В те годы война, которую Англия вела в американских колониях, была в самом разгаре и принудительная вербовка в матросы осуществлялась по всей строгости. Ричард, брат Фанни, был завербован (воспользуемся этим принятым термином) и помимо своей воли зачислен в матросы. Фанни обратилась за помощью к своей приятельнице: она считала Эмму неотразимой красавицей и решила, что ни у кого не хватит сил отказать ей в чем бы то ни было. И она уговорила подругу очаровать адмирала Джона Пейна.

В Эмме проснулась прирожденная искусительница; она надела свое самое нарядное платье и вместе с Фанни отправилась к адмиралу; то, о чем она просила, было исполнено, но адмирал также обратился к ней с просьбой, и Эмме пришлось расплатиться за освобождение Дика если не любовью, то благосклонностью.

У Эммы Лайонны, любовницы адмирала Пейна, появились свой особняк, своя челядь, свои выезды; но вся эта роскошь блеснула как метеор: эскадра ушла, и корабль, на котором находился покровитель, скрылся за горизонтом, унося с собою ее золотые сны.

Однако Эмма была не из числа женщин, подобных Дидоне, что покончила с собою из-за измены Энея. Один из друзей адмирала, сэр Гарри Фезертонхо, богатый и красивый джентльмен, выказал готовность помочь Эмме сохранить то положение, в каком он ее застал. Уже сделав первый шаг на заманчивом пути порока, она приняла предложение и целый год была царицей празднеств, танцев и охотничьих забав; но по прошествии года, забытая первым своим любовником, униженная вторым, она постепенно впала в такую нищету, что единственным исходом стал для нее тротуар Хеймаркета, наихудшее из всех мест, где несчастным созданиям приходится вымаливать любовь прохожих.

К счастью, на отвратительную сводню, что взялась было руководить ею на пути в бездну разврата, произвели впечатление незаурядность и скромность новой постоялицы, и, вместо того, чтобы пустить ее по рукам, как остальных, она отвела Эмму к известному врачу, завсегдатаю ее заведения.

То был пресловутый доктор Грехем, таинственный адепт некоего сладострастного мистицизма, шарлатан, проповедовавший лондонской молодежи религию плотской красоты.

Эмма предстала перед ним: свою Венеру — Астарту он нашел в образе Венеры Стыдливой.

Он дорого заплатил за такое сокровище; но для него это сокровище было бесценно; он поместил ее на ложе Аполлона, под покрывало, прозрачнее той сети, в которой Вулкан держал плененную Венеру на виду у Олимпа, и объявил во всех газетах, что обрел наконец невиданный, высший образец красоты: этого одного ему до сих пор недоставало для торжества его идей.

В ответ на подобное воззвание, где сластолюбие прикрывалось именем науки, все приверженцы великой религии любви, культ которой распространяется на весь мир, поспешили в кабинет доктора Грехема.

Триумф был неслыханный: ни живопись, ни ваяние никогда еще не создавали такого совершенства; Апеллес и Фидий были побеждены.

Художники и скульпторы повалили толпой. Явился и Ромни, вернувшийся в Лондон; он узнал девушку из графства Флинтшир и стал рисовать ее в разных видах — в образе Ариадны, вакханки, Леды, Армиды (и ныне в Королевской библиотеке хранится серия рисунков, изображающих эту чаровницу во множестве сладострастных поз, созданных античной чувственностью).

Именно тогда юный сэр Чарлз Гревилл из знаменитой семьи Уорвика, прозванного «делателем королей», племянник сэра Уильяма Гамильтона, поддавшись любопытству, познакомился с Эммой Лайонной и, ослепленный ее несравненной красотой, без памяти влюбился в нее. Юный лорд рассыпался перед ней в самых заманчивых обещаниях, однако она считала себя связанной с доктором Грехемом узами признательности и устояла перед всеми соблазнами, говоря, что на сей раз расстанется с любовником только ради того, чтобы последовать за супругом.

Сэр Чарлз дал слово дворянина жениться на Эмме Лайонне, как только достигнет совершеннолетия. А в ожидании этого события Эмма дала согласие на то, чтобы ее похитили.

