– Я никого так сильно не любил, как Сюзи, – признался Джуниор. – Сюзи для меня означает все на свете. Я продолжаю надеяться, что она позвонит и скажет, чтобы я возвращался. Но… пожалуй, это только мечты.

При взгляде на лицо Джуниора Дуэйну стало грустно. Он посещал Сюзи каждое утро и проводил у нее двадцать страстных минут. Карле он сказал правду. Сюзи он не любил. У них была лишь интерлюдия счастливого случая, включающего высокий уровень сексуальной совместимости. Не было никаких оснований предполагать, что она будет длиться вечно. Может наступить такой день, когда Сюзи проснется, поймет, что ей недостает Джуниора, и просто востребует его обратно. Дуэйн был не против такого расклада, даже если он и означал конец волнующей интерлюдии.

Джуниор сполз с трамплина, повалился на стул, стоявший на газоне, и тотчас заснул.

Дуэйн вернулся в дом и застал Карлу за рассматриванием его школьного альбома, который был раскрыт на той странице, где он и Джейси целуются.

– Знаешь, она не любила тебя вечно, Дуэйн, – сказала Карла. – Ведь так?

– Так, – согласился он.

– Дуэйн, ты огорчен?

– Угу.

– Почему? Ты можешь поделиться со мной. Я – твоя жена.

Дуэйн почувствовал приближение головной боли. Он направился в ванную и долго брызгал на лицо холодной водой. Иногда это помогало. Потом смочил мочалку и, улегшись на кровать, положил ее на лоб.

– Гораздо лучше, если муж с женой говорят начистоту и рассказывают друг другу, почему они счастливы или несчастливы, – сказала Карла.

– М… да, – буркнул Дуэйн, размышлявший о судьбе Джуниора. Чувство жалости к нему у Дуэйна сменилось чувством зависти. Чтобы заснуть в кресле, на лужайке, тому потребовалось не больше одной минуты. Возможно, он уже видит самые сладкие сны, вспоминая время, когда он был богатым… когда две трети пробуренных им скважин давали нефть. Или, быть может, ему снятся ранние годы, когда его страстная молодая жена все еще хотела его. В тот момент, когда он заснул, лицо Джуниора выражало успокоение.

Дуэйну оставалось только позавидовать тому, кто с такой легкостью обретает покой. В своих снах он видел сплошные заседания в банках и частые поломки буровых вышек. И от таких снов наутро становилось тягостно на душе.

– Ты сама не слишком счастлива.

– Правильно. А все потому, что меня воспитали так, что жена должна делать мужа счастливым. Чтобы он не лежал с тряпкой на голове, с побитым, как у старого кобеля, видом.

– Я кобель, но не старый, – уточнил Дуэйн. – Просто я немного несчастный.

– Из-за того, что я выбросила шестьдесят тысяч на дом, который нам не по карману? – спросила она. – Я решила, что будет хорошо, если наши дети заживут после женитьбы в приличном месте.

– Было бы лучше, если бы наши дети оставались в браке приличное время.

– По-твоему, мы неправильно их воспитали? Дуэйн мысленным взором окинул те годы, когда они воспитывали Дики и Нелли до рождения близнецов. На его взгляд, они делали все, что полагается делать родителям. Они водили детей в воскресную школу, заставляли убираться в доме, шлепали за серьезные провинности и щедро хвалили, когда те вели себя хорошо. Очевидно, они не всегда бывали на высоте, но он слишком устал, чтобы разбираться в ошибках воспитания своих детей, да и головная боль не отпускала его.

– Я нервничаю, когда ты не отвечаешь мне, Дуэйн, – заметила Карла.

– У меня трещит голова. Когда она трещит, у меня плохо с ответами, – признался Дуэйн.

– Я чувствую себя виноватой, когда у тебя болит голова, – сказала Карла. – Вероятно, из-за меня ты так сильно переживаешь.

– Вини в этом ОПЕК, – отшутился Дуэйн. – Так проще, и можно спать спокойно.

Карла встала с кровати, надела ночную рубашку и вернулась в кровать. Потом она взяла в руки пульт управления и целую минуту перескакивала с одного канала на другой.

– С каждым днем все меньше и меньше интересного по ТВ, – пожаловалась она.

