— Какая трагедия?

— Эти вот бедные души. Эти бедные жалкие душонки. — Император обвел рукой прохожих.

— Не понимаю, — сказал Томми.

— Время их миновало, а они не знают, что делать. Им объяснили, чего они хотят, и они поверили. В мечте своей они могут поддерживать жизнь лишь тем, что не отбиваются от стада себе подобных, кои отражают их же иллюзии.

— А ботинки у них очень симпатичные, — сказал Томми.

— Они должны правильно выглядеть, не то вся их ровня накинется на них голодными псами. Они — падшие боги. А новые боги — производители, творцы, деятели. Новые боги — безвольные техно-детки, которые лучше будут лопать белый сахар и смотреть научно-фантастическое кино, чем волноваться, что за обувь носят. А эти несчастные души отчаянно перекладывают бумажки с места на место, надеясь, что вспыхнет некое таинственное послание и спасет их от новых, неуклюжих, блистательных божеств и их реальности на кремниевых микросхемах. Некоторые выживут, конечно, но большинству не удастся. Нетворческое мышление лучше получается у машин. Бедные души, почти слышно, как они потеют.

Томми посмотрел на хорошо одетый поток деловых людей, затем на драное пальто Императора, потом на свои тенниски, опять на Императора. Ему отчего-то стало лучше, нежели было несколько минут назад.

— Вам эти люди же на самом деле не безразличны, да?

— Таков мой удел.

Симпатичная женщина в сером костюме и на каблуках подошла и вручила Императору пять долларов. Под жакетом у нее была шелковая кофточка, и Томми успел разглядеть верх кружевного бюстгальтера, когда она наклонилась. Его заворожило.

— Ваше Величество, — сказала женщина, — в «Кафе Сюисс» сегодня блюдо дня — китайский салат с курицей. Мне кажется, Фуфелу и Лазарю он очень понравится.

Лазарь завилял хвостом. Фуфел при звуке своего имени звонко тявкнул.

— Очень предусмотрительно, дитя мое. Гвардия отведает с удовольствием.

— Хорошего дня вам, — сказала она и ушла. Томми смотрел вслед ее икрам.

Двое прохожих, споривших о ценах и заработках, прервали беседу и кивнули Императору.

— Ступайте с богом, — сказал он. Затем повернулся к Томми: — Ты по-прежнему ищешь себе жилище или осталось найти только женщину?

— Не понял.

— Одиночество свое ты носишь, как кокарду.

Томми ощутил, что его эго только что двинули в челюсть.

— Вообще-то я познакомился с девушкой и рассчитываю сегодня снять нам квартиру.

— Ошибка вышла, — сказал Император. — Я неверно тебя прочел.

— Да нет, все верно. Мне пиздец.

— Прошу прощения?

— Мне нагадали, что у меня в будущем нет места женщине.

— Мадам Наташа?

— Откуда вы знаете?

— Не стоит слишком доверять предсказаниям Мадам Наташи. Он умирает, а это заволакивает ему зрение. Чума.

— Ох, — сказал Томми. На самом деле ему стало легче, и он тут же устыдился этого. У него нет права жалеть себя. У Императора вот нет ничего, кроме собак, однако сочувствовал он всем своим согражданам. «Мерзавец я», — подумал Томми. И произнес: — Ваше Величество, у меня сейчас есть кое-какие деньги, если вам нужно…

Император показал ему ассигнацию женщины.

— У нас имеется все необходимое, сын мой. — Он встал и потянул за веревки, что удерживали Фуфела и Лазаря. — И я должен идти, пока моя гвардия не взбунтовалась от голода.

— Мне, наверное, тоже. — Томми поднялся и протянул было руку, но вместо этого поклонился. — Спасибо за общество.

Император подмигнул, развернулся на пятке и повел свои войска прочь — но вдруг остановился и снова повернулся к Томми.

— И еще, сынок, — когда будешь в здании, не трогай ничего с острыми краями. Ни ножницы, ни ножи для писем, ничего.

— Почему? — спросил Томми.

— Все дело в форме здания — это пирамида. Они бы предпочли, чтобы люди этого не знали, но у них есть специальный штатный сотрудник — весь день только ходит и тупит ножики для писем.

— Вы шутите.

— Безопасность прежде всего, — ответил Император.

