— Эдди Кит? — переспросил я.

— Вы зря волнуетесь, Сид, — усмехнулся сэр Том$е, — я сказал ему, что скачки многим вам обязаны и что Жокейский клуб никоим образом не будет вам мешать. И можете считать, что это не только моя позиция, но и всех официальных лиц в Жокейском клубе.

Мы пошли в дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен» и поднялись по лестнице в устланную ковром комнату, стеклянная стена которой выходила на скаковую дорожку. В комнате, уже находились люди, и слуга разносил напитки на подносе.

— Полагаю, что вы знакомы с большинством присутствующих, — сказал сэр Томас, радушно представляя нас. — Мадлен, дорогая… — обратился он к своей жене, — ты знакома с лордом Фрайерли и Сидом Холли? — Мы пожали ее руку. — Ах, да, Сид, — сказал он, дотронувшись до моей руки, чтобы повернуть меня лицом к еще одному гостю. — Вы не знакомы с Тревором Динсгейтом?

Мы смотрели в упор друг на друга, быть может, одинаково ошеломленные. Последний раз он видел меня лежащим на спине в амбаре, парализованным от страха. Он и сейчас прочтет его на моем лице, подумал я.

— Вы, оказывается, знакомы? — спросил сэр Томас, слегка удивленно.

— Да, мы встречались, — ответил Тревор Динсгейт.

В его глазах и голосе, по крайней мере, не было издевки.

Сэр Томас сказал светским тоном:

— Я только что говорил Сиду, как Жокейский клуб ценит его услуги, и это, видимо, совсем лишило его дара речи.

Ни Тревор Динсгейт, ни я ничего не ответили. Сэр Томас вновь слегка поднял брови и сделал новую попытку.

— Ну, ладно, Сид, каков ваш прогноз на главный заезд?

— О… Я думаю, Уайнтейстер.

Мне казалось, что у меня напряженный голос, но сэр Томас этого, видимо, не почувствовал. Тревор Динсгейт смотрел на бокал с золотистой жидкостью. Один из гостей обратился к сэру Томасу, и он повернулся. Тревор Динсгейт сделал шаг ко мне. Он заговорил быстро и жестко. Голос его был лишен жалости.

— Если вы нарушите обещание, я сделаю то, о чем предупредил вас.

Он не отводил глаз до тех пор, пока не убедился, что до меня дошли его слова.

Время шло. Уайнтейстер потерпел поражение в главном засаде, а в следующем заезде жокей Ларри Сервер доскакал на лошади синдиката Филипа Фрайерли до конца поля и остановился там. Мое состояние не улучшилось, и после пятого заезда я решил, что бессмысленно оставаться дольше, поскольку я не мог даже думать связно.

За воротами слышался обычный гогот шоферов, прислонившихся к своим автомобилям в ожидании хозяев. Среди них затесался один из жокеев стипль-чеза, лицензии которых на время были признаны недействительными за то, что они брали взятки у Рэммилиза. Я кивнул ему, проходя мимо.

— Джекси!

Я направился к машине, открыл дверцу и бросил бинокль на заднее сиденье. Сел за руль. Включил зажигание. Помедлил с минуту и подъехал задним ходом к воротам.

— Джерси, — позвал я, — садись. Я покупаю.

— Что покупаешь? — Оп подошел, открыл дверцу с другой стороны и сел рядом. Я вынул бумажник из заднего кармана брюк и, бросив его Джекси на колени, выжал сцепление.

— Возьми все деньги, — сказал я и выехал на шоссе.

— Все взять? — спросил он недоверчиво.

— Я хочу знать о Питере Рэммилизе.

— Только не это. — Он рванулся к дверце, но вовремя опомнился.

— Джекси, — сказал я, — никто не слышит, кроме меня, и я никому не передам. Ты только скажи, сколько он тебе заплатил и за что, и вообще все, что вспомнишь.

Он помолчал. Потом проговорил:

— Это стоит больше, чем моя жизнь, Сид. Говорят, что он привез двух профессионалов из Глазго для особой работы, и всякий, кто встанет сейчас у него на пути, будет растоптан.

— Ты видел этих профессионалов? — спросил я, подумав, что мне-то они были хорошо знакомы.

— Нет. Ходят слухи.

— А насчет того, что это за особая работа, слухи не ходят?

Он покачал головой.

— Что-нибудь связанное с синдикатами?

— Сид, ты же не ребенок! Все, что касается Рэммилиза, всегда связано с синдикатами. Он заправляет почти двумя десятками.

