6. Шествие и вечное молчание

В Восточном зале Белого дома покоилось тело большого человека; оно было набальзамировано и подготовлено для отправления в путь. Гроб стоял на платформе под балдахином; с него свисали банты из черного шелка и складки из крепа. Кисти, листья трилистника, серебряные звезды и шнуры украшали боковые стенки и края гроба. К щиту прикрепили серебряную дощечку с надписью:

«Авраам Линкольн

Шестнадцатый президент Соединенных Штатов.

Родился фев. 12, 1809 г.

Умер апреля 15, 1865 г.»

Это было во вторник 18 апреля; на лужайке перед Белым домом собралась небывалая масса людей, примерно 25 тысяч. Двумя колоннами они проходили через Восточный зал, двигаясь по обеим сторонам гроба; среди них было много бледных, прихрамывающих солдат из выздоравливающих команд госпиталей; женщины и дети всхлипывали, громко плакали; люди останавливались лишь на мгновение, чтобы взглянуть на человека в гробу.

В среду 19 апреля пришли 60 священников, министры, члены верховного суда, крупные чиновники, послы, генерал Грант с белой лентой через всю грудь, новый президент Эндрю Джонсон — всего 600 сановников. Миссис Линкольн все еще не могла прийти в себя и отсутствовала, но пришел Роберт Линкольн.

Священники методистской, епископальной, пресвитерианской и баптистской церквей выступили с надгробным словом.

Панихида окончилась. Загудели колокола соборов, к ним присоединились тонкие голоса с колоколен церквей, заблаговестили в Вашингтоне, Джорджтауне и по ту сторону реки в Александрии. Хрипло заревели орудия фортов, окружавших столицу; к ним присоединились армейские батареи, присланные в город.

В последний раз появился Линкольн в дверях правительственного здания. Миля пути до Капитолия. Тротуары и обочины забиты были людьми. Они на крышах, в окнах, в дверях, на балконах, на лестницах. Шестьдесят тысяч человек наблюдали траурное шествие сорока тысяч. Министр Сьюард, исколотый кинжалом, сидя на придвинутой к окну кровати, провожал гроб со смешанными чувствами горестного сожаления о Линкольне и радости, что его самого смерть миновала. В ротонде Капитолия, под высоким белым куполом, двенадцать сержантов из резервного корпуса ветеранов подняли гроб на катафалк.

В течение ночи сменялся караул у гроба, шепотом передавались команды, тихо ступали караульные.

В десять утра двери открыли специально для раненых солдат из госпиталей, для слабых и разбитых, с пустыми рукавами и костылями. После них впустили народ. К полуночи прошло 25 тысяч человек.

В пятницу утром, 21 апреля, гроб внесли в вагон, и паровозные колокола зазвонили на всех путях вокзала. Огромная масса людей с непокрытыми головами провожала траурный поезд из семи вагонов.

Это было началом похоронного пути длиною в 1 700 миль. Поезд посетил все города и станции, которые четыре года и два месяца тому назад проехал Линкольн по дороге к первому вступлению на пост президента.

Балтимор был в трауре, и в его глубокой почтительности были видны несомненные перемены, которые произошли за четыре огненных года войны. Медленно катились колеса поезда по земле Пенсильвании. У тихих перекрестков сельских дорог ждали люди, фермеры со своими женами и детьми, кто стоя, кто верхом на конях. Они ждали часами, для того чтобы отдать последнюю дань почтения и любви. Толпы встречали поезд и в городах и в деревнях, иногда с оркестром, часто с цветами в руках — у них была надежда, что поезд остановится и тогда они возложат на гроб камелии, розы, ландыши, яркие ароматные венки.

В Гарисберге под сильным предрассветным дождем ждала 30-тысячная толпа. Она увидела гроб, утопавший в белых цветах миндаля. В субботу, в полдень 22 апреля, в Филадельфии тело Линкольна встречало полмиллиона человек. Гроб установили в Индепенденс-Хаузе. На улице колонна пришедших прощаться растянулась на 3 мили.

Мимо гроба прошло 250 тысяч человек.

Траурный поезд следовал через Нью-Йорк, Джерси-сити и другие города. Везде ждали многотысячные толпы людей. Пароход-паром перевез катафалк через реку Гудсон, подошел к пристани на улице Десбросез в Нью-Йорке. Седьмой национальный гвардейский полк построился квадратом, в центре которого двигался похоронный кортеж. Улицы по обеим сторонам были переполнены людьми.

