— Давай весла! Кому говорю? А то никогда не прокачу.

Это «никогда» решило все. Значит, когда-нибудь мы все же покатаемся на «Ласточке»! Мы подали ему весла. Он отпер замок, выбрал в лодку цепь, вставил оцинкованные уключины и не торопясь начал грести к Неве. Делал он это с шиком — «блинчиками», поворачивая выгнутые лопасти и проводя ими по воде. Мы молча шли за ним по берегу. А Колька и не смотрел на нас. Когда он выехал из-под горбатого мостика на Неву, мы грустно повернули к дому.

С этого дня наш покой был потерян. Мы бредили «Ласточкой». Она снилась мне во сне.

Колька всячески унижал нас. Вечером, когда он выезжал на прогулку, Ромка и я уже ждали его у ворот. Он выходил с видом хозяина и командовал:

— Гошка, сходи принеси весла со двора! Ромка, вычерпай-ка воду да поведи «Ласточку» к спуску. Поживей!

Мы терпеливо исполняли все его приказания. Потом Колька садился в лодку, и здесь начиналось самое обидное.

— Коля, можно нам садиться? — скромно спрашивали мы.

— Это еще зачем?

— Как зачем? Мы же тебе все сделали. Обещал ведь прокатить.

— Подумаешь! И без вас бы обошелся! — И он отталкивал лодку.

Только вдоволь насладившись нашим огорчением, Колька подгребал к спуску и небрежно говорил:

— Садитесь, ладно уж, прокачу.

Мы сознавали, что это позор, но освободиться от Колькиного гнета не могли. «Ласточка» привлекала нас. Из-за нее мы терпели всякие обиды.

Но один случай положил конец нашим и так не частым прогулкам на «Ласточке».

Как-то Булочник после обычных своих выходок разрешил нам поехать с ним к Петропавловке купаться. Он сидел на кормовом весле; Ромка и я гребли. На пляже мы разделись и начали купаться. Колька купаться отказался, сославшись на простуду. Пока Ромка показывал мне стиль брасс, Колька оттолкнул лодку и погреб к Зимней канавке.

— Коля, подожди! Куда ты? Мы сейчас! Только оденемся! — орали мы, заметив коварство.

— Не велики баре, пешком дойдете, — донеслось нам в ответ.

— Вот гад! Морду ему за это набить надо, — возмущался Ромка.

— Или «Ласточку» камнем пробить!

— Лодка тут ни при чем. А вот ему, нэпману паршивому, нос разбить надо.

— В общем, Ромка, я больше с ним не поеду. Окончательно. Пусть себе других находит. Вон Ленька Куриные Мощи так и смотрит, чтобы на «Ласточке» прокатиться. А мы и без Кольки обойдемся, — решительно заявил я.

— Правильно. И я больше не поеду, — поддержал меня Ромка.

Некоторое время мы сидели молча. Было жалко «Ласточки»! Но гордость и мальчишеские законы не позволяли идти на мировую с Колькой.

— Свою лодку надо заводить, Гошка, — сказал вдруг Ромка, — другого ничего не придумаешь.

Это было не ново. Мы часто мечтали о своей лодке.

— Да, заводить… Знаешь, сколько она стоит? Сколько Булочник заплатил за «Ласточку»? Двадцать пять рублей! Красил сам. Где мы такие деньги возьмем?

— Можно и не такую хорошую, как у него, — возразил Ромка. — Попроще. Барочную. Вон дядя Ваня, знаешь? Он у баржевиков лодку купил за четырнадцать рублей. Черная, смоляная. Ну вот… А мы, может быть, и дешевле купим.

— Пожалуй. А деньги? Знаешь, деньги как можно достать? Вот продадим наши старые книги, коньки, лыжи и копить будем. В кино пока не придется ходить. У меня уже рубля два накопленных есть.

— И у меня три, — признался Ромка. — Я уже давно копить на лодку начал, да не говорил.

— Ну смотри, Ромка, если уж копить — так копить. И продать все, что не нужно. Не отступать. А пока будем подыскивать лодку. Ходить, приценяться.

— Закон. А с этим Булочником больше ни слова.

Мы перешли на жесткий «режим экономии». Ревниво следили друг за другом, опасаясь внеплановых трат. Каждая копейка честно опускалась в большую глиняную копилку в виде свиньи с отбитой ногой. Копилка хранилась у Ромки. Он был главным казначеем. Продали на «толчке» лыжи, коньки и старые, ненужные учебники. Ромка продал даже свою ручную дрель. Все шло в копилку.

Сбережения наши быстро росли, но все же были недостаточны для приобретения лодки.

