Я устало обернулась и, взглянув на его виноватое лицо, покачала головой.
— Дурак. Просила же…
— Извини, — отвел глаза Лех. — Он тебя не задел?
— Нет.
— Ииров оборотень! Похоже, с самого начала за нами следил, а как увидел, что я остановился… я уж подумал, что больше не выпустит, а он вон как… послушал тебя. Значит, хозяйкой признал.
Я презрительно фыркнула.
— С ума сошел? Ты глаза его видел?! Такому не хозяйка, а цепь нужна! Да потолще и покороче, чтобы хоть так учился себя на людях вести! Ненормальный! Считает, что вправе отнимать чужую жизнь, когда ему заблагорассудится! И тогда, когда вздумается, не считаясь ни с чем и ни с кем! Тоже мне, великий тигриный король! Небось, свободу почуял! Некоторых, как оказалось, даже клетка ничему не учит — все считает себя пупом земли! Засадить бы его обратно на пару месяцев… видно, мало досталось! Не стоило мне вмешиваться… тьфу! Ты сам-то как?
Лех озадачено пожевал губами.
— Живой… вроде.
— Не порвал он тебя?
— Нет, все нормально. Он просто не успел… ревнивый! Проклятие, Трис!!
Я зло сузила глаза.
— Ревнивый, говоришь? Был бы у него для ревности хоть один повод, я бы, может, еще поняла. А так… засунул бы он ее себе знаешь куда?
— Тебе лучше вернуться, — обеспокоенно огляделся Лех, неловко подтянув больную ногу.
— Нет. Мне надо вымыться и привести себя в порядок. А вот тебе действительно пора — не думаю, что он далеко ушел.
— Я тебя одну не оставлю!
— А что мне грозит? — хмыкнула я, неожиданно успокоившись. — Ну, сожрет он меня, в крайнем случае? Вам же проще будет. А если нет, то хоть остальную живность по округе распугает. Тем более, тебе все равно с ним не справиться. И никому вообще. Поверь, я видела, на что он способен — это действительно страшно. У вас не будет ни единого шанса, так что не дергайся и иди спать.
— Трис…
— Все, закрыли тему. Возвращайся в лагерь и постарайся с этим больше не медлить. Не думаю, что меня послушают во второй раз, так что не испытывай судьбу и ЕГО терпение, потому что оно, насколько я успела понять, очень невелико. И как раз должно закончиться к концу нашего разговора. Все, ступай, я скоро вернусь. Спокойной ночи, — я обогнула встревоженного Леха по широкой дуге, ободряюще похлопала его по плечу и как можно быстрее покинула поляну, пока он не опомнился. А чтобы ни у кого не возникло никаких иллюзий по моему поводу или соблазна совершить какую-нибудь глупость, намеренно ушла гораздо выше по течению бурной речки, отыскала уютное местечко, где меня и днем-то было бы затруднительно заметить, а уж ночью точно никто не найдет. После чего скинула сапоги, быстро разделась, оставив на себе только длинную белую рубашку, и с нескрываемым удовольствием забралась в теплую воду.
Ох, как же хорошо…
Оборотня я, как ни странно, больше не боялась. Совсем. Скорее внутри поселилась какая-то странная веселая, бесшабашная, ничем не объяснимая злость, слегка дурманящая голову и заглушающая робкий голос разума, неуверенно пытающегося вернуть меня на путь истинный. Надо было, наверное, испугаться или почувствовать себя неуверенно от самого факта этой недолгой стычки с существом, которое могло одним ударом переломить меня пополам. Да я еще и в морду ему чуть не заехала сгоряча, наорала, обругала, едва не пнула… должно быть, он сейчас сильно злится? Но мне до смерти приелись его царские замашки и многозначительное фырканье. Достало это бесконечное выпендривание. Его слежка, вечное недовольство, неоправданная мания величия и откровенное пренебрежение человеческими судьбами. Нет уж! Хватит. Надоело все время ждать подвоха. Надоело шарахаться от каждого куста и с холодеющим сердцем высматривать, не появился ли где этот клыкастый монстр. Пусть себе рыскает по окрестностям! Пусть подсматривает, сколько хочет! Хоть язык себе от злости откусит, но больше я не поддамся! И отказывать себе в удовольствии тоже не стану. Ясно? Буду делать то, что считаю нужным, гулять в гордом одиночестве, купаться и отдыхать сколько душе угодно.