— А какая у него такса за такой номер, какой сегодня отколол Ларри Сервер?

— Сид, — взмолился он.

— Как ему удается посадить типа вроде Ларри Сервера на лошадь, к которой его никогда не допустили бы?

— Он мило просит тренера, протягивая полную горсть денег.

— Подкупает тренеров?

— Иногда это вовсе не трудно. — Он помолчал. — Не ссылайся на меня, но имей в виду, что прошлой осенью были заезды, на которых всех лошадей до единой выставил Рэммилиз. Он просто кроил скачки, как хотел. Бедняги букмекеры не могли понять, откуда на них обрушился удар.

Джекси снова пересчитал деньги.

— Ты знаешь, сколько здесь? — спросил он.

— Примерно.

За десятку или двадцатку Джекси соврал бы мне без зазрения совести. Но нас связывали общие воспоминания.

— Джекси, — сказал я, потеряв терпение. — Будешь говорить или нет?

— Да. Так и быть… Рэммилиз платил мне в десять раз больше обычного жалованья за то, что я проигрывал скачки. Слушай, Сид, ты клянешься, что это не дойдет до его ушей?

— От меня — нет.

— Он покупает вполне хороших лошадей. Лошадей, которые способны победить. Я думаю, он иногда зарабатывает на них до пятисот процентов. У него есть два приятеля — зарегистрированные владельцы лошадей. Он вводит их в каждый синдикат, а те ухитряются привлечь к делу какую-нибудь важную персону, и вся афера принимает законный вид.

— Кто же эти два приятеля?

Он попыхтел, но все-таки назвал имена. Одно ничего мне не говорило, зато другое фигурировало во всех синдикатах Филипа Фрайерли.

— Лошадей тренирует любой, кто может выпустить их в прекрасной форме за двойную плату против обычного тренерского жалованья и не задавать вопросы. Затем Рэммилиз решает, на каких скачках лошади будут бежать, к они все делают результат ниже своих возможностей, понимаешь?

— A как же случилось, что никто в Жокейском клубе, — спросил я как бы между прочим, — не разузнал об синдикатах и ничего не предпринял против Рэммилиза?

— Это всего лишь догадки. Понимаешь, я как-то краем уха слышал…

— Ну?

— Я ждал однажды за воротами в Кемптоне, и вышли два букмекера. Один из них сказал, что есть, мол, такой субъект в Службе безопасности, который все уладит, если цена будет подходящая. — Он снова помолчал. — Я не верю в это. Уж, по всяком случае, не в Жокейском клубе. Сид, — попросил Джекси. — Не вздумай ссорить меня с начальством. Я не повторю то, что тебе сейчас сказал, ни одному распорядителю.

В пятницу после обеда я поехал в Ньюмаркет к тренеру Мартину Ингленду. Я нашел его во дворе возле конюшен.

— Сид! — воскликнул он, увидев меня, по-видимому, действительно обрадовавшись. — Вот здорово! Я как раз начинаю вечерний обход конюшен. Ты не мог выбрать более удачное время.

Мы вместе переходили от стойла к стойлу — обычный ритуал, когда тренер осматривает каждую лошадь, проверяет ее состояние, а гость восхищается и делает комплименты.

— Смотри, это Флотилла, — сказал он, подходя к очередному стойлу. — Трехлетка. Он будет бежать на скачках Данте в Йорке в будущую среду, и, если выступит успешно, его заявят в Дерби.

Мы продолжали обход.

Быть может, именно это мне и нужно, подумал я, сорок лошадей, большая нагрузка, обычные занятия…

На следующее утро в 7.30 я спустился к конюшням в верховых брюках и фуфайке. Мартин, стоявший со списком в руках, прокричал мне «доброе утро», и я направился к нему, чтобы узнать, на какой лошади он разрешит мне поездить.

Конюх выводил Флотиллу. Я следил за ним с восхищением, потом повернулся к Мартину.

— Ну, что же, давай, — сказал он. Лицо его было радостным, глаза блестели. — Бери Флотиллу.

Я рывком повернулся к жеребцу, совершенно потрясенный. Его лучшая лошадь, его надежда на Дерби, а я — растренирован и с одной рукой.

— Не хочешь? — спросил он. — Я бы дал его тебе десять лет назад по праву. Мой жокей уехал в Ирландию на скачки. Так что выбор один: либо ты, либо кто-нибудь из конюхов, и, честно говоря, я предпочел бы тебя.