Через несколько минут макака, гордо выгибая грудь, спотыкаясь и падая, зачем-то колотя себя по бедрам, удаляется в кусты. Можно не сомневаться, что она заляжет отдыхать где-нибудь неподалеку. Я беспокоюсь: хватит ли у нее сил взобраться на дерево?

Представление окончено, и мы вспоминаем о том, что пора прощаться.

Радж любезно предлагает нам остаться на ночь. Но мы отказываемся. Не хотим чересчур стеснять людей.

Тогда Радж вызывает нам такси.

ПРОГУЛКА С ДХУТОЙ

Когда я просыпаюсь на следующее утро, опять обнаруживаю, что в номере одна. Ничего иного не остается, как с сожалением вздохнуть. Саша, вероятно, уже давно в офисе. Я заметила: он — ранняя птичка.

Открываю окно, вдыхаю свежий влажный воздух. Ночью, оказывается, был дождь. И довольно сильный. В лучах солнца еще блестят крыши и асфальт, в лужах отражается небо. Во влажном воздухе острее ощущаются ароматы, распространяющиеся с кухни.

Ставлю турку на плиту, выкладываю на тарелочку печенье. Возвращаюсь в комнаты. Настроение у меня бодрое — быть может, потому, что по радио один за другим звучат рок-н-роллы. Я даже порываюсь сделать несколько па, но без утреннего кофе у меня это не очень ловко получается — отстаю от ритма. Пожалуй, в данную минуту я выгляжу смешно. Рок-н-ролл в халате! Но пусть! Меня ведь никто не видит.

Вот и из моей кухоньки тянет ароматом — великолепного кофе. Я про все забываю и бегу на запах.

Я — кофеманка! Я стала ею как-то незаметно для себя. Еще когда жила в общежитии. За чашечкой кофе так нескучно переброситься с подругами словцом. Сделать маленький-маленький глоточек, рассказать что-нибудь; потом еще глоточек — микроскопический, что-нибудь любопытное выслушать. Так проходит полдня. Все общежитские (и не только общежитские) новости узнаешь за чашечкой кофе. Да и самой чашечкой налюбуешься, если, конечно, она хороша, получишь эстетическое наслаждение. Потом я пила кофе в компании Эрики. Эрика моя удобная подружка: молчит, молчит, слушает. А я все говорю: щелк да щелк... из чашечки отхлебываю...

Звонит телефон. Бросаюсь к нему. Я помню про вчерашний разговор. Это наверняка Дхута.

Да, это она. Кажется, она говорит, что выезжает. Мне удается вовремя раскрыть разговорник на нужном разделе. Я отвечаю, что с нетерпением ее жду.

Минут тридцать провожу у зеркала, одеваюсь, спускаюсь в холл отеля. Портье кивает мне. Мы с ним уже как будто старые... нет, лучше — давние знакомые.

Ждать не приходится долго. У входа в отель мягко останавливается светло-голубая «лянча». Из машины выходит Дхута. На ней довольно свободный зеленый брючный костюм; волосы уложены на затылке узлом. Опять замечаю, что у Дхуты красивая длинная шея. Я это увидела еще вчера, несмотря на то, что волосы Дхуты были распущены. Мне в голову приходит мысль, что Дхута при желании могла бы быть хорошей балериной, — поскольку хорошую балерину (нетрудно заметить) всегда отличает длинная изящная шея.

Я выхожу. Портье распахивает передо мной двери. Мы встречаемся с Дхутой на ступеньках отеля.

Дхута сама за рулем.

Я сижу рядом с ней на переднем сиденье и поглядываю, как она уверенно, сноровисто ведет машину, что, надо сказать, не просто, так как движение весьма оживленное, а правила местные водители норовят нарушить, где только им удобно. Здесь порядка на дорогах еще меньше, чем у нас в России.

