Ворчание старины Дрыги не в счет.

Утром я тепло распрощалась с его милым заведением и покинула Тирилон, имея при себе еду аж на три дня пути, новую одежду, скромный запас семян, который собиралась продать в первом же селе. Целый ворох пожеланий от старого плута, который добавил к моему гардеробу теплый плащ (видимо, совесть его, кобеля, замучила) и бутылку весьма неплохого вина (о которой, правда, он сам пока не догадывался). Еще — добрых две дюжины золотых в потайных карманах рубахи, пояса и залатанной куртки, целую гору серебрушек и немного меди. Да пару старых кинжалов в потертых ножнах. А что? По-моему, вполне неплохо для одинокой странницы.

Без проблем миновав ворота, добравшись до первых деревьев и зачем-то обернувшись, я неприязненно оглядела далекие каменные стены. Затем с чувством сплюнула и мысленно зареклась в дальнейшем от неуместного в моем положении любопытства, посещения ярмарок, выставок и всяких балаганов. А также спасении чьей-либо шкуры, помимо своей собственной, лишней суеты и неоправданного благородства. Проклятый Тирилон!.. Наконец, вздохнула и быстро ушла, искренне надеясь, что больше неприятностей на мою долю в ближайшее время не выпадет.

8

Как оказалось, с надеждами я сильно ошиблась: неприятности нашли меня уже на второй день. Сами. Причем именно тогда, когда я этого совершенно не ждала.

Откровенно говоря, в то утро я успела только-только искупаться, натянуть свежую одежду, выстирать старую, старательно расчесать и распустить волосы, чтобы поскорее просохли, как эти самые неприятности нарисовались буквально в десяти шагах от меня и очень нехорошо посмотрели.

Крупными черными глазами с золотистыми точками люто горящих зрачков.

Я в первый момент так растерялась, что даже не смогла как следует порадоваться, только с облегчением вздохнула: живой! После чего посмотрела более внимательно… на массивное черное тело; гладкую шкуру, на которой почти не осталось старых рубцов, а трехдневные раны выглядели так, словно им месяц, если не больше; на совершенно целое ухо… и поняла: не просто живой, а почти здоровый. Мой знакомец по Тирилону выглядел действительно неплохо — все такой же огромный, широкогрудый, могучий. Следов ожогов на нем почти не виднелось — все зажило поразительно быстро. Тугие бока округлились и больше не выпирали ребрами. На кошачьей морде заново отросли жесткие усы, черный нос заблестел, а длинные когти, которыми он зачем-то вспорол рыхлую землю, приобрели благородный стальной оттенок.

Только одно меня насторожило и заставило замереть, вместо того, чтобы улыбнуться и подняться навстречу: его согнутые, будто перед прыжком, сильные лапы. Тяжелый мрачный взгляд, ударивший не хуже, чем приставленный к горлу нож. Да низкий, волнами разбегающийся из оскаленной пасти рык, в котором не было ни намека на узнавание. Собственно, именно он и заставил меня повернуть голову и вздрогнуть от неожиданности, потому что чужих крадущихся шагов я даже не услышала.

А сейчас странный зверь стоял совсем близко и будто готовился напасть.

Что это с ним? Почему не подойдет? Не узнал? Забыл? Чересчур голоден? Отчего смотрит, как на злейшего врага, когда я спасла ему жизнь? Что такого случилось, что он прямо сейчас готов наброситься и разорвать в клочки? Это ведь он! Тот самый тигр! Или я что-то перепутала?

Не понимаю…

Внутри тяжелой волной всколыхнулось нехорошее подозрение, и я начала инстинктивно пятиться, всем существом чуя, что что-то не так, но уже ничего не успела: издав утробный рык, он неуловимо быстро прыгнул, с поразительной скоростью преодолев разделяющее нас расстояние. А потом навалился, всем немаленьким весом вминая в землю и одновременно сжимая когти на моих плечах, негромко зашипел и уставился страшными глазами в упор.

От мощного удара меня отбросило на три шага назад, рывком опрокинуло навзничь и чувствительно приложило затылком о какую-то корягу. Из глаз невольно брызнули слезы, дыхание прервалось, с губ слетел слабый стон, а руки от самых плеч онемели, потому что он не только надежно держал, но еще и постепенно сжимал когти, впиваясь ими глубоко под кожу. И это оказалось так ослепляющее больно, что меня просто выгнуло навстречу, заставив жалко всхлипнуть и непонимающе посмотреть.

