— А откуда ему вообще знать про подсматривающего соседа?

Ильин хмыкнул:

— Это мысль. Действительно, откуда бы…

24. Чарльз Гудьир. Третий ингредиент.

Ожидая весточки от Ильина, я схватилась, наконец, за то, чем следовало заняться давным-давно. Нет, я не про газетную текучку. Эта деятельность происходила как бы сама по себе, на уровне спинного мозга, оставляя голову свободным для всего остального. Хотя журналистику и считают работой творческой, но результаты исключения головы были, как ни странно, самые положительные. На планерках меня регулярно хвалили, а я сидела с видом медитирующего осьминога и строила одну за другой версии, которые потом сама же и разбивала.

После одной из планерок, осчастливленная — о Господи! — обещанием небольшой премии, я отправилась к челышовскому дому. Понаблюдав минут десять за окрестностями трансформаторной будки и убедившись в наличии интересующего меня персонажа, я запаслась баллоном пива и «пошла в народ».

Встретили на высшем уровне — в том смысле, что не вопросили тупо «кто такая, чего надо?» — а вполне мило поздоровались. Меня, впрочем, интересовал лишь один из присутствующих. И даже не он сам, а нечто, ему принадлежащее. Когда он в очередной раз поднес мне «огоньку», я попросила предмет «на посмотреть».

Ничего не скажешь, зажигалка была стильная. Ровный, слегка скругленный параллелепипед, сверху и снизу блестящий металл, основная часть обтянута чайного цвета кожей. На коже — тиснение под цвет металла. С одной стороны — сплетенные «В» и «Д», с другой — не то феникс, не то жар-птица. Цвет кожи был неровный, кое-где даже пятнистый. Я принюхалась. Кроме положенного газового душка, зажигалка отчетливо припахивала, пардон, свалкой. Почему-то все мусорные баки пахнут одинаково, что бы наш щедрый народ туда не выбрасывал. А кожа, как известно, держит запахи практически вечно. Тем не менее, вещица была классная. Штучная.

— Последнее, что осталось от прежней жизни, — с нужной долей горечи в голосе сообщил «владелец».

Я позволила себе усомниться в предложенной версии. Мой собеседник обиделся, даже возмутился моим недоверием и немедленно продемонстрировал глубокие познания в родном языке и мировой литературе. Во всяком случае, некоторые периоды явно восходили к Вийону, а некоторые ассоциативные ряды — к Япониии. Я немного послушала — мастерство, в чем бы оно ни проявлялось, всегда притягивает меня магнетически — затем отозвала демосфена в сторонку и постаралась как можно более кратко, но доходчиво объяснить: возвращение предмета не входит в мои планы, тем более что запах уже ничем не выведешь, но мне крайне хотелось бы услышать что-нибудь более близкое к реальности, нежели легенду о «последнем осколке прошлого».

Он осмотрел меня с головы до ног, потом с ног до головы, подумал и уточнил:

— И я тебе ничего не рассказывал?

Я это поняла, как «сообщение не для печати, на меня не ссылаться» (в журналистике дело самое обыкновенное) и успокоила «источник»:

— Не больше, чем памятник Александру Третьему. Сорока на хвосте принесла, годится?

— Договорились. Мужика в том подъезде порезали, знаешь? — он махнул рукой куда-то за правое плечо.

— Ну, — кратко подтвердила я свою информированность.

— Вот на следующее утро, когда мусоропровод выгребали, я пошел посмотреть, она и блеснула.

— Больше никто не видел?

Он помотал головой.

— Черта с два я ее тогда подобрал бы.

Я представила себе выуживание зажигалки из мусоропроводных залежей… Бр-р-р!

— И часто ты так?.. Впрочем, неважно, твое дело. Значит, говоришь, в мусоропроводе…

— А чего? — ощетинился «информатор». — Хорошая же вещичка! Ну, воняла, конечно. Я уж ее отмывал, отмывал, бесполезно. Но правда ведь штучка красивая. И мне подходит. Меня Виктор Денисович зовут.

— А чего ментам не сказал, Виктор Денисович? Ясно же, что не просто так она в мусор попала, да и пятна тут, видишь? Ничего не напоминает?

