Это был голос Сэйдзи. Раздался он не из телефонной трубки. В конторе, куда я отправилась по работе, Сэйдзи не работал. Уладив дела, я села в лифт и вдруг услышала его голос.

— Это надо отметить, — произнес голос. Я подняла глаза — передо мной стоял ладного телосложения мужчина с гладкой и чистой кожей, ничуть не напоминающий Сэйдзи.

— Что-то не так?

По пути до первого этажа все кроме нас вышли. Я сверлила мужчину пристальным взглядом.

— Голос… — прошептала я.

— Голос? — переспросил он, заглянув мне в глаза.

— Совсем как у одного человека.

— Кто он, этот мужчина?

— Человек, чей голос я хочу услышать, но не могу, — сама того не желая, вдруг проговорилась я. Виной тому был не голос, так сильно напомнивший мне голос Сэйдзи, а внешний вид мужчины.

— Если так, можешь послушать ещё, — сказал он и обвил рукой мою талию. Его странный жест показался мне, однако, вполне естественным. Так и не расставаясь, мы направились в гостиницу.

Градом катил пот.

Мне казалось, я не смогу заняться любовью ни с кем другим, кроме Сэйдзи, с которым я делала это много-много раз. Но я смогла. Это было совсем не трудно.

Но ведь им тоже, и Сэйдзи, и Рэю оказалось совсем не трудно. Не трудно — вот так просто покинуть меня. Уйти в незримые дали.

— С тобой хорошо, — похвалил мужчина.

— Просто мне очень хотелось, — ответила я.

— Хочешь, давай еще встретимся.

— Можно. Но так хорошо как сегодня, уже вряд ли получится, — прямо заявила я.

— Может, ты и права. Обычно оно так и бывает. Однако при всем при том, часто на деле всё происходит не так, как нам кажется на первый взгляд. Да и разве может кто-нибудь знать, как оно по правде-то бывает, — серьезно проговорил он.

«Я же не знаю, по правде это было или нет», — вспомнились мне слова Момо. Вроде бы об одном и том же, но всё-таки не так, — подумала я, ощутив при этом смутное предчувствие, что если довести её мысль до конца, смысл в итоге получится такой же.

— Раз так, можно встретиться ещё, — изобразив на лице улыбку, ответила я мужчине и мысленно заключила: «Второго раза не будет».

От ключиц даже после душа по-прежнему исходил едва уловимый запах пота.

Стянув брюки с правой ноги, я протопала вперед в одной штанине. Я собиралась помыться в ванной, а заодно и постирать. Мне казалось, что, погрузившись в повседневность, я смогу отвлечься от мыслей о Сэйдзи, поэтому в последнее время я почти не выходила из дома. Воздух в комнатах был влажным и теплым. Все рано или поздно забывается.

Раздался бодрый звонок мобильника.

«Кому понадобилось так рано звонить», — мучаясь дурным предчувствием, я, как была в болтающейся на левой ноге пижаме, взяла трубку.

Это оказался Сэйдзи.

— О, привет! — мой голос прозвучал непринужденно. «Ведь я еще левой ногой в пижаме», — придумала я оправдание, но, конечно, не сказала этого вслух Сэйдзи.

— Давно тебя не слышал. Как ваши дела? — вежливые фразы мешались с простыми. Как и всегда.

— Что такое? У тебя что-нибудь случилось, — заволновавшись, спросила я. Ведь я знала, что он не из тех, кто может сделать вид, что ничего не произошло, и как ни в чем не бывало снова вдруг объявиться. Беспокойство за его жизнь разом оттеснило все мучительные мысли и раздражение, что копились во мне все это время, пока я ждала его звонка.

— Ничего не случилось.

Что-то, словно теплая жидкость, разлилось по всему телу.

— Знаешь, я так хотела услышать твой голос, — слова выходили, прежде чем я успевала о них подумать. Сэйдзи замолчал. Отталкивает меня.

— Как ваш роман?

«Ваш роман», — все больше чувствуя отчуждение, я, довольная его звонком, стараюсь поддержать беседу.

— Пишите?

— Пишу. Потихоньку.

Две строчки — вот и весь мой роман. Сэйдзи уже вычеркнул меня из своей жизни. Продолжая слушать его голос, я всё больше убеждалась в этом. «Но всё-таки как хорошо, — думала я. — Как хорошо просто ощущать, как его голос звучит прямо у моего уха».