Ах, тебе что-то от меня нужно?
Так приди и возьми.
Хочешь оставаться рядом с караваном?
Изволь соблюдать некие правила.
Не умеешь себя вести?
Так учись, дорогой, сдерживаться и нормально разговаривать! Иначе кому ты такой хороший сдался? Или ты все-таки оборотень? Злобный, вечно голодный монстр? Людоед? Кровожадный упырь? Нет? Вот и будь человеком, и тогда все станет гораздо проще. Глядишь, даже уважать начнут. А не нравится, так катись на все четыре стороны!..
Да-да, так я и сообщила вслух, искренне надеясь, что меня услышали и правильно поняли. Ответа, разумеется, никакого не ждала и не высматривала по кустам стремительную черную тень. Зато наплавалась от души и выбралась на берег только тогда, когда почувствовала себя окончательно успокоившейся. А потом не отказала себе в удовольствии растянуться на мягкой травке и еще долго глядела в темное небо, бездумно изучая с детства знакомые созвездия и тихонько намурлыкивая под нос мотив старенькой песни, которую так любил распевал старый ворчун Вортон:
…Выше нос, готовьте сани:
Мы сегодня едем в баню.
Будем париться и мыться,
До упаду веселиться.
Будем плавать и смеяться.
Чтобы чаще нам встречаться!
Будем пить и хохотать,
Да красоток собирать.
Чтоб забыться, чтоб отмыться,
Жарким паром насладиться,
С чистым телом и душой
Возвратиться чтоб домой…
В какой-то момент я так увлеклась, что позволила себе даже улыбнуться, сладко жмурясь в свете выглянувшего месяца и наслаждаясь его мягкими объятиями. Неслышно урча, будто сытая кошка. Щурясь и едва не облизываясь. Конечно, круглая луна нравилась мне намного больше, потому что и сила у нее была не в пример активнее, но и маленький ее краешек мог принести ни с чем не сравнимое удовольствие. Под этим светом хотелось плыть, танцевать, хотелось отрастить себе призрачные крылья и кружиться в полнейшей тишине, словно трепещущий возле зажженной лампы мотылек. Казалось, только-только я закрыла глаза, а ноги сами собой несут куда-то и неслышно переступают в такт звучащей внутри мелодии. Сначала одной, потом другой, третьей… и я снова танцую во сне. Снова кружусь в загадочном хороводе. В кромешной тьме, над самыми высокими деревьями, под изогнутым куполом неба и в струях летнего ветра, ласково шевелящего мои длинные волосы. Казалось, я снова почти лечу и радуюсь своему счастью…
Наверное, ни у кого нет таких запутанных отношений с этим небесным светилом, как у меня. Но я не жалуюсь: луна дает мне силу и скорость, она исцеляет, защищает и бережет, как не умеет этого делать никто в целом свете. Но иногда она становится чересчур настойчивой, и тогда моя истинная сущность всеми силами рвется наружу, небрежно сбрасывая маски и многочисленные личины, за которыми я так хорошо научилась прятаться даже от себя самой. Признаться, в эти моменты я ее немного боюсь. И временами начинаю думать, что однажды нечто вырвется из моего тела и расправит крылья, как юная бабочка, выбравшаяся на свет из тесного кокона.
Но пока мне хорошо — я молода, неплохо выгляжу, могу выглядеть еще лучше и вообще как угодно. Мне всего двадцать два. Я полна сил и стремлений. А оберон… ну, он — всего лишь еще одно неизбежное зло, с которым я рано или поздно снова столкнусь лицом к лицу. Правда, надеюсь, это случится после того, как я-бабочка обрету свои лунные крылья. Ведь тогда мы с ним будем на равных…
Я даже не заметила, как миновала полночь. Не услышала тихий плеск в недалекой воде, негромкое шуршание сосновых крон над головой и умолкшего на середине песни крупного кузнечика. Не сразу услышала торопливый топот бегущих ног и далеко не сразу сообразила, что этот топот был каким-то неправильным. Слишком легким для грузного мужчины, слишком мягким для женщины и слишком громким для подкрадывающегося зверя.
Лишь когда сквозь кусты продралась хрупкая фигурка в коротких штанишках и с совершенно белым лицом, на котором двумя яркими звездами горели неподвижные, какие-то пустые глаза, меня неожиданно осенило.