Партия юнионистов выпустила памфлет, в котором профессор Эдуард Лабулэ писал от имени либералов-французов: «Если лик свободы потускнеет в Новом мире, то и в Европе наступит ночь», и к власти придут те, «кто верит только в насилие и личное обогащение». Поэтому Лабулэ и его сторонники «молили бога, чтобы в избирательном бюллетене (ноябрьском) стояло имя честного и прямого Авраама Линкольна».

Линкольн выступил перед солдатами полков из Огайо и в трех речах пытался простыми словами объяснить им, из-за чего ведется война. «Свободное государство, в котором каждый человек имеет право быть равным с любым другим человеком», было в опасности.

Комитет демократов — сторонников Мак-Клелла-на — принес в Белый дом тщательно разработанный протест, и Джон Лельет из Нашвилла вслух подробно перечислил все их обиды. Линкольн был резок:

— Я считаю так, пусть друзья мистера Джорджа Мак-Клеллана справляются со своими делами в избирательной кампании, как они умеют, а я справлюсь со своими делами, как я сумею…

Линкольн был холоден, и делегаты гуськом вышли из кабинета президента.

Праздничность и романтика демократии звучали в речи Эндрю Джонсона, когда он однажды, октябрьской ночью, обратился к толпе, освещенной факелами, к которой присоединилось почти все негритянское население Нашвилла. Его заявление гласило:

— Стоя здесь, на ступенях Капитолия, призывая историю штата в свидетели, руководствуясь современными событиями, воодушевленный будущим штата, я, Эндрю Джонсон, настоящим провозглашаю свободу, полную, широкую и безоговорочную, для каждого человека в Теннесси.

Рев восторга и безудержные крики радости вырвались из глоток негров, барабанный бой и звуки труб усилили ликование; знамена реяли, факелы кружились над головами. Снова зазвенел голос Джонсона:

— Мы должны низвергнуть нашу проклятую аристократию. Никогда больше жены и дочери цветных штата Теннесси не должны быть по чьей-либо прихоти вовлечены в конкубинат, по сравнению с которым многобрачие — добродетель.

Под пение псалма «Греми, труба, греми» 144 негра собрались в Сиракьюс, в штате Нью-Йорк. Этот съезд длился 4 дня. Собравшиеся выступали от имени свободных негров 18 штатов и организовали Национальную лигу равноправия. Они направили петицию в конгресс с просьбой отменить в армии «несправедливые, оскорбительные, основанные на цвете кожи различия в жалованье, труде и продвижении по службе». Они благодарили президента и конгресс за открытие доступа для негров к должностям почтальонов, за уничтожение рабства в округе Колумбия, за признание суверенитета негритянских республик Либерии и Гаити, за приказ по армии о грядущем возмездии за «варварское обращение мятежников с цветными солдатами армии Союза».

11 октября прошли сенатские выборы в Пенсильвании, Огайо и Индиане. В 8 часов вечера Линкольн и Хэй пошли пешком в военное министерство. Телеграфные аппараты ритмично постукивали. Губернатор Мортон и весь список республиканцев полностью прошел и Индиане большинством в 20 тысяч голосов. Количество конгрессменов от Пенсильвании, до того поровну разделенное между обеими партиями, теперь изменилось — 15 республиканцев и 9 демократов. В Огайо также победил список юнионистов большинством в 54 тысячи. Если в 1862 году штат избрал 14 демократов и 5 республиканцев, то теперь прошли 17 республиканцев и 2 демократа.

12 октября умер Роджер Брук Тэйни, и президент должен был наметить нового верховного судью. Различные влиятельные круги пытались заставить Линкольна назвать Монтгомери Блэйра, Бэйтса, Фесендена, Саймона Чэйза. Линкольн всех терпеливо выслушивал, взвешивал доводы и выжидал.

