Второй бандит поднял задний борт, закрыв солнечный свет; мгновенно воцарилась тьма. У многих прицепных фургонов открыт задний борт, но у этого он был наглухо затянут.

Мотор «лендровера» заработал, и фургон выехал задним ходом со стоянки. Меня швырнуло на боковую стенку. Я не смог удержаться на ногах и, скрипя зубами от своей беспомощности, сел на грязный пол.

Я сидел, чертыхался и думал о Треворе Динсгейге.

Поездка длилась значительно дольше часа. Я старался заставить себя не думать о том, что произойдет, когда она закончится.

Наконец, фургон перестало швырять, послышались звуки, означавшие, что его отцепляют; «лендровер» отъехал, и в наступившей внезапно тишине я отчетливо услышал слова Чико.

— Что происходит? — спросил он своего соседа. — Где Сид?

Удара не было слышно, но Чико замолчал.

Верзила, который поднимал борт, теперь снова опустил его. Снаружи был вечер.

— Выходи, — приказал он.

Когда я встал на ноги, он отошел от фургона, держа наготове вилы, зубья были повернуты и мою сторону.

Я выглянул из фургона. Отцепленный от «лендровера», он находился внутри здания, и это здание было закрытым учебным манежем на ферме Питера Рэммилиза.

— Выходи, — повторил он, сделав угрожающее движение вилами.

— Делай, что говорят, парень, — произнес жесткий голос второго бандита, находившегося с Чико. — Да побыстрее.

Я сошел по опущенному борту на пол манежа, покрытый коричневыми стружками.

— Туда, к стене, — сказал бандит с вилами.

Ноги стали словно ватные.

— Спиной к стене. Лицом сюда

Я повернулся и плечами едва коснулся стены.

Позади него стоял Питер Рэммилиз, которого я не мог видеть на фургона. Он, вероятно, вел «лендровер» и находился вне моего поля зрения. Верзила, державший Чико, подвел его к фургону. Чико привалился к борту

— Привет, Сид, — пробормотал он.

Бандит поднял руку с дубинкой и обратился ко мне:

— А теперь послушай, парень. Стой смирно. Не двигайся. Шевельнешься — я прикончу твоего дружка, так что и глазом не успеешь моргнуть. Понял?

Я ничего не ответил. Он кивком подал знак второму, с вилами. Тот медленно и осторожно начал приближаться, направляя зубья вил в мою сторону.

Я взглянул на Чико. На дубинку. Подумал о последствиях и понял, что не могу рисковать. Бандит поднял вилы на уровень моей груда, потом еще выше и приблизил настолько, что одно острие коснулось моего горла. В следующую секунду зубья вил скользнули мимо шеи, прижав меня к стене.

После этого бандит всем своим весом надавил на рукоять, чтобы закрепить вилы в таком положении и помешать мне освободиться. Я почувствовал себя совершенно беспомощным.

Верзила, державший Чико, грубо толкнул его в спину. Когда Чико, как тряпичная кукла, распластался на мягких древесных стружках, он подошел ко мне, чтобы проверить, как держатся вилы и кивнул своему напарнику:

— Занимайся своим делом. На второго не обращай внимания. Я за ним присмотрю.

Я вглядывался в их лица, стараясь запомнить навсегда.

За их спинами Чико встал на ноги, и ка миг я подумал, что он дурачит их, делая вид, что у него сотрясение мозга, а на самом деле находится в полном создании и собирается применить прием дзюдо. Но у него уже не осталось сил.

В отчаянии я увидел, как дубинка вновь обрушилась на голову Чико, он упал на колени. Бандит повернулся ко мне и начал отстегивать ремень.

Я не поверил своим глазам — на поясе у него не ремень, а цепь, длинная и гибкая, как цепочка в напольных часах. К одному концу он прикрепил что-то вроде ручки, ухватил ее и размахнулся. Свободный конец цепи просвистел в воздухе и обвил Чико. Чико дернулся, глаза и рот его широко раскрылись, словно от удивления. Бандит крутанул цепь, она опять вонзилась в Чико, и я услышал, что кричу: «Подонки, проклятые подонки…»

Чико встал на ноги и, шатаясь, сделал несколько шагов, но негодяи двигался следом за ним, размахивая цепью и с силой опуская ее на Чико. Наконец тот упал лицом вниз недалеко от меня. Тонкая сорочка прилипла к его телу, и сквозь нее проступили в разных местах красные полосы крови.

