«…Нашим штатам, — писал Робеспьер, — нет дела до нужды и нищеты задавленного поборами народа; у них не находится денег, чтобы дать народу хлеб и просвещение, но они необычайно щедры, когда требуется отпустить огромную сумму денег губернатору, которому понадобилось выдать замуж дочь… Наши деревни полны обездоленных, поливающих в отчаянии слезами ту самую землю, которую понапрасну возделывают в поте лица. Вследствие нищеты большая часть крестьян опустилась до такой степени, когда человек, всецело поглощенный заботами о поддержании своего жалкого существования, становится уже неспособным сознавать свои права и устранить причины своих несчастий…»

Выход, по мысли автора, заключается в коренной реформе штатов Артуа, в превращении их в истинное народное представительство. Только в этом случае штаты смогут противостоять злоупотреблениям администрации и действительно заботиться о жизни народа. Эта реформа должна произойти сейчас, немедленно, ибо «настал момент, когда искры священного огня дадут каждому жизнь, смелость и счастье!»

В прежнее время за выпуск подобной брошюры тюрьма в одинаковой мере угрожала бы и автору и издателю. Однако времена меняются, дух близкой революции уже витает повсюду, и две с половиной тысячи аналогичных брошюр выходят в разных концах Франции к зиме 1788 года.

Но вот прошла эта зима, и раннее весеннее солнце поднялось над Аррасом. 17 марта 1789 года старшины города торжественно объявили, что жители, принадлежавшие к третьему сословию, должны собраться в понедельник, 23 марта, в 7 часов утра в церкви аррасского коллежа для первичных выборов.

Максимилиан Робеспьер успешно прошел все инстанции: он был выдвинут сначала в качестве одного из двадцати четырех выборщиков от третьего сословия Арраса, затем участвовал в объединенном собрании с уполномоченными от сельских сходов, где ему было поручено составить сводный наказ от избирательного округа, и, наконец, был избран общим собранием выборщиков третьего сословия всей провинции Артуа как депутат в Генеральные штаты.

Наказ, составленный Робеспьером, кратко формулировал программу, с которой депутат Арраса должен был выступить в Версале. Программа эта сводилась к следующему: возможность для всех граждан к занятию любой государственной должности, гарантии личной неприкосновенности, полная свобода печати, веротерпимость, пропорциональная разверстка налогов, устранение всех привилегий и злоупотреблений, ответственность агентов правительства, ограничение прав исполнительной власти.

Так, облеченный доверием своих земляков, готовый без страха и сомнений претворять в жизнь теоретически отработанные и продуманные принципы, снова собирался Максимилиан Робеспьер в путь, не без сожалений расставаясь с любимыми занятиями и родным городом. Но, разумеется, эти сожаления отступали перед надеждами и планами на будущее. Впереди маячило неизмеримо большее, чем оставалось позади: впереди была Революция.

Глава 4

На штурм твердынь!

Версаль. Сумерки. Неуютная, почти пустая комната на улице Этан, 16. За столом — Максимилиан Робеспьер. Перед ним — бумага и чернила. Он задумался и рассеянно водит пером по листу…

…Вчера… Сегодня… Завтра… Как быстро, неудержимо быстро летят дни! И каждый приносит свое, новое, подчас невероятное!

Сегодня, наконец, выдалось свободное время. Робеспьер может собраться с мыслями. Перед отъездом он дал слово своему другу Бюиссару подробно обо всем писать; кому же, как не ему, уведомлять родной Аррас о том, что происходит здесь, в сердце страны! Но обещать было легко, а вот выполнить — увы! — весьма трудно. Водоворот событий буквально закружил…

В памяти, впрочем, все свежо. События разворачиваются цепочкой, и восстановить их порядок здесь, на бумаге, коль есть досуг, право, ничего не стоит…

…Перо Максимилиана давно уже не вычерчивает узоров и вензелей. Столбиком ложатся даты, а каждая из них — это веха на двухмесячном пути борьбы…

…5 мая… Торжественное открытие Генеральных штатов. Сколь много ждали от этого дня и как были обмануты в своих ожиданиях! Ибо сразу же выяснилось, что монархия и депутаты податных говорят и будут говорить на разных языках. Если король, смотревший на Штаты как на ширму в своих финансовых планах, добивался лишь новых налогов, то депутаты третьего сословия думали о реформах. Они поняли: реформ этих придется ждать не от монаршей милости, а лишь от своей собственной решимости.