Демократические газеты вопили, что правительство Линкольна намерено остаться у власти независимо от приговора, который будет вынесен избирателями в ноябре. Линкольн надеялся, что народ не будет тревожиться по этому поводу, и многозначительно сказал: «Я борюсь за сохранение правительства, а не за свержение его… в особенности противниками. Поэтому я говорю, если мне суждено дожить, я останусь президентом до 4 марта будущего года; и тот, кого конституционно изберут президентом в ноябре, должным образом вступит на пост президента 4 марта; и в этот промежуточный период я сделаю все, что в моих силах, чтобы будущий кормчий… получил наилучшие возможности для спасения корабля…»

Два памфлета юнионистской партии призывали провести голосование по вопросу о предоставлении солдатам действующей армии права голоса на предстоящих выборах. В Нью-Йорке губернатор Симур наложил вето на законопроект, но юнионисты не посчитались с ним и добились поправки к конституции штата, предоставлявшей солдатам право голосовать. Ряд штатов принял «солдатский» закон; отвергли его в штатах Нью-Джерси, Делавэр, Индиана. Кстати, на октябрьских выборах в Огайо из 55 тысяч голосов солдат 48 тысяч было отдано кандидатам юнионистов.

В нескольких случаях не в меру рьяные армейские политиканы отказывали в ранее обещанном отпуске солдатам, носившим значки сторонников МакКлеллана. Линкольн вызвал одного из этих солдат и выдал ему отпускное свидетельство, написанное самим президентом. На прощание он пожал солдату руку и сказал:

— Благослови вас бог, мой мальчик. Покажите им это, и вы поедете домой.

Тем временем мобилизация продолжалась. Кольцо неумолимо сжималось. Гранту и Шерману нужны были люди. Николаи и Хэй отметили, что «видные республиканцы страны, опасаясь отрицательного влияния мобилизации на выборы, просили президента отменить призыв или отсрочить его». Камерон из Пенсильвании советовал отказаться от него совсем. Чэйз телеграфировал из Огайо, настаивая на трехнедельной отсрочке. Делегация из Огайо настоятельно требовала отложить мобилизацию до выборов, но Линкольн спокойно ответил:

— Президентство ничто, если у меня нет страны.

Губернатор штата Индиана Мортон просил Линкольна отпустить домой всех солдат из этого штата в день выборов. Линкольн отказал. На замечание, что в Индиане может победить демократ, Линкольн сказал: «Предпочитаю вместе с вами потерпеть там поражение, чем ослабить войска, стоящие перед лицом неприятеля…» Все же Мортон добился, чтобы всех раненых перевели в госпитали Индианы, а всех непригодных для строевой службы отправили на эти дни домой.

Вдоль границы с Канадой и на берегах Великих озер в течение лета и осени 1864 года производились взрывы, происходили грабежи, велась пропаганда, организовывались заговоры, нападения, действовали шпионы. Из тающих запасов конфедератского золота Джекоб Томпсон из Миссисипи, бывший министр внутренних дел при президенте Бьюкенене, выдавал деньги «Сынам свободы» на организацию вооруженных восстаний в разных штатах. Позже он писал: «Оставалась одна надежда — только на силу. Мы были убеждены, что смелые, энергичные и объединенные действия могли привести к захвату Иллинойса, Индианы, Огайо. Подробно разработанные планы предусматривали общее восстание в заранее определенный день, захват арсеналов в Индианаполисе, Спрингфилде, Чикаго и Колумбусе, освобождение пленных конфедератов из четырех лагерей, их вооружение, низвержение правительств в штатах Огайо, Индиана, Иллинойс, Миссури, сформирование северо-западной конфедерации. И тогда продиктовать свои мирные условия».

Восстание провалилось. Действия конфедератов, проводимые их центрами в Канаде, беспокоили Север, но в них было больше шумихи, нежели эффективности.

19 октября в 10 часов вечера Шеридан телеграфировал Гранту: «Сегодня на рассвете моя армия у Сидар-Крика подверглась атаке, по всему фронту началось беспорядочное отступление, оставлено было 20 орудий. Я поспешно выехал из Уинчестера, встретил армию между Мидлтауном и Ньютауном… Здесь я сам взялся за дело… собрал компактную боевую группу как раз вовремя, чтобы отбить атаку противника. В 3 часа пополудни, после переброски кавалерии с левого на правый фланг, я очень энергично атаковал неприятеля, обратил его в бегство и разбил наголову, захватив, по последним данным, 43 орудия и очень много пленных… Дела порой принимали плохой оборот, но благодаря отваге наших храбрых офицеров и солдат первоначальный разгром был превращен в блестящую нашу победу».