— Странный вы народ, русские… Я бы никогда не посадил вместе с собой за стол побежденного врага. У вас же, по-видимому, вместе с окончанием боя проходит и злость к противнику.

Насс, не понимавший русского языка, молча пил кофе. Я промолчал, но Запольский ответил американцу:

— Нет, ненависть к фашизму и к классовому врагу у нас, у советских людей, не пропадает никогда. Мы ни на минуту не забываем о причиненном зле и не прощаем фашистам крови, зверств и истребления наших людей, но вообще к немцам у нас такой ненависти нет. Немцы были и есть разные, разное к ним и отношение.

— Тем более что сидящий с нами господин Насс — коммунист, антифашист, спартаковец и наш настоящий товарищ, — вставил я.

Услышав свою фамилию, Насс перестал пить кофе и вопросительно посмотрел на всех. При словах «коммунист» и «товарищ» он закивал головой, улыбнулся и, указывая на себя, сказал:

— Яволь, то-варич, коммунист!

Першинг пожал плечами:

— А для меня все они — враги.

Вошедший Глебов помешал продолжению беседы.

— Товарищ гвардии подполковник, разрешите доложить, — сказал он, останавливаясь в дверях.

— Докладывайте.

— Там, на улице… виноват, позабыл, как она называется, сейчас скажу… — вынимая из кармана бумажку, сказал старшина и медленно прочел: — На штрассе Грю… не… вальд в разбитом доме наши саперы в стене кое-что обнаружили. Прикажете произвести раскопки или сами пожелаете присутствовать?

— В стене? Это интересно, — сказал Рудин.

— Наверно, какой-нибудь фриц, убегая, золото замуровал, — предположил Володя.

Я взглянул в зеркало, стоявшее напротив, и увидел настороженное лицо американца. Не успел я вглядеться в него, как Першинг воскликнул:

— Воображаю, что там… вероятно, всякий хлам добродетельного немецкого буржуа. А все-таки интересно было бы, с вашего разрешения, присутствовать и нам при работах ваших саперов.

— Да-да! Разрешите, Сергей Петрович, — в один голос запросили корреспонденты, — любопытно!

— Читатели американских газет очень любят подобные сообщения, — вставил Першинг.

— А вдруг там мина или какая-нибудь бомба замедленного действия? — предположил я.

— Это пустяки, — махнул рукой Володя. — Мы на них уже насмотрелись.

— Вряд ли, — подумав, сказал Рудин, — хотя от фашистов можно ожидать всего.

Американец ждал решения молча, ковыряя во рту зубочисткой.

— Ну что ж! Если дадите слово, что не будете мешать саперам, разрешаю.

— Спасибо! — сказал Запольский.

— Оцепите это место, — приказал я.

— Уже все сделано, товарищ гвардии подполковник, — сказал Глебов.

— Ну, в таком случае отправляйтесь, товарищи, только прошу не мешать старшине в его работе.

— А вы? — спросил Першинг.

— О нет! Это мало меня интересует. Я останусь с господином Нассом. Тут еще сотни незаконченных дел по бургомистрату.

Гости мои шумно удалились, обрадовавшись случаю, так разнообразившему их пребывание здесь.

— А вечером в театр? — уже в дверях спросил Рудин.

— Конечно, — кивнул ему я.

— Чудесно! — засмеялся Володя.

Мы с Нассом остались одни. Я принялся за бумаги, принесенные им. За окном прогудели машины с отъезжающими корреспондентами. Я сделал несколько резолюций и пометок на бумагах бургомистрата.

— Ну-с, что вы скажете, товарищ Насс? — откладывая в сторону карандаш, спросил я.

Насс улыбнулся и негромко сказал:

— Мне кажется, что ошибки не произошло. Мистер Першинг проявил интерес к обнаруженному кладу. Я заметил это.

— Я тоже! Отлично. Теперь подождем событий, подтверждающих это, а сами займемся текущими делами. Вы вчера навестили Майера?

— Да, я провел у него около часа. Он рассказал все то, что и вам. Больше его не беспокоил никто.

— Вы передали ему, чтобы он сидел дома и не показывался на улице?

— Да. Он понимает, что это необходимо.

Затем Насс доложил мне еще о трех домах, в которых также обнаружено скрытое имущество, брошенное или запрятанное бежавшими из города нацистами.

— Где находится это имущество?

— В разных концах города, в развалинах домов.

