Кардинал обмакнул остро отточенное перо в чернила и подал его королю.
— Пишите же, государь.
— Диктуйте, кардинал.
— По вашему повелению, государь, — сказал Руффо, кланяясь, и стал диктовать.
«Превосходнейший брат мой, кузен и племянник, свойственник и союзник, считаю долгом незамедлительно поставить Вас в известность о том, что произошло вчера вечером во дворце английского посла. Сэр Уильям Гамильтон устроил прием в честь лорда Нельсона, остановившегося в Неаполе по пути из Абукира, а гражданин Тара, посланник Республики, воспользовался этим обстоятельством, чтобы от имени своего правительства объявить мне войну.
Поэтому, превосходнейший брат мой, кузен и племянник, свойственник и союзник, сообщите мне с тем же нарочным, который доставит Вам это письмо, каковы Ваши намерения в отношении будущей войны, а главное — точное время, когда Вы рассчитываете начать кампанию, ибо я не хочу решительно ничего предпринимать иначе как одновременно и в согласии с Вами.
Ожидаю ответа Вашего Величества, чтобы иметь возможность сообразовать любые свои действия с Вашими указаниями.
Это все, что я хотел довести до Вашего сведения, а потому в заключение ваш добрый брат, кузен и дядя, свойственник и союзник желает Вашему Величеству всяческого благополучия».
— Уф! — вздохнул король.
И, подняв голову, он взглянул на кардинала.
— Вот дело и сделано, государь, и вашему величеству остается только подписать послание.
Король подписал, по обыкновению: «Фердинанд Б.»
— И подумать только — я потратил бы на такое письмо всю ночь. Благодарю вас, дорогой мой кардинал, благодарю.
— Что вы ищете, ваше величество? — осведомился Руффо, заметив, что король в беспокойстве осматривается вокруг.
— Конверт.
— Хорошо, — ответил Руффо, — сейчас мы соорудим его.
— Вот и этому не научил меня Сан Никандро, — не умею я их делать. Правда, забыв научить меня грамоте, он, вероятно, счел бесполезным искусство мастерить конверты.
— Вы позволите мне? — спросил Руффо.
— Еще бы не позволить! — воскликнул король, вставая с кресла. — Садитесь на мое место, дорогой мой кардинал.
Кардинал опустился в королевское кресло и очень проворно, ловко сложил и обрезал бумагу, которая должна была послужить конвертом для королевского письма.
Фердинанд с восхищением следил за ним.
— А теперь, — сказал кардинал, — не соблаговолит ли ваше величество сказать мне, где хранится печать?
— Сейчас дам ее, сейчас. Не трудитесь, — сказал король.
Конверт запечатали, король надписал адрес, затем уперся подбородком в руки и задумался.
— Не осмеливаюсь задать королю вопрос, — промолвил с поклоном Руффо.
— Я хочу, чтобы никто не знал, что я написал это письмо и с кем его отправил, — отвечал король, по-прежнему погруженный в свои мысли.
— В таком случае, ваше величество, прикажите убить меня при выходе из дворца, — засмеялся Руффо.
— Вы, дорогой мой кардинал, для меня не кто-нибудь: вы мое второе «я».
Руффо поклонился.
— Нет, не благодарите, — это не такой уж лестный комплимент.
— Однако как же быть, государь? Ведь кого-то все-таки придется послать за Феррари.
— Вот об этом я и думаю.
— Знай я, где он, я бы сам за ним отправился, — сказал Руффо.
— Черт побери, да и я отправился бы, если бы знал, — возразил король.
— Вы говорили, что он во дворце.
— Конечно, во дворце, но дворец обширен. Постойте, постойте! Право, я даже еще глупее, чем думал.
Он приоткрыл дверь и свистнул.
Лежавшая на ковре возле кровати своего хозяина крупная испанская ищейка вскочила, положила лапы на грудь короля, всю разукрашенную орденами и орденскими лентами, и принялась лизать его лицо, по-видимому доставляя этим своему хозяину не меньшее удовольствие, чем себе самой.