Но решимость имелась. Богатые буржуа, они чувствовали себя представителями нации. Поддержка народа делала их гораздо более настойчивыми и энергичными, нежели правительство и «благородные» могли предположить…

…14 мая… Дворянство и высшее духовенство продолжают чинить препятствия работе Штатов. Депутаты третьего сословия выступают с различными проектами преодоления обструкционистской политики верхов…

Максимилиан вспоминает. Один из этих проектов — и неплохой проект — предложил лично он. Это было его первое выступление с трибуны Штатов. Но его предложением пренебрегли, а на него самого не обратили внимания…

… 17 июня… Депутаты податных находят выход. Они смелеют настолько, что провозглашают себя Национальным собранием и предлагают привилегированным объединиться с ними для совместной работы…

Максимилиан вздыхает. Не он ли первый предложил формулу «Национальное собрание»? Формулу приняли, а вот его не разглядели…

…20 июня… Монархия попыталась осадить чересчур смелых плебеев. Их лишили помещения. Дворец «Малых забав», где они обычно совещались, заперли и оцепили стражей. Ну и что же! Народ Версаля указал на другое помещение — пустой зал для игры в мяч. Именно здесь депутаты Национального собрания дали свою знаменитую клятву солидарности, клятву-присягу не расходиться до тех пор, пока не издадут законов, ограничивающих произвол абсолютизма…

Максимилиан горько улыбается. Не он ли был одним из авторов текста этой присяги? Текст использовали, а его опять не пожелали заметить. Да, он оставался неприметным среди всех этих мирабо, сиейсов, байи и барнавов, прославленных мудрецов и блестящих ораторов…

А борьба шла своим чередом.

В конце концов правительству не оставалось ничего другого, как уступить. Привилегированные волей-неволей присоединились к податным…

…9 июля… Национальное собрание объявило себя Учредительным, подчеркивая этим, что считает своей основной задачей учреждение нового строя и выработку конституции.

Крупная буржуазия и солидарная с нею часть дворянства были удовлетворены. Они считали, что революция подходит н концу. Но так ли это? А может быть, революция еще и не начиналась? Может быть, все происшедшее в мае — июне только ее прелюдия?..

Максимилиан пишет. Он пишет долго, потом думает. И пишет опять.

Утром 12 июля Париж имел обычный вид. В предместьях, несмотря на воскресный день, кипела работа. Центральные улицы были полны нарядной публики. Щеголи лорнировали дам, разносчики фруктов, каштанов, устриц громко расхваливали свои товары. Около десяти часов кое-кто обратил внимание на отряды войск — пехоты и конницы, заполнявших подступы к площадям. Показались артиллерийские обозы. К чему бы это?..

И вдруг шепотом стала передаваться страшная весть. Ей еще не верили, еще сомневались, но воскресное настроение разом упало. Послышались гудки. Бросив работу, люди бежали к центру. В пестрой толпе перемешивались фартуки мастеровых, черные костюмы конторских служащих и клетчатые фраки буржуа. Потоки людей двигались в одном направлении: к парку Пале-Рояля.

Парк гудел. Стечение народа было так велико, что казалось, яблоку упасть негде. Наиболее предприимчивые забирались на деревья, чтобы лучше видеть и слышать. Что именно? Этого никто точно не знал.

Но вот в двенадцатом часу славно гром прокатился над толпой. Прибыл вестник из Версаля. Он вспотел и еле идет, его поддерживают под руки. Все расступаются. Да! Сомнений не остается! Измена! Дело народа предано и находится под угрозой!