Розетта победно глянула на меня, подмигнула... Не, привиделось. Она строго посмотрела, как на нашкодившего ребёнка, протянула руку. Я демонстративно проигнорировал этот жест. Обиделся. И показал свободное владение собственными конечностями. Коряво, правда. Зато с гордо вознесённым нюхательным аппаратом и пунцовыми щеками...

  Неблагодарная сволочь! Хрупкая женщина, можно сказать, грудью стала на мою защиту, словно таёжный лесоруб (или арктический ледоруб), соскоблила с меня эту... этих случайных прохожих.

  Да, я вот такой нехороший, невоспитанный, "спасибо" даже не сказал, руку не пожал (или что там у женщин пожимают), в щёчку не поцеловал - попробуй поцелуй, без губ останешься... Да и без зубов, пожалуй.

  А нечо в чужие разговоры встревать! Может, встретились приятели, закадык... чные друзья. Может приветствуем так друг друга, этих, как их, микробы таким образом выгоняем, перхоть выбиваем. Или, к примеру, чем крепче загонишь башку товарища в асфальт, тем доверительней наши отношения. А может это у нас секс такой! (С Румяным?!) Чётко по очередному приложению к "Кама Сутре", так сказать, для особых гурманов...

  И это всё, брюзжа, я вываливал на Розетту, по ходу нашего продвижения вдоль стеночки. Следует сказать, что она терпеливо отнеслась к моему срыву канализации, не отвлекаясь и внимательно следя за происходящим побоищем. Я же в это время совершенно безнаказанно и беззаконно поедал глазами её очаровательный профиль: васильковый, по-детски широко распахнутый глаз, аккуратное, вырезанное древнегреческим мастером ушко, сбившуюся закрученную проволоку тёмно-русых волос, тонкий нос с подрагивающими азартно ноздрями и упрямый, выдвинутый подбородок. Только один раз она остановилась и выразительно так глянула, как... как на мужчину, когда я дофантазировался до того момента, что если бы на её месте был я, то... И я заткнулся.

  Дальше я уже что есть силы честил себя. Молча. Все мои извинения - как зелёнка на больной зуб. Храбрец, доморощенный плюшевый мишка, стриженный газон для УЕФА! Опять языком отличился. В карцер его, что ли? Был бы на замочке - пожалуйста. На пять минут. А так, вместе с головой...

  На точке рандеву Розетта сдала меня с рук в руки Мурло, и, как ни в чём не бывало, отошла в сторону, интересуясь состоянием помятости своих товарищей. Моим здоровьем она так не интересовалась. Я хмуро повернулся к своему боевому генералу и хмуро спросил:

  - Как наши дела?

  Мурло, потирая сбитые костяшки, отрапортовал:

  - Добыто тридцать пять зажигалок. Итого, у наших противников осталось, учитывая состав групп по двадцать одному человеку, семь единиц... - он пренебрежительно скривился, - оружия. Наши потери, - выразительно посмотрел в сторону места недавней потасовки, где передвигались "на четверых" считанные дюли в чёрной и коричневой формах, - ушибы, подбитые глаза, несколько лёгких сотрясений, один вывих... Передвигаться своим ходом могут все...

  И только тут стало до меня доходить, что мы... победили. Дурацкая улыбка, покруче всяких голливудских неудержимо расползлась на лице, зажигая и возвращая к жизни все морщинки смеха.

  - ...Больше всех отличилась Фиалка, - Мурло покосился на сияющую девушку, мне даже на мгновение привиделась смешинка, блеснувшая в его глазах. Показалось, наверное. - Добыла семь зажигалок.

  - Вот это по-стахановски! - восхищённо воскликнул я, сгрёб её в охапку и смачно присосался к её личику. Через пару секунд я задумался, кто кого пережёвывает. Через десять понял - не я, и поспешно выбросил белый флаг. Фиалка с задумчивым, туманным выражением на лице отлипла от меня.