— Я что, на больного похож — по собственной инициативе ментам докладывать? — обиделся бомж. — Они мне зарплату не платят. Мало ли какие там пятна. Выбросили и выбросили.

— Ладно, не обижайся, спасибо за информацию, иди, пока все пиво без тебя не выпили.

Да уж, странно все это. Зажигалка, судя по всему, принадлежала Вадику, а в мусоропровод ее выбросила наверняка Дина. Из этого следуют два вывода. Первое — она молчит, потому что считает убийцей его. Второе — его самого она в квартире не видела, а видела — и подобрала — только знакомую зажигалку.

Значит — Вадик?

Явился к Челышову, убил — хотя, быть может, и не собирался этого делать — в панике позвонил драгоценной возлюбленной и сбежал. При этом ухитрился потерять зажигалку, но не оставить в квартире больше никаких следов своего присутствия. Зато зажигалку уронил прямо в кровь.

И тут начинаются неясности. Как Дина ухитрилась не заметить вадиковой машины? И, собственно, его ли это была машина? Когда он покинул квартиру? Как на ноже оказались динины пальцы?

Первая неясность могла бы объясняться вполне невинно — машину Дина не заметила, ибо была в сильном волнении. Либо потому, что ее — машины — в тот момент у дома уже не стояло. Либо потому, что машина была другая. Непонятно. И с третьим вопросом туман.

И с пальчиками… Все-таки сама за ножик схватилась? Это в какой же, интересно, момент? До обморока — вряд ли. После? А чего тогда с собой не унесла?

Зажигалку-то унесла, сообразила. И вот что — откуда там вообще взялась эта зажигалка? Все-таки сам Вадик и обронил? Ну, знаете ли! Он, конечно, идиот, но не до такой же степени! Хотя… паника сильно мешает проявлять умственные способности. Тем более, когда они и так невелики…

Так. Допустим, с зажигалкой все так и было: Вадик по дурости обронил, а из-за паники не подобрал, ну а Дина вещицу узнала и выбросила. Что дальше?

Раз уж я оказалась в этом дворе, не вредно было поглядеть на то место, где в момент убийства стояла несуществующая машина. Может, она и вправду несуществующая, а дитя надо мной просто подшутило?

Однако уже через полчаса стало ясно, что дитя отнюдь не пошутило.

Раздобыть нужную информацию оказалось на удивление легко. Помог беличий инстинкт, присущий большинству представителей российского народа. Я не издеваюсь, сама такая. А уж у поколений, выросших на вечном дефиците, этот инстинкт разрастается нередко до размеров патологических. Например, запасание соли и спичек в количествах, которых хватило бы, чтобы обеспечить годовые потребности небольшого города.

Зато еще одно проявление того же инстинкта — страсть превращать каждый мало-мальски доступный кусочек земли (даже посреди многоэтажек) в стихийный огородик — дело, безусловно, полезное. Особенно увлекаются такими огородиками бабушки, которым на дачу ездить уже трудно. А обиходить две-три грядки «на заднем дворе», под собственным окошком — это запросто.

Злополучная машина, судя по рассказу чада, встала точно впритирку к одному из таких огородиков. Его хозяйку я нашла без малейших усилий.

— Стоял, а как же, стоял, ирод, аккурат на петрушку влез, самую капельку до фасоли не достал. Точно, в тот самый день, что мужика полюбовница зарезала. Только это я потом узнала. Выглядываю в окошко — стоит, злодей, точно, белый и клякса на боку блестит. А уж какая машина — не скажу, не разбираюсь я в них. Но встал прямо на грядку, чтоб у него все колеса полопались! Не для него ведь сажено! Совсем от машин этих дышать негде, скоро прям в подъезд заезжать начнут. Я думала, дождусь да скажу ему все… А пока спустилась вниз-то — его уж и след простыл, — бабуля горестно вздохнула.

— Безобразие! — согласилась я. — А когда примерно это было?

— Ох, не знаю, на часы-то я не смотрю, у меня радио работает. Точное время пропикало, а уж потом я его увидала, злодея этого.

— А когда вышли на улицу, его уже не было?

— Не было, не было, — закивала бабуля.

— И никого больше не видели?

— Как же не видела? Видела! Никитичну видела, ей все рассказала, потом…