— Вот это совсем плохо… — произнес Львович и, подойдя к очередному ветхому столу, принялся рыться в пожелтевших бумагах с расчетами, научными и мистическими предсказаниями.

— 11 октября 2008 года значит… — бормотал он про себя. — В это же день будет полнолуние. Хм…

Потом он взял чистый лист, вырванный из выброшенного конспекта какого-нибудь неприлежного студента, и принялся записывать новые формулы, в глубине души своей все-таки надеясь на то, что его сумасшедшие предсказания о вторжении во врата ада никогда не сбудутся. Но не тут-то было: расчеты были произведены точно, а большинство физиков и других ученых самых разных мастей даже и не подозревали, что может открыть ЛСД молодому воспаленному разуму.

— В соответствии с законом о перемещении темной энергии в пределах области земной гравитации я теоретически могу закрыть брешь в пространственном потоке, и, благодаря этому, инфернальная плева, разрыв которой возможен где-то в Западной Европе, уйдет в глубины космоса…

После этих слов он опять что-то начал подсчитывать, изредка про себя матерясь и повторяя наизусть заученные формулы. Пока научные исследования поглощали его, город Минск отдавался в объятия ночи. Но Львович был неутомим — в такие моменты, когда до ожидаемого конца света оставались считанные дни, он хотел сделать все возможное, чтобы предотвратить это роковое событие.

Уже глубокой ночью под вой собак и далекий гул поездов он с фонариком отправился на свалку искать нужные детали. Агрегат должен был быть запущен уже через несколько дней — в одно время с Большим адронным коллайдером. А тем временем еще предстояло сделать спутниковую тарелку, чтобы Львович мог точно по минутам наблюдать за работой коллайдера. И в момент «икс» его гениальный агрегат будет запущен, и хоть, конечно же, рай на земле от этого не возникнет, но серое существование биомассы уж точно продлится на неопределенное количество дней.

Отыскав кое-какие микросхемы и металлический дырявый таз, он все-таки решил прилечь отдохнуть на железную армейскую кровать, бережно занесенную им когда-то давно в его тайные хоромы.

4

Наверное, в этот раз она все-таки искала правды в этом мире — и упорно не могла ее разглядеть в размытом призменном отражении легковых автомобилей и табличек, сообщающих людям номера и названия улиц. Женя гуляла абсолютно одна, как обычно, ни о чем не думая. Сейчас она шла по величественному Партизанскому проспекту и хотела углубиться в промышленные и густонаселенные дебри столицы. Там, в глубине улиц ее притягивало собрание каких-то людей, про которое голос внеземного происхождения сообщал ей — чтобы она пришла и «отведала благодати».

В какой-то момент девушка свернула на узкую дорогу, проходящую между двух кирпичных домов с облупившейся от скорби и зависти к лучшей жизни плиткой. Несмотря на всю простоту и незамысловатость окружающих пейзажей, Женя в каждую сторону смотрела, будто видела ангелов, берегущих эти края от мировых напастей. Где-то в песочнице, утыканной по краям арматурой, играли странно одетые дети, а их отцы сидели на лавке и курили дешевые сигареты. Иногда между домами проезжали грузовые автомобили.

Миновав с десяток таких дворов, она вышла к пустоши, которая была очерчена бетонными столбами — одинокими обитателями городской вечности.

Там дальше — сеть из заброшенных панельных строений, напоминающих расформированную воинскую часть.

Вдалеке все выглядело спокойным, но если присмотреться получше, то можно было заметить несколько подозрительно поглядывающих дворовых собак, которые обычно жили рядом с людьми, а значит, некто из представителей homo sapiens все же населял квадратные метры этой «зоны отчуждения».

Женя подошла поближе и один из псов, наделенный Богом рыжим окрасом, протяженно завыл, и, вроде как все начало меняться: где-то шорох, где-то другие собаки подхватили грустную песню собачьего одиночества.

