Изменить стиль страницы

Мичман Д., командовавший армадой, был принят на флотилию с распростертыми объятиями и сразу же назначен командовать третьим кораблем флотилии, выбранным из пароходов, им самим приведенных из Вольска. Среди ценного груза на вельских пароходах было различное военное снаряжение и, что особенно всех порадовало, несколько трехдюймовых зенитных орудий (системы Лендера. — А. Ш.). Немедленно же по одному из них установили на корму «Вульфа» и «Милютина» и два на корабль мичмана Д. Вольские беженцы состояли главным образом из женщин и детей, но оказалось достаточно и мужчин для укомплектования флотилии и Народной армии. Кадеты Вольского корпуса, конечно, все как один изъявили желание воевать, но по малолетству большинство было оставлено с матерями.

На следующее утро хоронили двух юнкеров, убитых на «Милютине» в бою у села Батраки. Гробы покрыли Георгиевскими флагами — флагами Народной армии и флотилии. Дело в том, что Народная армия Каппеля ввела георгиевскую ленту вместо кокарды на шапках, и мичман М. вместо Андреевского флага вначале поднимал на судах флотилии черно-желтый флаг, в виде ленты большого размера, по примеру армии Каппеля. Погоны тоже никто не носил, да и формы почти ни у кого не имелось. После Сызрани мичманы Д. и М. решили носить на плечах защитные погоны с черными нашивками, установленные Временным правительством. Выглядели они в этих погонах как младшие унтер-офицеры.

На похороны собралась довольно большая толпа сызранцев, к которым после погребения мичман М. обратился с призывом присоединиться к Народной армии и общими усилиями сбросить с России красное иго. Недоверчиво смотрела на молодого офицера немая толпа. Тупые лица как будто хотели сказать: «Пой, пой, малец, но нас не проведешь! Еще неизвестно, чья сторона возьмет верх». Когда толпа разошлась, подошли двое или трое из молодых и, оглядываясь и как будто стыдясь, попросились записаться в армию. Вот и все… Удивляться, что мы проиграли Гражданскую войну, не приходится. Наша покорность — вот что помогло большевикам.

Казалось бы, что простое чувство самосохранения должно было подсказать русскому офицерству и интеллигенции необходимость объединения для борьбы с красными. Ведь каждый из них знал о происходящих по всем углам России расстрелах, но какая-то пассивность охватила огромное большинство, в результате чего, поодиночке, уничтожались лучшие силы страны. Выработалась какая-то особая животная психология сидеть смирно — «авось до меня и не дойдет». А в то время, в начале Гражданской войны, когда красные еше не были организованы, одни офицеры, соединившись, могли бы свободно пройти поперек всей России и задушить «гидру» в Москве…

Вооружив еще два парохода, мичман М., оставив мичмана Д. с двумя пароходами в Сызрани, сам вернулся с тремя другими в Самару».{12}

Однажды с парохода «Вульф», стоявшего у берега на отдыхе, заметили приближавшегося человека в рваной крестьянской одежде. Человек этот оказался старшим лейтенантом Н. Г. Фоминым. Ему было 30 лет, ранее он служил флаг-капитаном по оперативной части в штабе Черноморского флота. По прибытии в Сызрань Фомин был принят на службу и стал начальником штаба белой Волжской флотилии.

22 июля в 10–12 верстах ниже деревни Климовка три белых парохода повредили пароход Симбирского отряда «Дело Советов», который выбросился на берег, а команда разбежалась.

В конце июля белая флотилия была разделена на два дивизиона: Северный, он же 1-й, которым командовал мичман Мейрер, и Южный, 2-й, под командой мичмана Д. На судах флотилии были подняты Андреевские флаги.

В составе Северного отряда состояли пароходы «Милютин», «Орел», «Вульф», «Ределя», «Рыбак», «Козлов» и «Труд». Каждый из них был вооружен двумя 76-мм пушками. Южный отряд состоял из судов «Вандал», «Коммерсант», «София», «Грозный», «Чеченец», «Горец» и «Могучий».

