А еще молодая королева внезапно влюбилась — в молоденького барда, Альрика, изящного паренька со сладким, бархатным голосом и длинными русыми полосами, перевитыми золотой нитью.

В каждый свободный момент она вызывала его к себе и заставляла петь едва ли не до хрипоты. Ей нравилось все — и военные песни вроде «За Светлого Владыку и Дорас», и смешные песенки про встречу рыцаря, принцессы и дракона, где их столкновение обыгрывалось сотнями разных способов.

Но от медленных и длинных баллад о любви она замирала, а в груди словно начинало ворочаться что-то большое и шелково-шерстистое.

Естественно, ни о каком признании и речи не шло, и некоторое время Айра умудрялась скрывать собственное чувство даже от Голоса. Хотя, может быть, Голос, предпочитавший решать проблемы тогда, когда они проявятся серьезно, просто старался не замечать увлечения своей подопечной.

Кто с ней говорит, девушка по-прежнему не знала.

Влюбившись, Айра начала замечать и то, чего не видела раньше — как переглядываются фрейлины и пажи, как простые и вроде бы ничего не значащие знаки внимания между мужчинами и женщинами оказываются вдруг полными скрытого смысла.

Вокруг кипела война, на границе гоняли беженцев, пытавшихся прорваться через перешеек.

В Дорасе купцы, недовольные тем, что их торговля замерла, едва ли не в открытую призывали договориться с Ордой, а самые глупые отправляли письма к темникам и посылали гонцов к хану Разуже. Даже самые небольшие проблемы, на которые раньше никто и внимания не обращал, грозили в любой момент вызвать беспорядки и бунты — и оказалось, что в стране немало тех, кто хотел бы этого.

Но, несмотря на все это, люди продолжали жить — они влюблялись и расставались, они вели сложные политические интриги только для того, чтобы больнее уколоть тех, кто их отверг, или заслужить ласковый взгляд от тех, кто был им мил.

Теперь Айра видела все это, а поскольку ей хотелось многое понять, то все, что происходило между мужчинами и женщинами, между мальчиками и девочками, словно становилось заметнее в ее присутствии.

Она видела крушение надежд пожилого капитана, одного из тех, кто долгой и верной службой заслужил полное доверие ее отца. Он пытался ухаживать за молоденькой фрейлиной, и поначалу она, польщенная его вниманием, даже отвечала на его взгляды, смущалась и краснела.

Но когда капитан послал сватов к ее родителям, наотрез отказалась выходить за него замуж. Как ухажер он был престижен и хорош, но как муж казался страшным, словно месть Дегеррая.

«Он сам виноват, должен был хотя бы поговорить с ней, — сказал Голос по этому поводу. — Но он пошел по самому простому пути там, где легких решений не бывает».

Еще она видела, как взрослая уже женщина, бывшая фрейлина матери Айры, лет тридцати или даже старше, влюбилась в семнадцатилетнего пажа. С точки зрения королевы эта любовь выглядела комичной — взрослая, замужняя женщина, чей старший сын лишь ненамного младше пажа, оказывала молодому человеку знаки внимания, дарила дорогие подарки, забыв об осторожности.

Паж же отнюдь не сопротивлялся, но посещением любовницы не ограничивался — кроме всего прочего, он еще и рассказывал всем, кто готов был его слушать, о своей победе.

И хотя с виду у них все было хорошо, Голос уже сказал, что момент, когда Айре придется выгнать женщину к мужу, а пажа отправить куда-нибудь подальше, не за горами.

По совету Голоса Айра возобновила древнюю традицию устраивать в королевском дворце пиры для всех. С одной стороны, это выглядело не совсем правильно, ведь в государстве многое было неладно, но с другой стороны, надо показывать, что все нормально, а еще смотреть за теми, кто придет во дворец.

«Люди часто считают окружающих дураками, и надо давать своим врагам возможность сделать ошибку», — сказал Голос.

Кроме того, после событий в гавани, коронации и нескольких недель правления Айры многие считали, что ничего хорошего от новой королевы ждать не приходится, и с этой точки зрения пир также был необходим.

При прошлом короле дело обстояло так, что он мог просто приказать, и тут же все приходило в действие. На кухне знали, какие закуски и в каком количестве должны быть приготовлены, церемониймейстер определял, кто и где сидит и каким образом расставить столы.

