Основным видом возникновения обязательств был договор. В случае с недвижимостью его следовало заключать только письменно и только с участием юридически уполномоченных государством лиц. Традиционно считались недействительными договоры (и любые иные соглашения), совершенные в отношении невозможных вещей, противные законам, нарушающие требования общественной нравственности. Особенно своеобразным было требование социальной соответственности сделки (в связи с общей доктриной ГГУ): объявлялась ничтожной сделка, «по которой одно лицо, пользуясь нуждой, легкомыслием или неопытностью другого, взамен каких-либо услуг со своей стороны выговаривает или заставляет предоставить себе имущественную выгоду, размеры которой настолько превосходят ценность услуг, что выгода при данных обстоятельствах дела представляется явно несоразмерной…» (§ 138). В этом правиле речь шла уже не об обычном обмане, а явном злоупотреблении социальным положением.

Согласно этому общему положению, в конкретные правила о договорах были введены существенные новшества, усилившие защищенность одной из сторон. Так, в договоре рабочего найма закон обязывал нанимателя соблюдать минимальные условия безопасности, насколько это было возможно по свойству работ. Если речь шла о домашнем найме, то нанимателя обязывали к тому, чтобы предоставлять рабочим нормальные условия для проживания, отдыха, а также соблюдать требования «здоровья и нравственности служащего и соблюдения требований религии» (§ 618). Запрещалось заключать договор найма на всю жизнь, в любом случае спустя 5 лет можно было прекратить такой договор. Все возможные при несоблюдении этих условий коллизии понимались законом как недозволенные действия и могли стать основанием для взыскания ущерба. Аналогично в случае аренды жилого помещения наниматель освобождался от обязанности следовать договору, если «пользование помещением сопряжено со значительной опасностью для здоровья». В этих и в целом ряде других конкретных договоров предусматривалась возможность при уважительных причинах или оговоренных в законе условиях отказаться от исполнения обязательства без невыгодных последствий. Отказ от принципа незыблемости договора как общего правила был важной чертой обязательственного права по уложению.

Традиционно для германского права причинение ущерба было представлено как недозволенные действия. ГГУ отказалось от безусловного вменения ответственности за причиненный ущерб вне зависимости от причины: кто наносил вред другому в состоянии душевного расстройства или бессознательно, освобождался от ответственности. Это как бы исключало свободу проявления воли. Вместе с тем вменялись в ответственность действия, нарушающие законы о личных правах. В этих случаях только особые обстоятельства могли освободить от возмещения причиненного вреда. Значительно шире, чем было ранее, понимался и самый вред: теперь причинитель вреда обязан был возместить и потери от возможных последствий для имущественного положения или «преуспеяния» потерпевшего (например, испортил вещь, не только ценную саму по себе, но и с которой некто связывал свою дальнейшую жизнь и заработок).

Брачно-семейное право

В семейных отношениях важнейшим положением (неновым для германского права) было признание только гражданского брака. Брак считался не частным договором, а государственно-социальным институтом. Но заключать его полагалось путем согласного личного заявления в присутствии только гражданского чиновника. Не запрещалась и церковная форма брака, и все церковные обязанности признавались сохраняющими силу для придерживающихся этих правил. Закреплялась моногамность брака и невозможность вступить в другой брак, не прекратив предыдущего.

Брачный возраст устанавливался в согласии с требованиями гражданской дееспособности: в 21 год для мужчин, в 16 — для женщин. Подразумевалось, что отец дает согласие на брак для своих законных детей (фактически — только для женщин, поскольку мужчины в 21 год приобретали полную дееспособность). Таким образом проявление отеческой власти было значительно ослаблено.

Отношения супругов в браке регулировались традиционно, с закреплением доминирующей воли мужа. Супруги обязаны были совместно жить, соблюдать верность, поддерживать совместное хозяйство; муж обязан был предоставлять жене соответствующее ее положению содержание. Доминирующая роль мужа по-прежнему выражалась в том, что он вправе был решать по-своему все вопросы совместной жизни, выбирать местожительство. Однако такое главенство уже не было абсолютным. В частности, жена могла не подчиняться решению мужа, если оно ей представлялось злоупотреблением правом.

Женщина в браке не теряла своей дееспособности. Более того, в домашнем хозяйстве она имела преимущественное право на все действия. Сделки и юридические действия в этих пределах подразумевали согласие мужа, которое могло быть ограничено только путем специального установления опеки над женой.

ГГУ признавало режим общности имущества супругов. Другие отношения супругов по поводу имущества допускались, но для этого надо было заключать специальный брачный контракт. В течение брака муж управлял всеми имуществами семьи, включая «внесенные» женой. Однако управлять имуществом жены муж должен был «правильно», а для распоряжения ими — испрашивать ее согласия. В полном ведении жены были ее личные вещи, включая драгоценности, а также полученное в подарок, приобретенное своим трудом или самостоятельным ведением предприятия. Таким образом, система внутрисемейных имущественных отношений ГГУ была более благоприятна для женщины, хотя равенство далеко не устанавливалось.

Развод допускался только в судебном порядке и при наличии узаконенных причин (прелюбодеяние, совершение преступления, злонамеренное оставление, нарушение обязанностей брака, в т. ч. жестоким обращением с супругом). В этой части проявилось влияние протестантизма.

В значительной степени условным стал институт отцовской власти в отношении детей. Мать также обязана и была вправе заботиться о личности детей. Отец мог пользоваться имуществом детей. Сохранялась возможность отца прибегнуть в отношении своего ребенка к исправительным мерам, но они налагались не произвольно, а по решению опекунского суда.

Сохранялось различие прав законных и внебрачных детей. По отношению к матери внебрачные дети считались наравне с ее законными, по отношению к отцу — родство не признавалось. Однако внебрачные дети могли требовать от своего отца алиментов до достиженияими 16 лет. Соответственно различались и наследственные права детей. Правом на обязательную долю в наследстве пользовались только законные дети.

Германское гражданское уложение 1896 г. стало вторым, после Французского гражданского кодекса 1804 г., классическим выражением частного права эпохи Нового времени. Его особенности были особыми чертами германской правовой традиции. А общие принципы — также с классической полнотой выражали стремления к экономической и гражданской свободе на основе гражданского равенства. Вместе с тем открытый индивидуализм, присущий частному праву переходной эпохи, был сглажен стремлениями к социально-полезному праву; это предопределило значительное возрастание проявлений государственного регулирования институтов частного права.

Как еще один классический образец права эпохи, ГГУ оказало значительное влияние на кодификацию и развитие права не только в Европе, но в большей степени в других странах Азии и Латинской Америки. На основе ГГУ сложилась тем самым еще одна традиция западного права, определившая правовое развитие и Новейшего времени.

В Германии, пройдя через многие перипетии последующего законодательного обновления, реформ и деформаций, ГГУ осталось в основном действующим до конца XX в

§ 71. Реформы в государственном и правовом строе Османской империи в период танзимата

Предпосылки преобразований

Эпоха постепенного государственно-политического и военного упадка Османского государства, обозначившаяся с XVIII в. (см. § 45), завершилась к концу XVIII — началу XIX в. всесторонним государственным и политическим кризисом империи. Основными проявлениями кризиса стали фактическая неспособность государства противостоять внешнеполитическому и военному давлению европейских держав и России, территориальный распад империи, внутренняя военная и административная дезорганизация.