Любовники действительно зажили как супруги, и, полагаясь на слово своего друга, Эмма родила троих детей, и их должен был узаконить предстоящий брак.

Но за время этого сожительства произошла смена правительства и Гревилл лишился должности, с которой была связана немалая доля его доходов. Событие это произошло, к счастью, спустя три года, а к этому времени Эмма Лайонна, благодаря лучшим лондонским педагогам, сделала огромные успехи в музыке и рисовании; кроме того, она не только совершенствовалась в родном языке, но изучила также французский и итальянский; она декламировала стихи не хуже миссис Сиддонс и вполне овладела искусством пантомимы и пластики.

Несмотря на утрату должности, Гревилл не мог решиться сократить свои расходы, он только стал обращаться к дяде за денежными вспомоществованиями. Сначала сэр Уильям Гамильтон проявлял безотказную щедрость, но в конце концов на очередную просьбу ответил, что рассчитывает в ближайшие дни приехать в Лондон и воспользуется этой поездкой, чтобы ознакомиться с делами племянника.

Слово «ознакомиться» сильно встревожило молодых людей: они почти в равной степени и желали и боялись приезда сэра Уильяма. Вдруг он появился у них, не предупредив о своем прибытии. Гамильтон уже неделю находился в Лондоне и все это время наводил справки о племяннике, а те, к кому он обращался, не преминули сказать ему, что причиною бедности и расстройства дел молодого человека является публичная женщина, от которой у него трое детей.

Эмма удалилась в свою комнату, оставив возлюбленного наедине с дядей, а тот предложил племяннику на выбор либо немедленно расстаться с Эммой Лайонной, либо отказаться от дядиного наследства, то есть от единственного шанса поправить свои денежные дела.

После этого он удалился, дав Чарльзу три дня на размышления.

Теперь последней надеждой молодых людей стали чары Эммы; не кто иной, как она, должна была добиться от сэра Уильяма Гамильтона прощения ее возлюбленного, убедив старика в том, что племянник вполне его заслуживает.

Тут Эмма, отказавшись от туалетов, соответствующих ее новому положению, решила прибегнуть к одежде, какую носила в юности: к соломенной шляпе и платьицу из простого полотна; дело завершат ее слезы, улыбки, выражение лица, ласки и трогательный голос.

Появившись перед сэром Уильямом, Эмма бросилась ему в ноги; то ли благодаря удачно задуманному движению, то ли случайно ленты ее шляпы развязались, и прекрасные темно-русые волосы рассыпались по плечам.

В проявлениях скорби эта волшебница была неподражаема.

Престарелый археолог, доселе влюбленный лишь в афинские мраморы и статуи Великой Греции, впервые убеждался, что живая красота может взять верх над холодной и бледной красотой богинь Праксителя и Фидия. Любовь, которая казалась ему непонятной у племянника, вихрем ворвалась в его собственное сердце и так завладела им, что он и не пытался противостоять ей.

С долгами племянника, с низким происхождением Эммы, с ее предосудительной жизнью, ее всем известными победами, продажными ласками — со всем, вплоть до детей, явившихся плодом их любви, сэр Уильям примирился, поставив единственное условие: Эмма будет принадлежать ему.

Успех Эммы превзошел все ее ожидания. Но тут уж она решительно продиктовала условия. С Чарльзом ее связывало только данное им обещание жениться на ней; теперь она заявила, что приедет в Неаполь не иначе как в качестве законной супруги сэра Уильяма Гамильтона.

Сэр Уильям согласился и на это.

Красота Эммы произвела в Неаполе неотразимое впечатление: она не только изумляла — она покоряла.

У сэра Уильяма, выдающегося антиквара и минералога, посла Великобритании, молочного брата и друга Георга III, собиралось высшее общество Королевства обеих Сицилии: люди науки, политические деятели, художники. Эмме, натуре артистической, потребовалось немного времени, чтобы приобрести те немудреные познания в политике и науках, что были ей необходимы, и для всех посетителей гостиной сэра Уильяма суждения леди Гамильтон стали законом.