Однако теперь все сместилось, и любая неточность могла оскорбить одних и дать несбыточные надежды другим. Часть вопросов взял на себя Парай, с частью помог разобраться Голос, некоторые проблемы разрешил с помощью своих подручных верховный маг.

Пир начался с того, что престарелый регент вместе с юной королевой под медленную и тягучую мелодию вошли в зал. Следом за ними прошагали самые влиятельные люди Дораса — и Голос не преминул в очередной раз подсказать усевшейся на малый трон Айре, кто есть кто.

Однако она совершенно не слушала его, она смотрела на галерею над залом, в которой сидели музыканты, и среди них находился ее Альрик. Он был потрясающе красив даже в обычном черном камзоле — музыкантам на балах запрещали одеваться в яркие одежды, чтобы они не выглядели красивее гостей.

Против обыкновения он играл не на лютне, а на свирели, и Айра слышала ее голос.

И каждый раз, когда юная королева бросала взгляд на своего барда — он смотрел на нее. Айре очень хотелось позвать его оттуда, наплевав на условности и запреты, на советы Голоса и гневные взгляды Парая.

Но она знала, что это оскорбит всех присутствующих, что гости и уж тем более их жены воспримут это как выпад, направленный против всех них в целом. Пока Айра сидит на троне и все степенно и медленно жуют, то все прекрасно, но как только она решит хоть что-то переиначить, она сломает порядок вещей, принизит этим свое достоинство, достоинство державы, достоинство всего дворянского сословия…

«Королева Симера, согласно легендам, не вошедшим в официальные хроники, возвысила своего фаворита из простых людей, чуть ли не из слуг, — произнес вдруг Голос. — И она ни перед кем не отчитывалась».

«Как ей это удалось?» — поинтересовалась Айра.

«Она правила жесткой рукой, окружив себя преданными людьми. Ее власть была незыблемой. И если ты сможешь добиться того же, то сможешь делать то, что нужно тебе, не обращая внимания ни на кого».

Альрик играл божественно и смотрел только на нее.

Королева милостиво кивала тем из пирующих, кого подводили к ней для приветствий, и поднимала кубок, наполненный вином, разбавленным водой почти до прозрачности — чтобы только ощутить вкус, но ни в коем случае не захмелеть.

Она беседовала с соседями — с потным двоюродным дядей, специально приехавшим ради пира из глухой провинции, которой он правил, и с молодым красавцем графом, совершенно не интересовавшимся женщинами, но зато владевшим феодом и верфями во втором по величине порту Дораса.

Никакого удовольствия от бесед девушка не получила, а граф еще и умудрился посоветовать ей, как себя вести, за что королева Симера наверняка отправила бы его на галеры, а королева Айра лишь загадочно улыбнулась, чтобы остальные подумали, что ей достался изысканный комплимент.

После мучительно скучного пира Айра решила принять ванну в подвале дворца.

И в тот момент, когда она разнежилась, примирилась с миром и своим правлением, когда она точно решила, что с завтрашнего дня будет более жесткой и сильной, что обязательно сделает так, что никто не сможет диктовать ей свою волю, вбежала служанка и сказала, что королеву просит капитан ее охраны.

Айра удивилась — что такого произошло, чего нельзя изложить Параю или регенту, зачем искать именно ее? Она позволила служанкам осушить на себе воду гигантскими полотенцами, затем облачилась в платье и приказала звать капитана.

Седой вояка с ходу бухнулся на одно колено и склонил голову.

— Ну же, мой верный капитан, — Айра легонько повела плечом, очень надеясь на то, что этот жест будет выглядеть по-королевски. — Что случилось?

— Убийство, — ответил тот. — Уже третье. На первое мы не обратили внимания, второе сочли случайностью, но после сегодняшнего мы точно знаем, что во дворце есть человек, который больше похож на зверя. Убитые — из челяди, одна пожилая женщина, одна девушка и один совсем юный поваренок. Мы можем поднять по тревоге стражу и провести обыски по всему дворцу… Но если не найдем убийцу, поднимется паника. С другой стороны, никто из дворян пока не пострадал, мы можем замять дело, арестовать кого-нибудь для вида и тихо пытаться найти виновника…