— Прощай, — подумала я, стягивая пижаму с левой ноги. Засунув в стиральную машинку бельё, подключила электричество. Отмерила количество порошка и высыпала во вращающийся барабан. Кончиками пальцев потрогала свой обнаженный пах. Скользко и мягко.

— Как напишу, дам почитать, ладно? — пообещала я Сэйдзи и положила трубку. Что он мне хотел сказать? Сэйдзи. Так рано.

Барабан вращался, закручивая водоворот. В холодной воде раннего зимнего утра плавали белые хлопья не до конца растаявшего порошка. Поднимая фонтаны брызг, вихрился водоворот.

Нажимая рукой на дверь в ванной, я вдруг вспомнила мягкость губ Сэйдзи. Казалось, что тебя касаются пухлые лепестки цветка.

— Сэйдзи, — позвала я. Никто не ответил. Никого нет. Все ушли, оставив меня одну.

Глава 7

Меня влекло туда, словно что-то силой тащило мое тело. Я не чувствовала особого желания туда попасть, просто все во мне само собой устремлялось в одном направлении.

— В Манадзуру? Опять? — уже на пороге застала меня расспросами мама. Я четко помнила, как Момо, обуваясь в прихожей, крикнула маме: «Ну всё, я пошла». Подцепив из тарелки кусочек яйца с беконом, я торопливо сунула его в рот. Помнила, что, проглотив, я почувствовала, как еда, пройдя горло, застряла где-то посередине и встала комом. Кто приготовил бекон: мама или я сама — этого я уже не помнила. Не помнила я и того, как отнесла потом грязную тарелку на кухню и как помыла её с моющим средством в горячей воде. После этого я сразу направилась в комнату, достала из шкафа теплый свитер, надела пальто и шарф, сунула в маленькую сумку кошелек и бельё и, перешагнув коричневые тапки, разбросанные Момо по разным углам, направилась к выходу. Только я коснулась рукой двери, как меня остановила мама.

— Ну, да.

— Что же там такое, в этом Манадзуру? — воскликнула она с горечью.

Я отвела глаза.

Как-то давным-давно, когда папа был еще жив, мне приснилась мама в момент соития с мужчиной. В сумраке угадывался лишь силуэт её спины, слабо белеющий гладкой кожей, лица не разглядеть, но во сне я точно знала, что это мама. Кто был с ней: папа или другой мужчина — меня не волновало. Важно было только то, что мама занимается этим.

Мне стало страшно. Однако в то же время я почувствовала странное успокоение. Я не хотела этого видеть, но увидев раз, я ощутила, как тревожное ожидание того, что когда-нибудь это все-таки придется увидеть, покинуло меня. От этой мысли в душе воцарилось необыкновенное спокойствие. Силуэт мамы в моем сне был исполнен той же горечи, что сейчас мелькнула на её лице.

— Нет там ничего, но я всё равно поеду, — ответила я, и мне показалось, что это сказал кто-то другой, а не я, однако это все-таки был мой голос, и я вышла из дома.

Электричка, следующая до станции Токио, была до отказа переполнена.

Поезд нес меня от станции к станции, зажатую в неудобной позе, лишенную возможности пошевелиться.

Я чувствовала себя веткой, приросшей к дереву, я смотрела по сторонам и видела, что все люди вокруг крепко переплелись между собой телами, превратившись, подобно мне, в ветви дерева или плети плюща. На каждой остановке электричка словно выдыхала толпы народа и вдыхала их вновь. Несмотря на тесноту, я чувствовала умиротворение. Это ощущение пришло, наверное, потому что внутри меня ничего не было. Нельзя быть умиротворенным, когда мысли о предстоящей работе, планы, намеченные встречи, как личинки насекомого, срастаются гроздями и облепляют тело изнутри.

На станции Токио я перешла на пригородную электричку. Села на сторону, где покажется море. Самого моря было еще не видно, но уже потянуло влагой.

— Похоже, дождь будет, — промолвила своему спутнику женщина, сидящая наискосок от меня. Я выглянула в окно: небо приобрело бледный непонятный оттенок. Не серый и не голубой. Цвет, похожий на бледные водянистые разводы, которые расплываются вокруг густых и вязких комочков только что выдавленной акварельной краски: от красных — чуть красноватые, от черных — чуть сероватые. Такой неопределенный, размытый цвет.