[Алгоритм: аномалия 654. Нестабильная работа терминала эзотерических внедрений]

Зайдя на небольшую площадку, Женя огляделась. Сейчас она понимала только то, что окружена собаками, которые сидели на задних лапах и протяженно выли, извещая невидимых жителей этого пустыря о том, что их проведал гость. Внезапно из одного поросшего травой погреба, двери которого вели в подвал бесконечных коридоров бывшего военного комплекса, показался одетый в черное человек, лицо которого было сокрыто под куском оторванного тюля, чем-то напоминавшего свадебную фату.

Человек подошел к неподвижно стоящей девушке, и в эти секунды все собаки умолкли и разбежались по разным углам этой известно таинственной «постъядерной». Человек встал напротив Жени, и у нее сложилось ощущение, что они смотрят друг другу в глаза.

— Мы тебя ждали, сестра. — Произнес незнакомец женским голосом. Вслух он говорил слова на русском языке, но Женя чувствовала, что в это время между ними происходил мысленный контакт и обменивались они совершенно другими сведениями, чтобы ни агенты всемирной разведки, ни коварные инопланетяне их не услышали.

(шим баун ди остан)

Соул дам хрен рай

(ист ор джет и терпсит)

Ъ Ь я

[ошибка чтения системного процесса]

— Почему именно меня? — спросила Женя, разводя руками, словно ее обвинили в неведомом ей порыве.

(ОООО, ООО, ОО, О)

Дам да дон рас рай

— Ты знаешь, сестра, добро пожаловать к нам. Ты готова нанести визит к пророку? — В ответ на предложение человека Женя кивнула головой, и они вместе пошли к металлической двери, некогда давно выкрашенной в синий цвет. Она со скрипом открылась, и они вместе спустились в темноту коридоров времен холодной войны.

Дорога по коридорам вела к большому помещению, из которого слышались человеческие песнопения на языке, знанием которого обладали лишь немногие, а общаться на нем можно было и вовсе только мыслями. Вскоре тусклом свечении единственной лампочки показалась красная деревянная дверь. Над дверью большими гвоздями был прибит кусок красной ткани, на которой белой краской было написано следующее:

«Дорбо Поаложать в харм „Соизадиян и Инзиж“», — что на неведомом никому языке означало: «Добро пожаловать в храм „Созидания и Суицида“». Человек в черном остановился и сделал низкий поклон перед этой надписью. Потом последовало тринадцать глухих ударов кулаком в плохо забитый в дверь гвоздь, под которым был виден довольно длинный след стекающей крови.

[процесс: пророк. ехе]

— Их ден боль егвсе… — произнес человек, обернувшись к Жене и застав извечное безразличие на ее лице.

— Я знаю, что вход к вам — это боль. Но я не чувствую ее, — ответила девушка и в этот момент дверь открылась. Они вошли в хорошо освещенное помещение, по форме своей напоминавшее огромный склад для хранения боеприпасов. Проводник Жени вошел и, пройдя несколько десятков метров вперед, присел на корточки рядом с чем-то, смутно напоминающим человека, облаченного в темный наряд. Всего присутствующих в этом зале особей было несколько десятков. И все, кто сидел направо от двери, исполняли песни, а напротив них сидели существа в черных балахонах и с капюшонами на голове, скрывающими их лица. Они языками и легкими производили странную музыку, на которую можно было положить неведомые человеку слова.

В центре всей этой шокирующей феерии находился мальчик лет двенадцати с красной кастрюлей на голове.

Он сидел на плавно крутящемся стуле и осматривал людей, пришедших к нему в поисках спасения своих душ. Сейчас он был повернут к Жене спиной, и она чувствовала, как щупальца его интуиции обволакивают ее хрупкое тело ещё до того, как увидели глаза. Когда мальчик повернулся к Жене лицом, она с удивлением для себя обнаружила, что глаз у мальчика не было, вместо них на Женю смотрели криво вставленные куски стекла от разбитой пивной бутылки. Осколки уже давно вросли в кожу, поэтому стали собственной частью тела этого создания.