.

Беда не ходит одна: не успели они проехать и пяти вёрст, как хлынул дождь, а с лошадьми начало твориться неладное. Сначала они взбесились, понесли и едва не перевернули повозку, а потом одна за другой рухнули как подкошенные в дорожную грязь.

Выйдя из повозки, Ждана в оцепенении смотрела, как животные корчатся в предсмертных судорогах, истекая пеной изо ртов. В том, что им пришёл конец, она отчего-то не сомневалась. Ледяная уверенность сковала её, холодные капли струились по лицу вместо слёз, застрявших где-то на полпути. Непроглядная завеса туч давила на сердце, и только белоснежные вершины гор вдалеке неумолчно звали её. Живительное тепло дыхания Лесияры на пальцах грозило растаять недосягаемой мечтой, навсегда застрять в непроходимом бездорожье действительности… Сдерживающая струнка лопнула, и крик вырвался выпущенной из клетки птицей.

– Ну почему сейчас?! – грозя плачущим тучам обоими кулаками, взвыла Ждана.

Цветанка в отчаянии ходила вокруг умирающих лошадей, сокрушаясь:

– Да что это такое… Коняшки вы мои бедные… Сердешные мои… Что ж с вами такое приключилось-то? Куда ж мы без вас, родные?

Не вынеся вида их мучений, она достала нож и поочерёдно полоснула каждой лошади по шее. Перерезанные горла хлюпали, свистели и пузырились, а на дорогу хлынули струи крови, наполняя выемки, колеи и прочие отпечатки в грязи. Ждану привёл в себя громкий плач Яра: малыша потрясло то, как Цветанка прирезала лошадей из милосердия. Выгоревшей дотла душой Ждана уже ничего не чувствовала, а одеревеневшие холодные пальцы не могли успокоить сына. Позеленевший Мал, распахнув дверцу со своей стороны, нагнулся, и содержимое желудка хлынуло из его рта. Сурово сжатый рот Радятко не дрогнул, только немного посерел.

– Конюх, гад ползучий, – прошипела Цветанка, ожесточённо щуря мокрые от дождя ресницы. – Видать, дрянь какую-то лошадям вместе с сеном дал. То ли нарочно подсунул, то ли по разгильдяйству… Кишки бы ему, паскуде, выпустила!

Дождь лился в остекленевшие конские глаза, выдувал пузыри на кровавых лужах. Ждана в немом оцепенении смотрела, как Цветанка отпрягла мёртвых лошадей, потом зачем-то забралась под повозку, а через некоторое время оттуда выполз на брюхе огромный волкоподобный зверь и встряхнулся. Мгновенно вымокшая шерсть ощетинилась ежиными иглами. Яр завопил, и на его щеке на месте затянувшейся царапины сама собою проступила красная полоска.

– Ш-ш, – успокаивала сына Ждана, помертвевшими пальцами вороша его волосы и пряча его лицо у себя на груди.

Вцепившись зубами в лошадиную плоть, зверь оттаскивал трупы животных в сторону, на обочину. Роняя голодную слюну, он облизнулся, но глянул в сторону повозки и не тронул мяса. Жёлтые огоньки его глаз пронзили блестящую стальную завесу дождя, а в следующий миг зверь рванул по дороге назад – в сторону, откуда путники приехали.

Тёплая ладонь согрела окоченевшую руку Жданы. Глядя на неё далёким, умирающим взглядом, Млада прошептала едва слышно:

– Прости, Ждана… Подвела я тебя.

Слёзы наконец прорвались, но облегчения не принесли. Их ядовитая соль обжигала губы.

– Нет, Младушка… Только не сейчас… – бормотала Ждана, запуская пальцы в чёрные кудри, как много лет назад. – Хотя бы ради Дарёнки держись, молю тебя… Именем Лалады заклинаю, продержись ещё чуть-чуть. Мы уже почти добрались…

Ответом ей была чуть заметная, грустная и усталая улыбка. Млада ускользала в тень, и Ждана ничего не могла сделать, чтобы надёжнее зацепить её душу за земной мир.

Или могла?

Дождь одел её холодным плащом, когда она вышла под полог туч с горшком отвара в руках и кинжалом Млады в зубах. Светлые крылья, недавно носившие её душу над землёй, вновь раскрылись за спиной. Быть может, это они подсказывали Ждане делать всё то, что она стала делать, одержимая неким безумным, исступлённым порывом. Встав на колени в скользкую грязь, она надрезала себе руку кинжалом и протянула окровавленное лезвие небесам, как когда-то сделала Млада, уняв грозу при их первой встрече на дороге. Надлежащих слов Ждана не знала, поэтому взмолилась своими, из глубины отчаяния:

– Владыка ветров, властитель нашего дыхания… Помоги, прогони хмарь, расчисти воздух, сделай так, чтобы Млада могла дышать!… Батюшка Ветроструй, будь милостив! Если нужно, возьми моё дыхание и отдай ей, только сделай так, чтобы она жила…