– Карла, перестань причитать. К моей головной боли ты не имеешь никакого отношения.

– Я в самом деле не хотела сегодня тратить все эти деньги, – продолжала оправдываться Карла. – Честное слово, лучше, если бы мы были бедны. Начав тратить деньги, трудно остановиться. Каждый раз, отправляясь в Даллас, я даю себе слово купить одно платье, а покупаю десять.

– Платья не виноваты, все дело в этих буровых установках, – сказал Дуэйн. – Тысяча платьев не дороже одной этой чертовой штуки.

– Джейси очень интересуется тобой, – перевела разговор на другую тему Карла. – Мне порой кажется, что она сожалеет, что не осталась здесь и не вышла за тебя замуж.

Дуэйн не поверил жене. Его любопытство было возбуждено, но по ее широко раскрытым глазам он понял, что достаточно одного-единственного вопроса с его стороны, и на него обрушится маниакальный поток слов, который может низвергаться часами. Он решил, что игра не стоит свеч.

– Ты никогда не говоришь мне о том, что тебя огорчает, – второй раз посетовала жена.

Дуэйн уже не помнил, с чего, собственно говоря, начались невзгоды его сегодняшнего дня. Мысленно он мог вернуться только к тому моменту, когда оплескивал лицо и лоб водой. Холодный компресс уже был не холодным. Он хотел было его сменить, но не хватало сил подняться.

– Я устал, но не как старый кобель, – сказал он, надеясь хоть как-то поддержать разговор с женой.

– Но все-таки, когда ты огорчен, у тебя лицо вытягивается, – заметила наблюдательная Карла.

Она встала с кровати, пошла на кухню и вернулась с большой чашкой, полной воды и льда. Обмакнув мочалку в ледяную воду, она отжала ее и приложила ко лбу мужа.

– Спасибо… Хотел бы я вести разумную жизнь, – задумчиво проговорил он, размышляя над вопросом Карлы о причине его усталости. – Ты считаешь, что это разумная жизнь?

Карла включила крошечный светильник и принялась листать «Плейгерл».

– Может, она и не слишком разумная, но, по крайней мере, мы знаем разницу между платоническими отношениями и японским пикапом.

ГЛАВА 31

Вскоре Дуэйн обнаружил, что невозможно покинуть Талиа без того, чтобы Дженни Марлоу не настигла его и не потребовала, чтобы он вез ее туда, куда направляется сам. Из города вели четыре дороги, и его попытки ускользнуть незаметно очень походили на игру в крестики-нолики, которую почти всегда выигрывала Дженни. По всей видимости, ей нечего было делать, как только ждать его в засаде.

Если он поедет на север, к «Восходящей звезде», то она, как пить дать, остановит его у салона тетушки Джимми. Если попытаться рвануть на юг, жди встречи у мойки Сонни. Если двинуть на запад, она непременно перехватит его у «Молочной королевы». А если попытаться проскочить в сторону Уичита-Фолс, она вынырнет из боковой улочки, проходящей за продовольственным магазином, и будет сигналить до тех пор, пока он не остановится.

Правда, можно улизнуть по небольшой мощеной дороге, огибавшей кладбище и переходившей через несколько миль в широкое шоссе, но в течение многих лет он настолько привык ездить как ему вздумается, что всегда забывал о Дженни, пока она не подлетала сзади и не принималась отчаянно сигналить.

От этих сигналов Шорти начинал бешено лаять, и только хорошенькая взбучка с помощью перчатки могла заставить его замолчать. Дуэйн был вынужден смириться с неизбежным.

Дженни не искала романтической любви. Романтическая любовь просто не могла прийти ей в голову.

Больше всего ее сейчас беспокоила новая работа на посту директора-распорядителя, отвечающего за проведение юбилейных торжеств, работа, которая досталась ей ввиду отсутствия других претендентов.

Джентльмен из Бруклина, который должен был, по идее, занять этот пост, фактически от него отказался, и вины Дуэйна в этом не было. Этого человека звали Салли Балдуччи. Дуэйну удалось уговорить комитет пригласить его для собеседования, и комитет не без долгих колебаний пошел ему навстречу.

– Никогда не слышала, чтобы мужчину звали Салли, – заметила Дженни. – Надеюсь, что он не «голубой».