Шли они в сторону Жако.

Бывшая столица Империи и сейчас еще оставалась одним из самых богатых и красивых городов мира. Понятное дело, это не значило, что в ней все было хорошо, просто в других местах дела обстояли еще хуже.

— Там, в столице-то, перебили всех взрослых-то, — рассказывал Лито. — Года два назад, а может, четыре. Только наши-то, нищие-то, и остались. Ну, еще жрецов-то малость выжила, они, как крысы-то, всегда уцелеют-то. Часть кочевников-то и не ушла, еще рабов-то понагнали, а потом, откуда ни возьмись, и местные-то образовались, будто и не всех вырезали-то!

Дайрут лучше других знал об этом — город, стоящий на пересечении десятка дорог, да еще на холме и рядом с широкой рекой Гаро, не будет долго пустовать.

Старые и большие города всегда славились тем, что меняли людей под себя, это еще Айн прочитал в большой книге. Так что пройдет лет десять, пятнадцать — и уже никто не вспомнит о резне, а у всякого дома, у каждого чердака, последнего подвала и самой темной подворотни появятся свои хозяева. И ни одного клочка земли внутри старой крепостной стены, не говоря уже о Цитадели, не останется незанятым.

Путешествуя с нищими, Дайрут с удивлением обнаружил, что его ноги стали гораздо сильнее, чем раньше. Зрение тоже обострилось, равно как и нюх — теперь он мог по запаху определить, где и насколько далеко находятся люди.

Он чувствовал дым очагов и почти неуловимый аромат готовящегося в котелках варваров супа. Он чувствовал по дрожи земли, когда приближались невидимые еще всадники — и даже понимал, когда они должны проехать мимо, а когда несутся прямо к ним.

Спутники, поначалу ворчавшие и ругавшиеся на новичка, признали его таланты и без особого сожаления делились с ним пищей — впрочем, почти всегда скудной и не очень аппетитной.

— А я вот хочу на край мира добрести, хоть год идти, — признался как-то Тамура. — Говорят, там самые сисястые бабы, и мужиков у них мало, да и те с мелкими удами.

— Ближайший к нам край м-мира находится за м-морем, — занудно ответил Агний. — И это — цепь скал, не п-приспособленных для ж-жизни. На другом крае живут варвары, и их женщины сильны и сварливы. А с последней с-стороны ядовитая п-пустыня, в которой ж-живут только г-гарпии, а рядом с ними болота с л-людоящерами.

— Сволочь ты, — обиделся Тамура. — Насыплю тебе колючек ночью в постель, попомнишь ты своих людоящеров!

Агний удивленно посмотрел на приятеля.

Дайрут видел, что при необходимости сможет управлять этой троицей как захочет, и руки ему не понадобятся. Все трое были безвольными увальнями, в чем-то подлыми, в чем-то наивными, но любой из них выглядел во много раз глупее прошлых его противников.

Как это жутко ни выглядело, но он понемногу выучился жить без рук — держать разные предметы обрубками, даже спускать с их помощью штаны, когда приспичит, и делать прочие необходимые вещи.

Но кое-что продолжало терзать Дайрута: жгучая память о резне в императорском дворце, а также невозможность нормально умыться и побриться.

Еще доставали вши, перебравшиеся к нему от нищих, но на них он почти не обращал внимания. Зато на небо обращать внимание приходилось — там, где раньше полыхала алая звезда, появился крошечный диск, и он понемногу рос, и каждый день представал разным, то полным, то словно разрубленным пополам, а то крохотным серпиком.

Как все это объяснить, Дайрут не знал.

Бродяги шагали неспешно — путь, который всадник на хорошем коне, останавливаясь каждую ночь, проехал бы за несколько дней, нищие окольными дорогами одолели за месяц.

Время от времени им встречались следы нападения демонов, бесов и чертей.

В деревне Жижа они полюбовались на сожжение колдуна — здесь умудрились даже подзаработать на том, что сняли обугленные останки со столба и закопали их подальше от деревни. Колдуна обвинили в вызове двух демонов, напавших на баб у реки, троих покалечивших, остальных распугавших прежде, чем мужики с дрекольем отогнали тварей.