С Колькой Булочником мы не разговаривали. Хотели намять ему бока, но потом решили отомстить за нанесенное нам оскорбление как-нибудь иначе. А он пытался снова привлечь нас в свою команду.

— Эй, ребята! — закричал он как-то, увидев нас. — Поехали кататься! Тащите весла.

— Тащи сам, нэпач паршивый! Эксплуататор! Наелся булок, так и таскать ничего не можешь! Плевать мы на тебя хотели. Скоро на своей кататься будем! — орали мы, довольные, что вырвались из Колькиной кабалы.

Колька не ожидал такого отпора и некоторое время стоял молча, потом спохватился.

— Зазнались, сморчки? Ладно, теперь к моей «Ласточке» не подходите. Без вас обойдемся! — крикнул он и пошел во двор.

Вскоре мы увидели, как Ленька Куриные Мощи тащил красно-голубые весла. Эх, «Ласточка», «Ласточка», не кататься нам больше на тебе! Ну ничего…

Зато теперь ни одна осмоленная лодка не могла пройти по Мойке мимо нашего дома, чтобы мы не крикнули:

— Дяденька, продай лодку!

Вечерами мы ходили на Неву.

Там между Дворцовым и Троицким мостами стояли баржи с дровами. Они разгружались и уходили. На их место приходили новые. Вот к ним-то мы и присматривались. Подходили к барже, разглядывали привязанную за кормой лодку и решали, стоит ли заходить к шкиперу.

Если лодка была хорошая, новая, то мы на борт не поднимались. Не стоило! Если же лодка была старая и текла, тогда мы вызывали на борт шкипера и начинался торг:

— Дядя, продай лодку.

— Купи! — Бородач недоверчиво оглядывал нас.

— Сколько хочешь?

— Двадцать пять рублей.

— Дорого. Десять хочешь? Ведь она течет.

— Пошли прочь, «покупатели», пока уши целы. Десять рублей! Смеетесь, что ли?

Надо сказать, что у нас и десяти рублей еще не было. Правда, мы надеялись скоро их набрать. Но сумма эта была для нас предельной.

Чем больше мы обходили барж, тем меньше оставалось надежды купить лодку за эти деньги. Но неожиданно нам повезло.

Было это поздно вечером. Я уже собирался ложиться спать. Вдруг кто-то забарабанил в окно. Я отдернул занавеску. На улице стоял Ромка и отчаянно махал руками. Я открыл форточку:

— Ну чего тебе? Что случилось?

— Гошка, скорей выходи! Лодка есть! Понимаешь? Лодка! Я нашел! За восемь рублей!

— Бегу! Сейчас!

Я быстро оделся и, бросив уже на ходу маме: «Мамочка, я на минутку. Ромка вызывает», — выскочил на улицу.

— Летим на набережную! По дороге все расскажу, — выпалил Ромка.

Он был очень возбужден. Под мышкой он держал свинью-копилку.

— Понимаешь, — задыхаясь от быстрой ходьбы, говорил Ромка, — решил я прогуляться по набережной. Смотрю — на одной барже две лодки: одна за кормой — большая, другая — маленькая — у борта. Дай, думаю, спрошу. Шкипер на палубе был. «Продай». — «Купи». — «Сколько?» — «Восемь рублей». Понимаешь? Я так и обмер. У нас с тобой девять рублей и семьдесят три копейки. Скорей только надо, чтобы не передумал. Рубль семьдесят три копейки я уже вынул. На краску останутся.

До баржи мы добежали за несколько минут. Шкипер еще копался на палубе.

— Пришли? Деньги принесли? — спросил он нас.

— Принесли. Вот… — и Ромка начал вытряхивать монеты из копилки. Шкипер усмехнулся:

— На какой паперти собирали?

Мы не удостоили его ответом. Когда все деньги извлекли и пересчитали, шкипер пошел в свою каюту и принес два тоненьких весла.

— Можете забирать, — разрешил он и ушел.

Мы спустились в лодку. Уключин она не имела, вместо них были вколочены деревянные колышки, по два с каждого борта.

— Садись на корму, — сказал я, прилаживая весла.

Радость и нетерпение были так велики, что я догреб только до Зимней канавки. Тут мы причалили к первому спуску. Хотелось немедленно осмотреть покупку.

Когда Ромка вылезал, лодка качнулась и зачерпнула воду.

— Валкая, — заключил он.

Лодка действительно оказалась очень валкой. Достаточно было накренить ее немного, как она черпала воду. Но это не омрачило нашей радости. Приступили к осмотру. Лодка состояла из шести досок обшивки, днища, киля, двух штевней, задранных кверху, и четырех тоненьких и слабых шпангоутов, похожих на обручи деревянной бочки. В пазах она немного протекала.