  Триумф тишины, я оглянулся вокруг, на свою команду, молчаливо собравшуюся вокруг и преданно глядящую на меня. И испытал ощутимый укол стыда - это была не моя заслуга, мне нечем похвалиться, кроме минутного отвлечения собственной рожей Румяного и парочки его бойцов. В замешательстве опустил глаза. Стыд - жуткая вещь. Вздохнул глубоко, словно обдумывая что-то и твёрдо поднял голову. Никого сейчас не интересовали мои красные уши и хныкающее внутри самолюбие. Людям нужно одобрение, поддержка и уверенность.

  - Мы победили. Вы молодцы, я вами горжусь, - но долго я не мог оставаться серьёзным, и вновь улыбка нагло пленила всю площадь лица (представьте, как улыбаются уши). - Это надо отметить!.. Тс - с - с, - резко приложил палец к губам, видя зарождающийся вопль радости. - Это потом. А сейчас тихонечко погнали, по-быстрому заберём Приз.

  Что значит "на крыльях радости"! Будь Сизиф менее депрессивен, вкатил бы свой камень одной левой. Ноги наподобие сапогов - скороходов едва - едва касаются пола - и то, скорее по инерции, чем необходимости. Дыхание еле поспевает за праздничным тамбурином сердца. Эх, бежать бы так... за пределы Замка.

  В искомую точку мы прибыли скоро. Радужное настроение ещё не исчезло окончательно, но уже явственно собиралось на покой, и перфокарта улыбки, та бледная тень раннее расцветшего розового бутона, удерживалась благодаря исключительно спичкам и скотчу. А лёгкие основательно подвинули печень и прочие внутренние органы. Что поделаешь, как говаривал один мой знакомый, пацифист по части спорта: "Отсутствие зарядки по утрам, ещё не повод, чтобы бросать курить".

  Многоугольный зал, небольшой и мрачноватый, без сомнения мог быть тем местом, к которому и стремились наши мысли и ноги. В центре возвышался пьедестал с символическим блюдом... Совершенно пустым.

  Моя бравая команда окружила место предполагаемого нахождения Приза, и принялась напряжённо буравить пространство, в тщетной надежде групповым взглядом воспроизвести что-либо более материальное, нежели воздух.

  - Я чё-то не понял, - выродилось у меня недоумённо, - это за этой сковородой мы сюда неслись как угорелые? - и с трудом оторвал взгляд от пустующего блюда, как принципиальный мясоед от чудесно парующей овсянки.

  - Опоздали... - уныло проронил Отвёртка. Глаза у него подозрительно покраснели, и он захлопал ресницами, пытаясь удержать скупую мужскую слезу.

  Что называется, ушла электричка. А все остальные - в другую сторону.

  - Спокойно, - подытожил я, а голос предательски задрожал, пытаясь изобразить вибратиссимо, как из небезызвестного Шопена. - Как говаривал известный лётчик-испытатель Карлсон: "Спокойствие, только спокойствие. На любую домомучительницу есть своя канцелярская кнопка".

  Непонятно только, кого я таким макаром успокаивал. Скорее всего, себя. Я повернулся к Мурло.

  - Какое количество соперников ты насчитал на поле брани?

  Мурло не стал уточнять, какое "поле", и кто там должен был "браниться", то бишь, ругаться, смысл он понял. Сообразительный малый. Пожалуй, постарше, чем я. Годочков на десять.

  - Восемнадцать Румяного и семнадцать Русого.

  - Остальные, скорее всего, не участвовали в игре "стенка на стенку", - продолжал я мыслить вслух. - Следовательно, задача у них была другая. - Замолчал, уставясь в пространство и привлекая внимание команды, уже начиная их ревновать к пустующему постаменту. - Договориться между собой они не могли - это исключено. Значит, - вдохновенно закончил я, глядя на Мурло, - далеко они уйти не могли. Великая вещь - подножка. Будем искать.

  В условиях игры было оговорено, что достаточно одного игрока с Призом, пересекшего внешнюю границу Лабиринта, чтобы победа была засчитана его команде. Я не думаю, что это избавит от общения с разъярёнными проигравшими внутри коридоров. С другой стороны, вряд ли кто-то будет вносить победителя на пьедестал на носилках, или, ещё хуже, в белых тапочках.