По рассказам Дайрут понял, что это были не демоны, а бесы, а по выставленным на всеобщее обозрение вещам несчастного «колдуна» догадался, что тот — немного цирюльник, немного знахарь, и уж точно не маг, способный обратиться к Хаосу.

Ничего говорить он, конечно же, не стал, тем более что, кроме всего прочего, в мешке «чародея» обнаружилась маленькая глиняная монетка, по которой узнавали друг друга лазутчики Орды.

Люди везде были хмурыми и злыми, нищие жаловались, что теперь даже обычной весенней работы не найти — хотя раньше всегда можно было помочь вспахать поле или обновить после зимы крышу и за это получить какой-никакой, а горячий ужин и место в соломе амбара на ночь.

Теперь же, подходя к деревне, нищие заранее махали руками, показывая, что оружия у них нет, — иначе вместо приветствия могли получить стрелу. Когда маленький отряд сталкивался с людьми или заходил в селение, Дайрут молчал, предоставляя вести речи спутникам.

Возможно, еще и поэтому он теперь видел очень многое — и то, что люди перестали доверять не только чужим, но и своим, и то, сколько вокруг больных и увечных, и то, что мужики прекратили ровнять бороды и стричься «под горшок» даже к праздникам.

Женщины все еще следили за собой — но и это теперь казалось каким-то не важным.

Нищие старались обходить крупные тракты стороной, а в большие деревни даже не пытались заглянуть, чтобы не столкнуться там с нукерами или с отрядами местных ополченцев.

Но совсем избежать подобных встреч оказалось невозможным.

Каждый раз, натыкаясь на вооруженных людей, Лито и Тамура прикидывались юродивыми — полусумасшедшими, а Дайрут и Агний по мере сил подыгрывали спутникам. Первый выставлял напоказ страшное увечье, второй начинал нести умные бредни, непонятные простым людям.

И каждый раз, перетряхнув мешки и не найдя там ничего интересного, бандиты или воины их отпускали. Иногда при этом давали Агнию несколько зуботычин — своими мудрствованиями он почти всегда вызывал раздражение.

Так бывало и тогда, когда на пути вставали лесные грабители, и тогда, когда встречались небольшие отряды ордынцев. И даже тогда, когда выходили из леса суровые ополченцы из крестьян, требовавшие поклясться Светлым Владыкой, что никто не задумал против них зла.

Однажды ночью Дайрут услышал странные шорохи, вскочил и разбудил товарищей. Те, хотя и не поняли, что происходит, спорить не стали и побрели за ним прочь, ругаясь и почесываясь. А потом с поросшего колючим кустарником холма наблюдали, как скелеты лезут из земли там, где находился старый, давно заброшенный и ставший полем погост.

Как в свете звезд высовываются из земли костяки орков и гоблинов, как почти бесшумно, с тихим перестуком плетутся они к тому месту, где недавно спали четверо путешественников, и как потом их поглощает обратно земля.

— Говорят, конец света-то скоро, — стуча зубами, произнес Лито. — Совсем плохо-то будет!

— Верующие во Владыку Дегеррая и Светлого Владыку спасутся, — уверил его Тамура. — Остальные сдохнут, а наши спасутся!

— С-светлый Влад-дыка — не б-бог, а с-с-светило, — заявил Агний. — Т-то есть и б-бог, и с-с-солнце. А Дег-г-герай был когда-то м-магом пр-р-ростым.

— И что? Выхода-то нету, получается? — поинтересовался Лито. — Я к ручью, подштанники поменяю. Кто со мной?

Его спутники были такими наивными и простодушными, в них так мало было злости и ненависти, что Дайрут рядом с ними чувствовал себя спокойно. Его не отпускали видения, в которых отец убивает дворцовую челядь, но, несмотря на это, путешествие казалось совсем не тем адом, который он себе представлял.

К еде и ночлегу Дайрут относился спокойно — главное, чтобы было можно хоть что-то съесть и хоть где-то прикорнуть, а окажется это мясо или сухари, мягкая перина или пара охапок сена, его интересовало не сильно. В то же время он всегда старался окружить себя людьми, которым можно доверять, или хотя бы теми, чьи действия удается предугадать.

Однако с момента, когда он вместе с Киром ушел из Цитадели в Жако, он ни разу не жил среди тех, с кем ему было спокойно.