В этот день облачение Нью-Йорка совершенно изменило лицо города; казалось, что это другой город. И дома собственников, облицованные мрамором, и ветхие жилища, сдаваемые внаем «тем, кто перебивался хлебом со дня на день», — все были в черном крепе, задрапированы черной материей или миткалем, розетками, траурными эмблемами.

Примерно с полудня 24 апреля до полудня следующего дня останки Авраама Линкольна, обрамленные белым сатином, находились в здании муниципалитета. Час проходил за часом, а люди все шли и шли, чтобы выразить свои чувства, чтобы запомнить лицо, черты, образ Линкольна. У гроба прошли люди с разными настроениями. Здесь прошли сотни тех, кто громил, жег и грабил город, убивал полицейских и негров во время прошлогодних расистских и антимобилизационных беспорядков. Они пришли, полные любопытства, тайного торжества, ненависти и презрения. Но подавляющее большинство пришло, чтобы засвидетельствовать свою любовь и верность. Были женщины, которые пытались поцеловать лицо умершего, но стража торопила их пройти поскорее.

В полдень 25 апреля от здания муниципалитета двинулась процессия в 100 тысяч человек. Здесь были представлены все расы, национальности, религии, верования. В шествии участвовало 20 тысяч солдат. Оно длилось часами. Около миллиона людей заняло тротуары, и среди них не меньше 100 тысяч, приехавших специально в Нью-Йорк из других городов. Шествие замыкала делегация из 2 тысяч негров, многие из них были в голубой солдатской форме. Расисты ворчали, что они никогда не разрешили бы неграм участвовать в процессии.

На Юньон-сквере католический архиепископ произнес свое благословение, рабби прочел выдержку из библии, помолились и священники других верований. Наступил вечер.

Население было охвачено эпидемией стихосложения. Газеты получали рифмованные строки тысячами. Нью-йоркская «Геральд» опубликовала сообщение, что, так как стихи могут занять все страницы газеты и не будет места для новостей, редакция ни одного из присланных стихотворений печатать не будет. Чикагская «Трибюн» в редакционной заметке известила, что газета страдает от жестокого приступа поэзии, что за три дня пришло 160 стихотворении, начинающихся одинаково: «Гремите, траурные колокола», или: «Плачьте, плачьте, колокола».

25 апреля поезд шел в Олбэни. Его сопровождали костры и факелы вдоль путей, колокольный звон и гром орудий. Всю ночь до утра 26 апреля люди в трауре прощались с Линкольном в Олбэни.

Утром 26 апреля Бут нашел свою смерть. Преследуемый, как дикий зверь, как загнанная крыса, он спрятался в сарае недалеко от Боулинг Грина, штат Виргиния. Сарай подожгли. До этого в Бута стреляли, и чья-то пуля пробила ему шею насквозь. Бута, еще живого, вытащили из огня и положили под деревом. Ему дали воды. Он пришел в себя и пробормотал: «Передайте маме… я умер… за свою родину». Его перенесли на веранду. Он шептал: «Мне казалось, что я поступаю правильно». Когда пришел доктор,

Бут еще дышал. Он посмотрел на свои руки и прохрипел: «Бесполезно! Бесполезно!» Это были его последние слова.

Похоронная процессия с телом Линкольна проследовала через Буффало, Кливленд, Крестлайн, Колумбус, Индианаполис, Плезант-Валли, Юрбейну и Лафайет, достигла Чикаго. Всюду миллионы людей медленно проходили мимо катафалка в дождь и в пекло, днем и ночью — они прощались с Авраамом Линкольном. Приходили бывшие и будущие президенты, простые люди, женщины, старики, дети. Прошло уже две недели с тех пор, как Авраам Линкольн, веселый, жизнерадостный, оставил в вечерний час Белый дом и поехал в театр Форда.

В Чикаго в похоронной процессии приняло участие 50 тысяч человек. На тротуарах собралось сто с лишним тысяч. Здесь рядом стояли прирожденные янки и потомки приехавших на «Мэйфлауэр», Сыны и Дочери революции, евреи, негры, католики, немцы, ирландцы, голландцы, шведы, норвежцы, датчане, так называемые «столпы общества» и так называемая «чернь». Иногда под тяжестью толпы кое-где хрустели и ломались деревянные тротуары. Женщины падали в обморок, сновали больничные кареты.