Только когда он затих, истязание прекратилось. Верзила стоял, бесстрастно глядя на Чико и небрежно поигрывая цепью.

Человек с вилами впервые отвел взгляд от меня и переключил внимание на Чико. Он лишь немного ослабил давление на мою шею. Я дернул рукоять с силой, которой он не ожидал, вырвался и бросился с яростью не на бандита, побивавшего Чико, а ка Рэммилиза, стоявшего ближе ко мне.

Я ударил его по щеке изо всех сил, ударил своей культей, дубинкой, начиненной тончайшей техникой стоимостью в две тысячи фунтов. Он завизжал и поддал руки, чтобы защитить голову. «Подонок!» — произнес я и двинул ему по ребрам.

Верзила, избивавший Чико, повернулся ко мне, и я, как Чико до меня, обнаружил, что первой его реакцией было удивление. Но тут же цепь полоснула меня по телу: после раздирающей боли внутри меня вспыхнул неистовый огонь.

Я двинулся на него с яростью, которой не подозревал в себе, и он попятился.

При следующем взмахе цепи я подставил под ее удар свою бесчувственную руку. Свободный конец цепи обвил культю, я воспользовался этим и рванул ее на себя. Он выпустил цепь, которая отлетела ко мне. И если бы, кроме нас, здесь никого не было, я отомстил бы за Чико.

Я сжал кожаную ручку, петли цепи соскользнули с моей руки. Я описал ею круг над своей головой и хлестнул бандита по плечам. Услышав бешеный крик, я понял, что он впервые на себе почувствовал, какую боль причинял другим.

Человек с вилами бросился на меня, и, хотя я увертывался от них, как тореадор, его напарник схватил мою правую руку, чтобы отнять у меня цепь. Я успел развернуться и внутренней стороной металлического запястья ударил его в висок так сильно, что удар толчком отозвался у меня в плече.

На короткий миг я увидел рядом его глаза и понял, что это стойкий боец и что он не будет сидеть на борту фургона и выть, как Питер Рэммилиз.

Но от моего удара по голове он ослабил хватку, и мне удалось вырвать руку. Я отпрыгнул от него, все еще держа цепь, и повернулся, чтобы посмотреть, где тот, с вилами. Оказалось, что бандит отбросил их и сейчас пытался отстегнуть свою цепь. Я кинулся к нему, пока обе его руки были заняты, и дал ему почувствовать действие избранного ими оружия.

За те полсекунды, пока оба шотландца пытались осознать новое для себя ощущение, я успел повернуться и оказаться у похожей на кусок стены огромной двери, которая открывалась, отъезжая в сторону по полозку. Но дверь была заперта задвижкой, уходившей в пол.

Бандит с вилами настиг меня до того, как я успел попытаться поднять задвижку. В следующую секунду и я почувствовал, что его пояс не похож на ремешок от часов, а скорее напоминает цепь, на которую сажают собак.

Я обернулся к нему, хлестнул своей цепью по его ногам. Он взвыл и ринулся на меня. Второй бандит оказался у меня за спиной.

Один вырвал у меня цепь, а другой схватил сзади за руки. Но мне все же удалось вывернуться из этих объятий, и я побежал сначала вокруг фургона, потом вдоль стен, но в конце концов, измотавшись, в изнеможении свалился на мягкий пол.

Я лежал, уткнувшись лицом в опилки, и слышал, как они тяжело дышат, стоя надо мной.

Очевидно, Питер Рэммилиз подошел к ним, потому что я услышал его голос совсем близко. В голосе звучала злоба.

— Убейте его, — сказал он. — Убейте.

— Убить? — спросил тот, который занимался Чико. — Ты что, с ума сошел? Да, этот парень…

— Он сломал мне челюсть.

— Ну и убей его сам. — Он закашлялся. — Нас через пять минут заметут. Слишком много людей нас видело.

— Я хочу, чтобы вы его убили, — твердил Рэммилиз.

— Платишь-то не ты, — огрызнулся шотландец, все еще тяжело дыша. — Мы сделали все, что нам было приказано, и баста. Теперь зайдем к тебе выпить пивка, а как стемнеет, выбросим этих двоих на дороге, как договаривались, и делу конец. И прямиком на север сегодня же вечером, мы и так слишком долго здесь валандались.