После взятия Симбирска мичман Мейрер узнал, что в городе проживает капитан 2-го ранга П. П. Феодосьев. Мичман сразу же явился к нему с рапортом и предложил вступить в командование 1-м дивизионом. Там же оказался и старший лейтенант А. Э. Розенталь, а Феодосьев от лица всех присутствующих заявил, что все они пойдут драться под командой мичмана Мейрера. Старший лейтенант Розенталь, по специальности артиллерист, предложил вооружить баржу шестидюймовыми (152-мм) орудиями, которые он обещал достать в Симбирске.

Действительно, через неделю в строй Северного отряда флотилии была введена плавучая батарея «Чехословак» (бывшая баржа «Данилиха»). За неимением мощных морских орудий ее первоначально вооружили двумя 152-мм гаубицами Шнейдера. Командиром «Чехословака» стал П. П. Феодосьев. Кроме того, в состав флотилии был введен пассажирский пароход, на который посадили роту чехов численностью в 80 человек.

Командовавший белыми полковник Каппель решился на смелую операцию, которая могла иметь успех лишь в Гражданскую войну. Все его сухопутные силы были погружены на пассажирские пароходы и баржи, и вся армада из 15 плавсредств под прикрытием Северного отряда военной флотилии, возглавляемого Мейрером, 1 августа двинулась вверх по Волге от Симбирска к Казани.

К вечеру 1 августа в районе деревни Бадтымиры, южнее Тетю-кий, три парохода Симбирского отряда — «Братство», «Лев» и «Ольга» — увидели идущие вверх белые суда. Красные после перестрелки на предельных дистанциях развернулись и быстро пошли к Казани.

Как писал Мейрер: «Подойдя к Нижнему Услону, верстах в двенадцати от Казани, флотилия остановилась осмотреть пароходы и баржи, оставленные позади красными. Одна из барж была нагружена бакалейными товарами. Найденный шоколад был сейчас же разделен по судам, и проголодавшаяся команда буквально им объелась. По выработанному плану действий мичман М. должен был здесь ждать подхода армии для дальнейших совместных действий».

5 августа из Казани вышли пароходы красных «Братство», «Лев», «Ольга», № 3 «Бурлак» и № 4 «Белая акация».

Белые издали обратили внимание на то, что обычные волжские буксиры были окрашены в защитный («шаровой») цвет. Красные первыми открыли огонь. Мейрер приказал идти вперед. Во время атаки флотилии сошлись так близко, что «Вульф», шедший головным, пулеметным огнем разогнал орудийную команду концевого красного парохода. С этого момента красная флотилия расстроилась, и каждый корабль стал удирать, как мог.

Пароходы «Бурлак» и «Белая акация» выбросились на берег в двух километрах выше Верхнего Услона, и команда разбежалась под орудийным и пулеметным огнем. Остальные пароходы красных со страху бежали мимо Казани вверх по течению. На следующий день «Ольга» и «Братство» были уже в Нижнем Новгороде. А командующий отрядом красных военных судов в Казани Трофимовский бежал на пароходе «Миссури» в Чебоксары.

Мичман Мейрер семафором отдал распоряжение судам высадить десант на Верхний Услон. Мичман К. посадил свой корабль с полного хода на берег, и чехи стали карабкаться вверх по холму. Одновременно флотилия стреляла по батарее, расположенной на верхушке холма. После небольшой перестрелки холм оказался в руках чехов, а захваченные ими орудия красных были направлены на железную дорогу, ведущую из Казани на Свияжск, по левому берегу Волги.

Можно было наблюдать, насколько весь железнодорожный путь был забит тянувшимися из Казани поездами. Надо было подорвать пути и таким образом воспрепятствовать вывозу золота из Казани. Для этой цели на левый берег была высажена подрывная команда, а десант с флотилии захватил пристани, необходимые для высадки армии. Казанские пристани находятся в семи верстах от города, и поэтому десант мог легко расположиться в пустынной низине между городом и пристанями.

Часам к трем дня у Нижнего Услона появилась вся армада судов с десантом. Мейрер явился к полковнику Каппелю за дальнейшими инструкциями. Каппель разнес мичмана за безрассудное удальство. «Какая судьба постигла бы армию, — сказал он, — если бы флотилия оказалась разбита береговыми батареями? Ведь суда красных, преднамеренно отступая, могли завлечь вас на кинжальные батареи и тогда, уничтожив вас, забрать голыми руками всю нашу армию».