Шесть тысяч французов находились под командованием генерала Дюгема, совершавшего, как мы видели, чудеса храбрости в битве за Неаполь, а тысяча неаполитанцев — под началом одного из тех персонажей этой истории, с кем мы познакомили наших читателей на первых же страницах: Этторе Карафа, графа ди Руво.

Случилось так, что первый город на пути франко-неаполитанской колонны был Андрия, древнее владение его рода, и он, как старший, являлся его синьором.

Андрия была хорошо укреплена. Но Руво надеялся, что город, синьором которого он был, не станет противиться его слову. Поэтому он применил все средства, вел всякого рода переговоры, чтобы побудить жителей принять сторону республиканцев. Но все оказалось напрасно, и он ясно увидел, что будет вынужден применить против них последние аргументы королей, которые хотят остаться тиранами, и народов-рабов, которые хотят стать свободными, — иными словами, порох и огонь.

Однако, перед тем как овладеть Андрией, надо было занять Сан Северо.

Сторонники Бурбонов, собравшиеся в Сан Северо, приняли имя объединенной армии Апулии и Абруцци. Этот человеческий сгусток, в котором можно было насчитать до двенадцати тысяч человек, состоял из трех различных частей, как и все армии санфедистов той поры, — тут были остатки королевской армии Макка, каторжники, которых король выпустил на свободу, покидая Неаполь[139], чтобы, смешавшись с брошенным им народом, они передали ему страшную, разлагающую силу преступления, и, наконец, немногие истинные приверженцы короны, возбуждавшие всех прочих фанатизмом своих убеждений.

Это войско, покинувшее Сан Северо, потому что город не предоставлял своим защитникам укрепленной позиции, заняло холм; такой выбор свидетельствовал о том, что у его командиров имелись кое-какие военные познания. То была возвышенность, засаженная лавровыми деревьями; она господствовала над широкой, уходящей вдаль равниной. Артиллерия санфедистов держала под прицелом все дороги, какими можно было пройти на равнину, где маневрировала прекрасная и многочисленная кавалерия.

Двадцать пятого февраля Дюгем оставил в Фодже Бруссье и Этторе Карафа, чтобы охранять тылы, а сам двинулся на Сан Северо.

Приблизившись к роялистам, Дюгем удовольствовался тем, что велел им передать следующее: «В Бовино я приказал расстрелять бунтовщиков и трех солдат, виновных в краже. То же будет и с вами. Или вы предпочитаете мир?»

Сторонники Бурбонов ответили: «А мы расстреляли республиканцев, горожан и священников-патриотов, которые требовали мира. Жестокость за жестокость — пусть будет война!»

Генерал Дюгем разделил свое войско на три отряда: один двинулся в сторону города, два других окружили холм, чтобы никто из санфедистов не мог скрыться.

Генерал Форе, командовавший одним из двух отрядов, прибыл первым. Под его началом было около пяти сотен человек: поровну пехотинцев и кавалеристов.

Увидев эти пять сотен и посчитав, что у них самих больше двенадцати тысяч, санфедисты ударили в набат в Сан Северо и выступили им навстречу на равнину.

Французский отряд, видя, как лавина людей спускается с холма, построился в каре и приготовился принять ее в штыки. Но сражение еще не началось, как вдруг послышалась оживленная ружейная пальба. Стреляли в самом Сан Северо, и было видно, как через ворота выбегают люди.

Это был Дюгем, который атаковал город, овладел им и появился со стороны, противоположной Форе.

Его появление изменило картину сражения, Санфедисты были вынуждены разделиться на два отряда. Но, к тому времени, когда они закончили перестраиваться и начали бой, появилась третья колонна и французы окончательно окружили бурбонцев.

Замкнутые в треугольнике огня, они попытались вернуться на свои прежние позиции, неблагоразумно ими покинутые; но барабаны забили атаку с трех сторон, и французы ускоренным шагом устремились на санфедистов.

Как только страшный штык начал делать свое дело среди этого войска, в беспорядке отступавшего к вершине холма, сражению пришел конец: оно превратилось в бойню.