За что?!!!

Что на него нашло?!!

Он сошел с ума!!! Он же не оборотень!! Не монстр!!!

Но когда я заглянула в его глаза, то непроизвольно замерла снова и звучно сглотнула: боже… это были глаза зверя. В них больше не светился разум, не тлела искра понимания или сочувствия. Там была только лютая злоба и леденящая душу ненависть. Ко мне ненависть, словно я была злейшим врагом, предательницей, законченной дрянью… мерзкой ведьмой, которая не заслужила иного. В черных провалах, где когда-то светился ум и нескрываемое презрение к веселящейся толпе, где горело несломленное упорство и чувство собственного достоинства, так поразившее меня несколько дней назад, сейчас не было ни белков, ни странных золотистых зрачков, ни толики понимания — сейчас там клубилась лишь тьма, страшная и неумолимая. Не знающая жалости, не ведающая прощения. Просто бездонная пропасть, из которой чужими зрачками смотрела мертвая пустота. Смертоносная вьюга. Такая же неумолимая злоба, с которой горящий мщением пленник когда-то смотрел на своего мучителя.

Кажется, теперь я понимаю, каким увидел его Ригл перед смертью.

Неродившийся крик так и замер у меня в горле. Внутри мгновенно образовался холодный комок, сердце сжалось от накатившего страха, дыхание прервалось, и даже боль от пораненных рук не смогла сразу добраться до парализованного ужасом разума. Мне показалось, что я уже умираю — просто задыхаюсь от его тяжести и той ненависти, что обрушилась из глубины этих страшных глаз. Не от когтей, не от зубов умираю, а всего лишь от злобы, льющейся сверху подобно смертельному яду. Да, я умею чувствовать чужое настроение, умею понимаю чужие души, но сейчас, в эти краткие мгновения, мне стало отчетливо ясно, что спасения нет. Его неоткуда ждать. Некого молить о пощаде и выяснять причины случившегося. Надо было или сдаться на волю свирепого зверя, позволив ему закончить, или делать что-то самой.

Опять самой. Как всегда. Как назло. В насмешку.

Добравшаяся, наконец, до сознания боль немилосердно ударила по натянутым нервам и эхом отдалась в скрученном судорогой теле. Боже… это просто невыносимо! Кажется, он специально сжимает их сильнее! Неужели ему нравится делать мне больно?!!

Однако боль, как ни странно, встряхнула, вернула к жизни и помогла прийти в себя: до крови прикусив губу и диковато извернувшись, я сделала то, на что еще хватало сил — высвободив левую ногу, размахнулась и от души пнула его в мягкий живот. Справедливо рассудив, что другого уязвимого места у него просто нет, а боль… раз уж она отрезвила меня, то вдруг и ему прочистит мозги?

Тигр странно вздрогнул, коротко выдохнул, неожиданно съежился и нелепо согнулся, красноречиво поджав хвост и тихо заскулив от такого предательства. А потом легко отмахнулся могучей лапой, будто отгонял назойливого комара, отчего меня не просто отбросило в сторону, а самым настоящим образом отшвырнуло. После чего протащило по влажной траве, с силой вмяло спиной в дерево, снова приложив многострадальным затылком и вызвав целый веер разноцветных искр в потускневших глазах. На какое-то время просто выкинуло из реальности, тем самым предоставив ему отличный шанс добить дрянную, брыкающуюся меня. Ну, вот и все. Один прыжок, короткий щелчок сомкнувшихся челюстей, теплая лужица крови и — прощай, оберонова добыча…

Однако когда сознание вернулось, я с изрядным удивлением поняла, что не просто жива и до сих пор пытаюсь вдохнуть, но и он за недолгое время моей полной беспомощности не сделал попытки приблизиться. То ли опасался второго подвоха, то ли не хотел добивать, то ли просто не мог. Так и стоял поодаль, сверля меня бешеными глазами, в которых еще не угасла безумная боль, молчал, свирепо раздувал ноздри и старался пореже дышать. Похоже, я попала немного ниже, чем планировала, и этим здорово огорчила его самолюбие самца. Но огорчаться сама не спешила: ничего, пусть помучается, гад, мне ведь тоже несладко. Подумаешь, с тигрицами полгодика не сможет заигрывать? Не считаю, что моя жизнь этого не стоит.