Дхута предстает передо мной в новой ипостаси. Вчера Дхута была — радушная хозяйка, стерегущая семейный очаг, любящая мать. Сегодня она — деловая женщина, уверенная в своих силах и способная выдержать конкуренцию с мужчинами.

Трудно, конечно, общаться с помощью разговорника, но у меня нет иного выхода. Я листаю его, начинаю с извинений за свой бедный английский, за свое произношение и за кучу хлопот, какие Дхуте доставляю. Она улыбается и говорит, что извинений не принимает. Дхута старается говорить медленнее, чтобы я успевала ее понять. В последнее время, занятая по дому, занятая с ребенком, Дхута редко выезжает в город. И она очень благодарна мне, что я дала ей повод совершить эту вылазку, развеяться от рутины бытовых забот.

Она везет меня в Старый город:

— Он называется Шахджаханабад.

Мы осматриваем знаменитый «Красный форт» — «Лал-Кила». Могучие крепостные стены, великолепные дворцы, выстроенные из белого мрамора, мечети с минаретами. Кругом — толпы людей. В основном туристы. Они одеты очень цветасто и порой вызывающе; особенно — американцы, среди которых много толстых, даже непомерно толстых и, однако же, не стесняющиеся своей полноты. Отовсюду слышится английская, немецкая, итальянская речь и хинди. Делийцы в основном говорят на хинди. А меня так и подмывает заговорить по-русски, чтобы и мой родной язык был здесь — в этом историческом месте. Что я и делаю: Дхута говорит по-английски, я — по-русски. Самое интересное то, что в общих чертах мы понимаем друг друга. Конечно, помогают жесты, мимика, глаза... У Дхуты очень выразительные глаза.

Она сожалеет, что мы уезжаем так скоро.

— А разве мы уже уезжаем?

Дхута говорит, что по пути в отель заезжала к Раджу в офис. Они с Сашей как раз обсуждали маршрут дальнейшего нашего путешествия. Кажется, уже завтра самолет на Бомбей. Там тоже красиво: побережье, пляжи... Райский уголок!

Дхута показывает мне постройки, сохранившиеся еще со времен Могольской империи, — Диван-и-Кхас, Диван-и-Ам. Все, что касается Великих Моголов, Дхута как бы подчеркивает. Она гордится своим аристократическим происхождением; она говорит, что бабушка ее (та, что мастерица составлять букеты и плести венки) может перечислить пятнадцать колен родословной. Это как раз до того грамотея Мехмеда, который служил писцом при дворе императора. И вероятно, ходил тот писец, дальний предок Дхуты, лет триста назад по этим же камням, по которым ступаем сегодня мы, и видел эти же здания, купола, башни... Мы порой сами не знаем, где пересекаются наши с предками пути.

Я с этим не могу не согласиться. И сейчас думаю о том, что не то что дедушек и прадедушек, — я собственного отца не имела радости знать.

Дхута говорит, что расставание — не есть расставание. Во всяком случае для нее. Она видела пас с Сашей, она поняла нас. И взяла нас в себя. Мы теперь принадлежим ей и будем с ней, пока она того хочет. Я искренне поражаюсь: разве это в самом деле не замечательная мысль? А Дхута все говорит: если мы полагаем, что принадлежим только себе или друг другу, то глубоко заблуждаемся; мы принадлежим многим, познавшим нас. Еще Дхута говорит, что, поскольку я остаюсь в ней, она несет ответственность за мое счастье. Может, она и не это сказала, но я так ее поняла. Она вообще-то немного странная. Есть в ней что-то от колдуньи. В глазах что-то такое подавляющее. Я не смогла бы выдержать ее взгляд.

Вдруг Дхута говорит, что Саша ей нравится и что мы подходим друг к другу, как две дольки одного апельсина или как две скорлупки от одного ореха. Если верить Дхуте, то мы с Сашей — одна книга, по которой она может читать. Первая страница ей приснилась за день до нашего появления: там написано, будто в озеро упали две звезды...