Дюгем должен был отомстить за трехсот убитых патриотов и за дерзкий ответ, данный его парламентёру.

Трубы продолжали трубить, давая сигнал к истреблению. Резня длилась три часа. Три тысячи трупов остались на поле боя, и еще через три часа их было бы вдвое больше, если бы вдруг из ворот Сан Северо не вышла группа женщин в траурных одеждах; они держали за руки детей и стали молить французов о жалости, подобно тем римлянкам, что пришли умолять Кориолана.

Дюгем поклялся сжечь Сан Северо, но при виде этой великой скорби дочерей, сестер, матерей и жен он даровал городу пощаду.

Эта победа имела далеко идущие последствия и оказала большое влияние на последующие события. Все жители Гаргано, гор Табурно и Корвино послали французам депутации и заложников в знак своего повиновения.

Дюгем отправил в Неаполь знамена, захваченные у кавалерии санфедистов; что касается штандартов, то это были просто покрывала с алтарей.

После падения Сан Северо у сторонников Бурбонов остались только три важных укрепленных пункта — Андрия, Трани и Мольфетта.

Мы говорили, что республиканцы двинулись в поход, когда Шампионне был еще главнокомандующим французских войск в Неаполе; читатель этой книги осведомлен о том, что его отозвали, и знает, при каких обстоятельствах это произошло.

Через несколько дней после битвы под Сан Северо Макдональд, назначенный главнокомандующим вместо Шампионне, вызвал к себе Дюгема.

Бруссье заместил Дюгема и получил приказ двинуть войска на Андрию и Трани. Он присоединил к 17-й и 64-й полубригадам гренадеров 66-го и драгунов 16-го полков, шесть орудий легкой артиллерии, отряд, пришедший с Абруцци под началом командира бригады Берже, и неаполитанский легион Этторе Карафа, горевший желанием сражаться: в последних событиях он участия не принимал.

Андрия и Трани восстановили свои фортификации, причем к старым укреплениям, которые их защищали, добавились новые; все ворота были замурованы, за исключением одних; за каждыми воротами были прорыты широкие рвы, защищенные брустверами, на улицах возведены баррикады, в стенах домов пробиты бойницы, двери блиндированы.

Двадцать первого марта началось наступление на Андрию. На следующий день, с рассветом, город был окружен и драгуны под командованием командира бригады Леблана размещены так, чтобы прорвать связь между Андрией и Трани.

Колонна, составленная из двух батальонов 17-й полубригады и легиона Карафы, получила приказ атаковать ворота Камаццы, тогда как генерал Бруссье должен был взять штурмом ворота Трани, а адъютант генерала Дюгема Ордонно, вылечивший свою рану, которая была получена при осаде Неаполя, пробиться через ворота Барры.

Мы уже говорили, каков был Этторе Карафа, — прирожденный военный, генерал и солдат одновременно, скорее солдат, чем генерал, храбрый как лев; для него поле боя было родной стихией. Он не только принял командование, но и возглавил свою колонну; сжав в одной руке обнаженную шпагу, а в другой держа красно-желто-синее знамя, он подошел вплотную к стенам города под градом пуль, измерил высоту крепостной стены с помощью лестницы, поставил ее на такое место, откуда она достигла края стены, и с криком «Кто любит меня, за мною!» ринулся, как герой Гомера или Тассо, на штурм крепости.

Битва была ужасной. Этторе Карафа с клинком в зубах, сжимая одной рукой знамя, держась другой за стойку лестницы, поднимался со ступеньки на ступеньку; ядра и пули, сыпавшиеся вокруг, не могли остановить его.

Наконец он схватился за зубец стены, и ничто теперь не могло заставить его разжать руку.

Его шпага, вертясь, очертила большой круг, а внутри этого круга был виден он сам, впервые устанавливающий на стенах Андрии трехцветное знамя.

Пока Этторе Карафа, сопровождаемый несколькими смельчаками, подымался на стену и, несмотря на усилия врагов, численно превосходящих в десять раз его войско, удерживался там, снаряд разбил ворота Трани и через образовавшуюся брешь французы хлынули в город.