— Возьмите на учет и охраняйте до моего приказа, — сказал я.

Мы не спешили с выемкой брошенных хозяевами кладов, в своем большинстве состоявших из мелких ценностей, вроде материи, фарфоровой посуды, серебряных вещей, сервизов, белья и т. п. Все это постепенно и по списку изымалось из потайных мест. Очень хорошо, что умница Глебов так правдиво и так ловко разыграл сегодня сцену с «обнаруженным» кладом.

Закончив дела бургомистрата, я сказал Нассу:

— Прошу установить наблюдение, с кем и где будет встречаться Першинг. Вам это сделать легче, чем мне.

— После вчерашнего разговора я уже делаю это, товарищ подполковник. Сегодня утром, например, он, занимаясь спортивным бегом и прогулкой, встретился с фрау Хальдер, проживающей, — он заглянул в свою книжку, — возле Старого рынка, в доме номер сто сорок четыре, с господином Эрихом Кнорре и парикмахером Таутбаумом, у которого он стригся.

— Вы гений, товарищ Насс, — смеясь, сказал я.

— Нет. Я коммунист, я не верю буржуазии, к какой бы она нации ни принадлежала.

— Перечисленные вами лица подозрительны?

— Двое — нет, третий, Кнорре, вообще говоря, лоялен и пока вне подозрений, но его дочь работала массажисткой у баронессы Манштейн, бежавшей вместе со своим мужем, известным богачом и фашистом, в Ольденбург.

— Ну, это, конечно, еще не большой криминал. Мало ли кого массируют массажистки, бреют парикмахеры и омолаживают институты красоты! Продолжайте следить за американцем, но только так, чтобы он не заметил.

— Этого не случится.

Поговорив еще немного о делах, Насс ушел, а я спустился вниз, где уже слышался сдержанный гул голосов ожидающих приема.

Корреспонденты приехали к двум часам. Оживленно беседуя, они вошли ко мне, рассказывая о том, как участвовали в раскопках на улице Грюневальде.

— Ну что, каково впечатление? — спросил я.

Рудин развел руками.

— Да так… просто любопытно.

Запольский же пояснил:

— Вместо мины — сундуки с бельем, тюки с шелком и домашние вещи, несколько ящиков с ликерами и рейнским вином.

Першинг добавил:

— Ожиданий было много, а результат плачевный. Имущество и скрытые запасы мануфактуры какого-то сбежавшего купца. Ничего путного, кроме белого вина, в этом кладе нет.

— Опись найденного произведена? — спросил я старшину.

— Так точно! Вот подлинник, а копия передана в бургомистрат. Имущество свезено на склад, — доложил Глебов. — Сдано все, кроме пакета с бумагами, который я привез сюда.

— Какого пакета? — спросил я.

— Не могу знать, товарищ гвардии подполковник, написано все не по-русски. Вот господин корреспондент читал и может вам об этом доложить, — указывая на Першинга, сказал старшина.

— Да… я мельком взглянул на них. По-моему, пустяки. Так, незначительная торговая, родственная и деловая переписка между хозяином имущества и его знакомыми, — небрежно ответил Першинг.

Я взял у Глебова вскрытый по краям объемистый пакет. Он был перевязан бечевой.

— Ничего не выронили при вскрытии? — спросил я.

— Нет. Только неумело разорвал конверт и еще хуже завязал, — засмеялся Першинг. — Когда мы нашли его, ой был запакован и завязан куда искуснее, чем сейчас.

— Не беда! — сказал я. — Передам переводчице, она почитает и покопается в нем. А теперь, друзья, садитесь обедать, а меня прошу извинить, я уже ел, да и дела не позволяют мне оставаться с вами. Увидимся через час — И я вышел, сопровождаемый старшиной.

У подъезда стоял блиставший лаком «адлер». Это был трофейный автомобиль, переданный вместе с другими машинами коменданту.

Глебов сел за руль, я примостился рядом. «Адлер» рванулся с места.

— Ну, как? — спросил я.

— Точка в точку, товарищ гвардии подполковник. Прошло как по писаному. Когда мы приехали к оцепленному месту, корреспонденты и этот американец бросились к стене, возле которой стоял часовой. Ну, я сделал вид, будто даже и не знаю, в каком месте этот самый «клад». Корреспонденты, конечно, засуетились, кто фотоаппарат наводить стал, кто ручку вынул…