— Это воспитанник Феррари, — сказал король, — он мне его тотчас же приведет.
Потом изменив голос и словно обращаясь к ребенку, он сказал:
— Где же наш дорогой Феррари, Юпитер? Пойдем поищем его. Ату, ату!
Юпитер все понял: он раза три-четыре пробежал вокруг комнаты, принюхиваясь и радостно лая, потом стал скрестись в дверцу потайного хода.
— Ах, так мы уже напали на след, славный мой пес? — воскликнул король.
Засветив от большого канделябра свечу, он отворил дверцу и приказал:
— Ищи, Юпитер, ищи!
Кардинал следовал за королем, сначала чтобы не оставлять его одного, а затем из любопытства.
Юпитер кинулся в конец прохода и стал скрестись во вторую дверь.
— Значит, мы на правильном пути, милый мой Юпитер? — продолжал король.
И он отворил вторую дверь; за нею была пустая приемная.
Юпитер бросился к двери, находившейся против той, откуда они вошли, и уперся в нее лапами.
— Смирно, смирно! — приказал король и повернулся к Руффо: — Мы у цели, кардинал.
И он отворил третью дверь.
Она вела на узенькую лестницу. Юпитер бросился туда, проворно пробежал ступеней двадцать и опять стал скрестись в дверь, повизгивая.
— Zitto! Zitto![27] — сказал король.
Король отворил и эту, четвертую дверь; на сей раз он оказался у цели: курьер, одетый и обутый, спал на походной койке.
— Видели? — спросил король, гордый догадливостью своего пса. — Подумать только — ни одному из моих министров, включая и министра полиции, не сделать того, что сделал сейчас этот пес!
Юпитеру очень хотелось броситься на ложе своего воспитателя и кормильца Феррари, но король рукой сделал ему знак, и он спокойно стал позади хозяина.
Фердинанд направился прямо к спящему и слегка коснулся его плеча.
Как ни легко было это прикосновение, Феррари тотчас же проснулся и сел на койке, растерянно озираясь, как человек, которого разбудили в самом начале сна; но, узнав короля, он тотчас соскочил с койки и стал, вытянув руки по швам, в ожидании распоряжений его величества.
— Можешь отправиться в путь? — спросил король.
— Могу, государь, — отвечал Феррари.
— И поспешить в Вену, не останавливаясь в дороге?
— Да, государь.
— Сколько дней тебе потребуется, чтобы добраться до Вены?
— В последний раз я потратил пять дней и шесть ночей; но я рассчитал, что можно ехать быстрее и выиграть часов двенадцать.
— А сколько дней надо тебе отдыхать в Вене?
— Столько, сколько потребуется лицу, к которому обращается ваше величество, на то, чтобы ответить вам.
— Значит, ты можешь вернуться сюда через двенадцать дней?
— Даже раньше, если меня там не задержат и если не случится никакой беды.
— Пойди в конюшню, сам оседлай лошадь; скачи на ней как можно дольше — даже если совсем загонишь ее; потом оставь на любом постоялом дворе, а на обратном пути заберешь.
— Будет исполнено, государь.
— Никому не говори, куда едешь.
— Не скажу, государь.
— Вручи это письмо императору в собственные руки, а другому никому не отдавай.
— Будет исполнено, государь.
— Никому, даже самой королеве, не доверяй ответ.
— Не доверю, государь.
— Деньги у тебя есть?
— Есть, государь.
— В таком случае поторопись.
— Отправляюсь, государь.
И в самом деле, преданный слуга поспешил спрятать королевское послание в кармашек, вшитый в подкладку его куртки, взял под мышку узелок с бельем и надел на голову картуз. Затем он, ни о чем больше не спросив, собрался выйти на лестницу.
— Ты что ж, даже с Юпитером не простишься? — спросил король.
— Я не осмеливался, государь, — ответил Феррари.
— Ну, обнимитесь, ведь вы старые друзья и оба мои верные слуги.
Человек и пес бросились друг другу в объятия, они только и ждали позволения.
— Благодарю вас, государь, — сказал курьер.
27
Тише! Тише! (ит.)