Когда Альбин приехал в Иерусалим, он приложил всяческое старание и усердие, чтобы умиротворить страну. При этом он умертвил множество сикариев[101]. Тем временем влияние первосвященника Анана росло со дня на день, и он пользовался любовью и почетом среди своих сограждан. Дело в том, что он давал взаймы деньги[102]» (Иосиф Флавий. Иудейские древности. XX, IX, 1–2. Т. 2. С. 426–427. Перевод [на французский] Арно д'Андийи).

Вполне очевидно, что монах-переписчик внес в этот фрагмент рукописи Иосифа Флавия изменения, и изменения неумные. Потому что:

а) написано, что дети Анана стали первосвященниками после него, и в то же время один из них наследовал некоему Иосифу. Налицо противоречие;

б) написано, что Иаков, брат Иисуса (это Иаков Младший, потому что Старший умер вместе с Симоном Петром в 47 году), был вместе с некоторыми другими побит камнями за нарушение иудейского Закона. Так вот, этот самый иудейский Закон, который саддукеи так строго соблюдали, запрещал выносить в один день несколько смертных приговоров. Против этого и протестовали жители Иерусалима, но не против самого приговора нарушителям закона, потому что выразить подобный протест значило бы также нарушить этот закон! Значит, Иакова Младшего «и некоторых других» осудили и приговорили по другим причинам. По каким? Вот они:

в) в последнем абзаце приведенной цитаты сказано, что Альбин «приложил всяческое старание и усердие, чтобы умиротворить страну» и «умертвил множество этих воров». Но где в предшествующем тексте упоминание о ворах? Нет такого. По крайней мере в рассказе монахов-переписчиков, потому что у Иосифа Флавия оно было! Как, впрочем, и в более ранних главах, потому что он подробно описывает бесчинства сикариев.

На самом деле отрывок, тщательно удаленный монахами-переписчиками, по существу рассказывал о казни этого «Иакова, брата Иисуса, именуемого Христом»: дело было не в нарушении религиозных обычаев по иудейскому закону, а просто-напросто в нарушении закона уголовного. В отрывке, удаленном переписчиками, фигурировало слово «воры», потому что впоследствии на него ссылаются. Но наши переписчики, более или менее невежественные, если учитывать эпоху (позднее средневековье), с трудом разбирали строчку за строчкой, проводя по ним пальцем и останавливаясь на каждом слове, они не читали так же легко, как мы, и не заметили, что их вставка не вяжется с остальным текстом.

Чтобы избежать использования современного перевода, на котором могли бы сказаться идеологические бои и религиозные предпочтения переводчиков, мы взяли текст Иосифа Флавия в переводе Арно д'Андийи (1588–1674), переводчика многих религиозных произведений, старшего брата «великого Арно» — защитника янсенистов от иезуитов и Анжелики, его сестры, аббатисы Пор-Рояля.

В самом деле, в те времена либеральной критики христианства еще не существовало, и Арно д'Андийи не подозревал, как важна его честность в этой сфере. Текст, которым мы пользуемся, от этого стал только более выразительным.[103]

Передвижения Иисуса в течение четырех лет его публичной жизни не случайны. Они неизбежно связаны с потребностью обезопасить себя. Он претендовал на восстановление религиозной царской власти, был наследником престола Давида, его окружали зелоты, иные — весьма дурной репутации, судя по их прозвищам, и за ним обязательно должна была следить римская полиция, а также полиция идумейских тетрархов.

Вот почему, когда христианские историки называют его поездку в Финикию «удалением» (retraite), мы можем только удивиться или принять это слово в его военном значении («отступление»).

Действительно, если ты находишься в Иерусалиме, Святом городе, где, как всякий этнический еврей, имеешь право ежедневного доступа в предпоследний, мужской, притвор (а Иисус не был лишен этого права) Храма, где только и осуществляется регулярный культ, и другого места для этого нет, — как объяснить, что ты удаляешься в Финикию, государство, где население все еще враждебно к еврейскому народу, культы — по существу языческие и где, следовательно, тебя ежеминутно окружает ритуальная нечистота?

На самом деле речь идет о военном «отступлении», то есть бегстве, и как раз в те края, в отношении которых никому бы и в голову не пришло, что Иисус может укрыться там. От Иерусалима, где он тогда находился, до Сидона через Иудею, враждебную Самарию и Галилею в целом около ста девяноста километров по прямой.

Мы никогда не узнаем, какой дорогой направился Иисус, но можем предположить, что вместе с несколькими учениками, сопровождавшими его (несомненно, теми же, что и всегда, — Симоном, Иаковом и Иоанном), он смешался с караваном паломников, шедших на север, в Финикию, для участия в церемониях, проводившихся в память смерти и воскрешения Адониса.

Ведь если верить работам католических экзегетов и историков, Иисус скрылся в Финикию в июне 29 года. И значит, прибыл туда точно к ежегодным церемониям, проходившим, как мы увидим, в день летнего солнцестояния, как раз когда расцветает «роза Дамаска» — анемон, посвященный Адонису.

Однако он оставался там недолго, самое большее дней десять, потому что его узнали:

«И, вышед оттуда (из Иерусалима), Иисус удалился в страны Тирские и Сидонские. И вот, женщина-хананеянка, вышедши из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, Сын Давидов! Дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступивши, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами» (Матф., 15:21–23).

У Марка мы находим уточнение, что он не желал быть узнанным:

«И, отправившись оттуда (из Иерусалима), пришел в пределы Тирские и Сидонские; и, вошед в дом, не хотел, чтобы кто узнал; но не мог утаиться. Ибо услышала о нем женщина, у которой дочь одержима была нечистым духом, и, пришедши, припала к ногам Его…» (Марк, 7:24–25).

Итак, он не хотел, чтобы его узнали, он скрывался. Для воплощенного божества, явившегося возглашать массам истину, странная позиция — бежать, прятаться «в доме» и желать «утаиться».

Это дом, вероятно, принадлежал его таинственному брату, имя которого неизвестно и который жил в Сидоне под прозвищем «Сидоний» — сидонянин. Был ли это тот загадочный скрытый сын, о котором мы говорили на с. 72?

Продолжение этой истории известно. Но Иисус не мог больше оставаться в Финикии, потому что его опознали. Он снова бежал.

«Вышед из пределов Тирских и Сидонских, Иисус опять пошел к морю Галилейскому[104] чрез пределы Десятиградия» (Марк, 7:31).

Так вот, если рассмотреть карту этих мест (с. 6), можно отметить, что Иисус попытался ввести в заблуждение жителей Тира. В самом деле, из этого города он вдоль побережья Средиземного моря дошел до Сидона, города, расположенного в пятидесяти километрах северней Тира. Значит, тиряне могли предположить, что он в конечном счете направляется в Палестину. И если они дали такие сведения римской жандармерии, сведения эти были ложными. Из Сидона, повернув на восток, он вернулся в Галилею, но через Декаполис.

Все это совершенно нормально со стороны человека, голова которого оценена и против собственных отрядов которого римские легионы постоянно проводят полицейские операции. Но зачем скрывать это от нас?

«Удаление» в Финикию, прерванное из-за вмешательства хананеянки и ее болтливости, пришлось, как мы видели, на момент церемоний, посвященных Адонису. Культ этого бога, представлявшего собой не что иное, как воплощение хлебного зерна в частности и растительности в целом, был очень древним. Специалисты по истории религий отождествляют его с египетским Осирисом, и это его чтили в разных краях под именем Эшмуна, Афлада, тогда как в других местах обнаруживали поклонение ему под именем Думмузи, Таммуза, Сандона и, наконец, Адониса.