Но мистер Шэффер правильно сделал, что пришел и все рассказал ей.

Ей предстояло принять решение, и сразу стало ясно — она не откажется посетить искалеченного и больного Эмиля. Начинать в такой ситуации бракоразводный процесс, выходить замуж за Генриха и быть счастливой, она не сможет.

Она все еще любила своего мужа, все еще оставалась его женой перед Богом и людьми, и она должна была встретиться с ним, даже если после этого рухнут ее мечты о новом, счастливом и спокойном браке.

Ее молчание затянулось. Окончательно приняв решение, Патриция сказала:

— Хорошо, мистер Шэффер. Я попытаюсь вам помочь. Я встречусь с Эмилем, и мы с вами посмотрим, как он будет реагировать. Если я увижу, что смогу ему помочь, я буду пытаться сделать это. Но это не значит, что я сразу возвращусь в ваш дом. Если Эмиль вновь будет скандалить и оскорблять меня, я не собираюсь жертвовать спокойствием Джонни и своим и жить с ним под одной крышей. Сегодня я не хочу брать сына с собой. Один раз Эмиль уже был груб в его присутствии, и я не допущу, чтобы это повторилось.

— Я согласен, — поспешно сказал мистер Шэффер.

Все точки были поставлены, и они быстро поехали в дом Шэфферов.

Как бешено забилось сердце Патриции, когда экипаж подъехал к дому, где она провела такие ужасные месяцы и где ее сейчас ожидала волнующая встреча с Эмилем.

Она призналась себе, что боится этой встречи. Как он будет себя вести? Опять скандалить? Или, может, будет презрительно молчать? Его отец сказал, что Эмиль сильно искалечен... Узнает ли она его?

Экипаж остановился, и мистер Шэффер вышел из него первым и протянул Патриции руку, чтобы помочь ей спуститься.

Ее охватил озноб. Она глубоко вздохнула и шагнула вперед — навстречу новому витку своей судьбы.

Прямо за Шэффером она прошла в дом. Он проводил ее до комнаты Эмиля, который раньше жил наверху, но теперь его разместили на первом этаже, в кабинете отца, чтобы он не утруждал раненую ногу. Дверь была закрыта.

Отец Эмиля остановился и сказал:

— Думаю, мое присутствие будет лишним. Вы должны объясниться и выяснить свои отношения наедине. Я оставлю вас...

Патриция машинально кивнула. Во рту у нее пересохло. Она уже хотела пройти в кабинет, где теперь находился Эмиль, но неожиданно распахнулась другая дверь, ведущая из зала, и на пороге появилась Фрэнсис. Она смотрела на Патрицию, и в ее широко раскрытых глазах застыли страх и презрение.

Патриция, в свою очередь, отметила, что прошедшее время не украсило Фрэнсис, а сделало ее еще хуже. Она была очень бледной, похудевшей, глаза ее были красны, видимо, от постоянных слез — словом, вид у Фрэнсис был ужасный.

— Папа! — злобно прошипела она. — Ты привез ее?

— Я ведь говорил тебе, что привезу, если смогу уговорить, — спокойно ответил мистер Шэффер.

— Но я никогда не думала... — начала было Фрэнсис, но осеклась, взглянув на Патрицию, которая натянуто улыбнулась и сказала:

— Самый верный путь потерять его — это плакать над ним.

Фрэнсис повернулась к отцу и, едва сдерживая себя, заявила:

— Папа, ты не можешь пустить ее. Эмиль придет в бешенство!

— Думаю, это лучше, чем та прострация, в которой он находится сейчас, — парировал отец.

— А я заявляю тебе, что эта встреча помешает его выздоровлению, и все наши с тобой усилия пропадут, — раздраженно воскликнула сестра Эмиля.

— Фрэнсис, ты знаешь, что своего мнения я не изменю. Мы будем так только бесконечно и бессмысленно спорить. Ты уже убедилась, что ни я, ни ты ничего не можем сделать с Эмилем. Только у Патриции есть еще шанс.

Сестра Эмиля повернулась к Патриции и злобно прошипела:

— Разве папа не сказал тебе, что Эмиль изувечен, что он стал инвалидом? Его внешний вид оттолкнет тебя.

— Нет, Фрэнсис, — спокойно ответила Патриция. — Это ты, вот кто отталкивает меня. Ты так желала полностью распоряжаться своим братом, что его болезнь тебе только на руку.

Патриция повернулась и продолжила свой путь в комнату Эмиля. Фрэнсис со злобным выражением лица двинулась за ней. Но отец крепко схватил ее за руку и остановил.

— Нет, Фрэн. Будь благоразумной! Я уговорил Патрицию встретиться с Эмилем и требую, чтобы ты не вмешивалась.

Патриция молча слушала перепалку отца с дочерью, а затем, так ничего не сказав, повернулась и подошла к двери. Сейчас она увидит Эмиля. С замирающим сердцем она протянула руку к дверной ручке.

Сержант Джексон, сидевший в своем кресле у окна, повернул голову на звук открывающейся двери. Эмиль продолжал сидеть и читать книгу, даже не удосужившись посмотреть, кто пришел. Зато у Джексона рот раскрылся от удивления, когда он увидел появившуюся в дверях красавицу. Такой ослепительно красивой женщины он еще в жизни не видел!

На ее нежном лице сверкали большие голубые глаза, блестящие черные локоны были красиво уложены. Она была одета эффектно — в ярко-красное платье и такой же жакет с черной отделкой. Туалет дополняла модная красная шляпка. Ее красота не была хрупкой, изысканной. В ней чувствовалась огромная жизненная энергия. Джексону не нужно было ее представлять. Он сразу понял, что перед ним стояла жена полковника — Патриция. Никем другим эта красавица быть не могла. Теперь Джексон понял, наконец, почему полковник так сходил по ней с ума. От такой женщины это немудрено.

Патриция уже увидела мужа и, хотя выражение ее лица не изменилось, тихонько охнула. Эмиль повернулся на этот звук и напряженно замер.

— Патриция?! — выдохнул он, и взгляды их встретились.

Она рассматривала его, не веря своим глазам. Этот худой, бледный и старый человек ничем не напоминал ей Эмиля. На его лице, обезображенном сине-багровым шрамом, залегли глубокие морщины. Его волосы тронула седина, и весь он выглядел таким постаревшим, что в нем было невозможно узнать красавца-капитана Шэффера.

«Но это он! Мой Эмиль!» — прошептала про себя Патриция.

Эмиль сидел на кушетке. Его вытянутые ноги были укутаны пледом. Он еще раз взглянул на Патрицию, и вдруг его потухшие глаза ожили, и в них блеснула прежняя гордость.

От одного этого взгляда ее охватила все та же страсть, и ноги подкосились. Чтобы не упасть, она оперлась о дверную ручку и, робко улыбнувшись, произнесла:

— Здравствуй, Эмиль!

В эту минуту Эмиль, застывший при виде Патриции, вспомнил о своем нынешнем положении, и глаза его стали холодными, а на лице появилась язвительная усмешка.

— О, моя «любимая женушка» возвратилась, — сказал он злорадно. — Они, наверное, сказали тебе, что я вот-вот умру?