— Спасибо.

Томми набрал в грудь побольше воздуха и весь подобрался перед штурмом Пирамиды. Уйдя с солнышка и вступив под сень огромных бетонных контрфорсов, он через фланелевую рубашку прямо-таки ощутил, как зябнет, — точно бетон копил в себе влажный холод ночного тумана, а днем испускал его, как змеевик холодильника. Дойдя до справочного бюро, он уже весь дрожал. Охранник уставился на него с подозрением.

— Вам помочь?

— Я ищу отдел кадров «Трансамерики».

Охранник скривился так, словно Томми макнули в канализацию.

— Вам назначено?

— Да. — Томми помахал у охранника перед носом документами Джоди.

Тот снял трубку и тыкал в кнопки с цифрами, когда у него из-за спины появился второй охранник и забрал у него трубку.

— С ним все в порядке, — сказал он. — Пропусти.

— Но…

— Он знакомый Императора.

Первый охранник отодвинул телефон и сказал:

— Двадцать первый этаж, сэр. — Он показал, где лифты.

Томми поднялся на двадцать первый этаж, затем пошел по стрелкам указателей, пока не нашел нужный отдел. Официозного вида пожилая дама в приемной велела ему присесть и сообщила, что сейчас им займется. После чего с достойным уважения упорством принялась делать вид, будто ее стерло с лица земли.

Томми сел на черный кожаный диван, вздохнувший под его тяжестью, на черном каменном кофейном столике выбрал себе журнал и стал ждать. За следующий час он прочел колонку полезных домашних советов («Кофейная гуща в кошачьем лотке будет наполнять ваш дом восхитительным ароматом эспрессо всякий раз, когда вашей киске захочется по-маленькому»); статью о компьютерных торчках («Брюс слез с мусогрыза уже полгода назад, но утверждает, что мать его по-прежнему висит, если речь заходит об отношениях»); и рецензию на новый мюзикл «Джоунзтаун!» («Эндрю Ллойд Уэббер переписал рекламный мотивчик газировки „Хлад-Пом“ так, что мороз по коже и мысли в голове. Донни Осмонд в роли Джима Джоунза блистателен»). Попросил у официозной дамы корректирующую жидкость и подправил себе отделку на теннисках, потом высушил их под галогенной лампой для чтения, похожей на руку робота, держащую солнце. Когда он принялся выдергивать карточки с одеколонными пробниками из «Джентльменз Куотерли» и втирать их себе в носки, женщина сказала, что он может пройти в кабинет.

Томми взял тенниски в руку и зашел в кабинет босиком. Еще одна дама официозного вида, до ужаса походившая на первую даму официозного вида, вплоть до цепочки на очках для чтения, велела ему присесть напротив, пока она просмотрит документы Джоди, и перестала обращать на него внимание.

Она сверилась с экраном компьютера, нажала несколько клавиш, затем подождала, пока компьютер занимался чем-то своим. Томми надел тенниски и стал ждать дальше.

Женщина не взглянула на него.

Он откашлялся. Она стучала по клавишам.

Томми нагнулся, открыл чемодан, из него достал портативную пишущую машинку. Женщина не взглянула на него.

Она стучала по клавишам и смотрела на экран.

Томми открыл чехол машинки, вкрутил под валик лист бумаги и тоже стукнул по клавишам.

Женщина посмотрела на него. Он стукнул еще по нескольким, клавишам.

— Что вы делаете? — спросила она.

Томми не ответил. Он стучал по клавишам и не смотрел на нее.

Женщина возвысила голос:

— Я спрашиваю, что вы делаете?

Не переставая печатать, Томми поднял голову.

— Прошу прощения, я не обращал на вас внимания. Что вы сказали?

— Что вы делаете? — повторила она.

— Это записка. Позвольте прочту: «Неужели никто больше не видит, что все они — слуги Сатаны? Мне пришлось очистить мир от их скверны. Я длань Божья. Иначе почему служба безопасности впустила меня в здание с автоматической винтовкой в чемодане? Я бич божий». — Томми смолк и посмотрел на нее. — Пока больше не написал, но закончу, наверное, тем, что извинюсь перед мамой. Что скажете?

Женщина улыбнулась так, словно скрывала боль от метеоризма, и протянула ему конверт.